Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №16/2001

ЖИЗНЬ СЛОВА

ПАРОНИМИЧЕСКАЯ АТТРАКЦИЯ ИЛИ
НАРОДНАЯ ЭТИМОЛОГИЯ?

С.Е.НИКИТИНА

В одном из вопросно-ответных духоборских псалмов (54) спрашивается: «Что ты – сор земли или соль земли?». Ответ: «Я соль земли, я Божьим словом просолен, а именем прославлен» (Материалы... 1954: 82).
Нетрудно заметить здесь то самое явление, которое «прославлено» В.П. Григорьевым под именем паронимической аттракции, и сам псалом ею буквально «просолен». В этом маленьком псалме представлено, по В.П. Григорьеву (1977), сразу два вида паронимической аттракции: антонимическая (соль – сор, кстати, духоборцы это противопоставление сделали за полтора-два века до А.Вознесенского) и синонимическая (просолен – прославлен).
Следуя далее опять за В.П. Григорьевым, мы зададимся вопросом: не случайно ли это явление «Животной книги» духоборцев, где содержится более 350 псалмов? Ведь только когда таких случаев много, мы можем говорить о паронимической аттракции как характерном признаке текста. Просмотр текстов псалмов убеждает: нет, это не случайно. Смысловые сближения сходно звучащих слов буквально «прошивают» многие тексты псалмов. Так, псалом 4 почти весь посвящен смысловому отождествлению разнокоренных и сходно звучащих слов: «Лазарь есть разум, кадило есть великое дело, голова есть глагол Божий. Некоторые такие сближения идут подряд: 22 (номер вопроса): Что есть нос? – Нос есть ношение; 23: Что ухо? – Ухо есть хотение; 24: Что есть уста? – Уста есть составление самого Христа, Бога нашего дела; 25: Что есть рука? – Рука есть речение; 26: Что есть нога? – Нога есть путь; 27: Что есть путь? – Путь есть поучение». И через несколько вопросов – 37: «Которой ты слободы? – Я слободы Троицы, где Господь строится». (Материалы... 1954: 33).
Очевидно, что звуковые повторы здесь разной степени глубины (ср. глубокий повтор Троица – строится и достаточно далекую в этом отношении пару путь – поучение).
Может показаться, что в приведенных примерах семантические сближения – чистая игра слов, где трудно увидеть семантическую мотивировку, например, Лазарь – разум, ухо – хотение, нос – ношение, ср. у Высоцкого: Мимо носа носят чачу. Однако эта звуковая игра построена как толкование слов. Так что же перед нами – паронимическая аттракция или народная этимология?
Обратимся к лингвистическим словарям и посмотрим, как соотносятся между собой понятия паронимической аттракции и народной этимологии. В словаре О.С. Ахмановой народная этимология толкуется как «стремление искать в словах внутреннюю форму в качестве рационального объяснения значения слов без учета реальных фактов их происхождения» (Ахманова, 1966: 529) и имеет своим синонимом термин «паронимическая аттракция» (по французской традиции, представленной в словаре Марузо). Но разве, создавая звуковые притяжения, поэты стремятся найти «рациональное объяснение значения слов»? Большинство современных исследователей не согласится с тем, что термины «паронимическая аттракция» и «народная этимология» обозначают одно и то же. Конечно, сходство очевидно: в обоих случаях мы имеем дело со звуковым повтором и с импликативным суждением: если есть звуковое сходство, то существует и близость смысловая. Оба явления относятся к сфере не объективной языковой действительности, а языкового сознания – поэтического и народного (последнее в народной культуре является часто одновременно и поэтическим). Однако паронимическая аттракция и народная этимология в своих эталонных образцах имеют разные функции: первая – эстетическую, вторая – объяснительную, а также ряд различий, обусловленных именно различием в функциях. Остановимся на тех, которые нам представляются существенными.

1. Поэтические паронимы А и Б (минимально это пара) в большинстве случаев, как отмечает Н.А. Кожевникова (1990: 146), синтаксически связаны, при этом типы словосочетаний могут быть самыми разными: наиболее часто паронимические отношения связывают однородные члены, подлежащее и сказуемое, члены атрибутивных сочетаний, члены генитивных сочетаний, члены группы сказуемого, реже подлежащее и причастие, существительное и несогласованное определение и ряд других конструкций. Что касается народной этимологии, то она дается либо в форме толкований Х – это Y (где Х – А, а В входит в состав Y, который в поверхностном тексте может реализоваться в различных синтаксических конструкциях), либо она запечатлена в трансформированном облике слова типа спинжак или полуклиника, где пароним инкорпорирован в объясняемое слово.

2. В паронимической аттракции связь паронимов двусторонняя, равноправная, симметричная – в том смысле, что оба они в одинаковой степени являются друг для друга источниками смысла. В пастернаковском реплики леса окрепли то ли в репликах есть крепость, то ли окрепли, потому что реплики, его же принципы и принцы равно могут наполнять смыслом друг друга. Не то в народной этимологии. Форма толкования, эксплицирующего мотивировку, уже делает отношение между мотивирующим и мотивируемым иерархическим и направленным от В к А: «каротелька (А) – сорт морковки, она как обрублена, коротенька (В)», «обабки (А) – они как бабки, таки толсты (В)» (эти примеры народной этимологии заимствованы из: Блинова, 1989). Ср. также с народной этимологией слова обряд, зафиксированной мною у молокан: «обряд – это обретенное от предков, то, что от них обрели», – замечательный пример того, как неправильная с точки зрения научного лингвистического подхода этимология полностью отвечает народной традиционалистской модели мира.

3. Симметричность связи и отсутствие эксплицированной мотивировки в паронимической паре уже предполагает творческую свободу в восприятии адресата, поэтому в паронимической аттракции существует принципиальная множественность интерпретаций каждого конкретного звукового столкновения слов. В народной этимологии такая интерпретация, как правило, единственна и однозначна, ибо она навязывается адресату толкованием. В народной культуре, существующей во множестве локальных вариантов, может быть много разных народно-этимологических объяснений одного и того же слова, однако внутри данного локального варианта интерпретация, как правило, единственна.

4. Отметим также, что в народной культуре, в отличие от профессиональной поэзии, и выбор паронимов, и их интерпретация коллективны – примером тому могут служить многочисленные тексты народных примет типа: со святого Луппа мороз овес лупит (т.е. он осыпается) или Федор Студит землю студит.

А теперь возвратимся к сходству паронимической аттракции и народной этимологии. В том и в другом случае элементы соответствующих культурных моделей мира связаны только через звуковое сходство. Можно сказать, что паронимическая аттракция и народная этимология осуществляют на фонетическом уровне то, что делает метафора на лексическом: показывают связность мира там, где обычный глаз и ухо, а также научное рассмотрение ее отвергает.
Заметим, что народная этимология не лишена эстетических установок и часто не уступает в этом поэтической аттракции. В качестве примера приведу фрагмент из сочинения, посвященного словам и принадлежащего одаренной любительнице народно-этимологических изысканий Е.П. Соколиной:
«А теперь посмотрим, что получится, если рядом окажутся слова рог и сто, да если еще они друг другу “приглянутся”, – результаты получаются прямо-таки фантастические.
Итак, объединились слова рог и сто, получились некто сто-рог-ий и некто сто-рож-кий.
Ясно, что в обоих словах первое слово сто, а второе рог, рожок. Всего-то изменилось, что в одном слове было г, а во втором вместо г стало ж. Но как же от этого меняется смысл! Первое слово сто-ро-гий, или иначе ст-рог-ий, т.е. кто-то очень серьезный, будь то зверь или человек, но шутить с ним не следует, можно налететь на крупную неприятность, лучше обойти его стороной, помня, что строгий – имеющий сто рогов – требует уважения, в слове слышится скрытая мощь.
Иное дело сто-рож-кий – весьма неуверенный в своих силах, даже пугливый, готовый при первом признаке опасности спасаться бегством.
В этом слове, вероятно, была изрядная доля юмора – «хоть ты имеешь сто, но не рогов, а рожек, а для защиты они не очень-то годятся, и потому слушай внимательно, смотри в оба и в случае чего живенько спасайся со всеми своими рожками».
При очевидной этимологической беспочвенности сближения слов строгий и сторожкий это описание привлекает поэтической свежестью в ощущении слова.
Как показали Н.И. и С.М. Толстые (1988), в славянской народной культуре народная этимология перерастает в нечто большее: она приобретает функцию одного из наиболее продуктивных приемов организации мифопоэтического и ритуально-магического текста и превращается в особый род магии – магии этимологической, тем самым часто выходит за пределы текста, стимулируя какое-либо коллективное действие или, наоборот, предостерегая от него. Так, в соответствии с русскими народными верованиями на святого Пуда нужно было доставать пчел из-под спуда, на Луку сажали лук в грядки, а на Василиска не сеяли, не пахали, чтобы поле не засорилось и не родились васильки. Но есть нечто от этимологической магии и в поэзии: всеобщая связность мира скорее не показывается, а утверждается, заклинается создаваемым поэтом напряжением звукового сходства.

А теперь вернемся к духоборским псалмам, где и поэтическая паронимическая аттракция, и народная этимология слились воедино. Это сакральные тексты, в которых утверждается некоторый символ веры и которые устанавливают истинные в духоборском понимании, скрытые для обычных людей связи между вещами, меняя тем самым, преобразуя привычное их понимание. Отрицая церковь как человеческий, а не божественный институт, отвергая всю внешнюю атрибутику христианской церкви, духоборцы в своих псалмах используют слова, эти атрибуты обозначающие, но дают им иное толкование на основе звукового сходства с понятиями, к этим атрибутам не имеющими отношения, и тем самым утверждают их, но в ином качестве. Например, в псалме 35 говорится: «Что есть престол? – Престол есть пристанище истинных христиан». Или: «Что есть кадило? – Кадило есть общее дело».
Глубоко преклонение духоборцев перед Словом – ведь у них, лишенных по собственной воле визуальных символов христианства, «умозрение в красках» (Трубецкой об иконе) заменилось «умозрением в звуках». Слово – Божие, оно послано. Словосочетание посланное слово – пример паронимической аттракции – одно из самых частых в псалмах. Акты «правильного» говорения и называния ценятся очень высоко. Духоборец на вопрос: «Кто ты – мужик или казак?» – отвечает в псалме 35: «Казак. – Почему ты казак? – Смею Божие слово сказать, Сатану связать» (Материалы... 1954: 41). Казак выше мужика именно потому, что может слово сказать, связывающее Сатану, и гордое название казак производится от сказать.
Заметим, что в духоборских псалмах, где ищется смысловая общность между словами, практически нигде нет того искажения слова, которое присуще народной этимологии, дающей результат в виде скупелянта, полуклиники и пышного букета лесковских словечек.
Псалом, с которого мы начали статью, являет собой высокий образец поэзии. Еще один пример звуковых повторов – псалом 177: «Фарисеи плевелы рассеивают – разумейте се. Плоть похоть уловляет – удержите ю. Змей смертью убивает – не убойтесь его» (Материалы... 1954: 168). В первой фразе паронимами являются слова фарисеи и рассеивают (звуковой состав слова фарисеи почти целиком вкладывается в рассеивают и отличается только одним признаком звонкости/глухости в/ф), во второй фразе звуковым повтором разной глубины связаны все слова (заметим, что духоборцы – носители южнорусских говоров смягчают т в глаголах третьего лица единственного числа и поэтому скажут уловляеть, усилив фонетическое сходство с плоть и похоть и удержите), в третьей фразе связаны попарно слова змей и смерть, убивает (опять в произношении т мягкое!) и убойтесь.
Однако в отличие от поэзии духоборские тексты дают, и не просто дают, а утверждают как истину и догму, объяснение семантики слова народно-этимологическим способом. Утверждая смысл, утверждают свой мир, и здесь отчетливо видна магическая функция слова (кстати, подобное обращение со словом характерно для сакральных текстов многих сект).

Итак, не только тексты народной культуры, основанные на дохристианских мифологических представлениях, хотя и использующие часто имена христианских святых или христианских праздников (см. приведенные выше примеры русских календарных примет), имеют некоторую магическую направленность, но и священные тексты псалмов русских народных протестантов-христиан. Вспомним, что такая же магическая направленность есть у скальдических текстов, в которых аллитерация является одним из главных признаков стиха (Матюшина, 1994).
Смысло-звуковой мир духоборцев своим истоком имеет русское народное языковое сознание. Когда духоборцы произносят слова псалма «Я слободы Троицы, где Господь строится», связывая Троица и строится, то вспоминается поговорка Без Троицы дом не строится. Однако это звуковое сближение – не просто заимствование. Понятие Троицы для духоборского сознания чрезвычайно важно. Божественная Троица воплощена в человеке: Бог-Отец – память, Бог-Сын – разум, Бог – Свят Дух – воля, Бог живет в человеке, человек – храм Божий, духоборское богочеловеческое учение прежде всего повествует о строительстве Бога-Троицы в человеке. И если мы внимательно посмотрим на важнейшие религиозные и культурные концепты духоборских текстов, то увидим, что почти все они втянуты в пространство звуковых повторов: Слово послано, лицо есть лик, ликование в пресветлом раю, пелена есть Божие пение, дуга – Дух Божий, венец – слава вечная, престол есть пристанище истинных христиан и т.д. Можно сказать, что в основе культурно-религиозной модели мира духоборцев лежит народная этимология и паронимическая аттракция. Интересно, что духоборцы переосмыслили мотивированное название, данное им архиепископом Амвросием в конце XVIII века: духоборцы – борцы против Святого Духа, поскольку они не признавали церковную иерархию. Духоборческое – ровно противоположное – осмысление своего названия отразилось в народно-этимологическим тексте псалма: «Христианин духом Богу служит... от Духа берет, Духом утверждает и Духом воюет» (Материалы... 1954: 48).
Существуют исследования о влиянии языка на религиозное сознание, на образ мысли. Русский мыслитель Г.Федотов (1991) одним из первых указал на то, как в русском сознании под влиянием звукового сходства соединились по смыслу имя Христос и слово крест, на самом деле этимологически никак не связанные; как оттого, что греческое baptidzo было переведено вместо погружаю – крещу, тесно связались между собой крещение и крестная смерть Христа.
Однако известно, что образ мысли может воплотиться в образ жизни. В духоборских псалмах сказано, что духоборцы «роду путешественного», что их «вольный крест – нищета и вечное странничество». На духоборской женской шапке, представляющей собой сложный текст с множеством семиотических прочтений, есть единственно однозначно прочитываемый элемент – нашитые шелковые полосы, отходящие по обе стороны от яркого лоскутного пучка спереди – это духоборская дорога во Вселенной. Духоборцы очень много странствовали – по своей воле или вынужденно – вплоть до последних лет. Не поддерживается ли такое ощущение жизни, такой способ жить и тем, что дорога (дарога, как говорят акающие духоборцы) есть дар, дарование Духа Святого?

Итак, духоборские тексты демонстрируют максимальные возможности звукового сближения – от обычной игры слов (Лазарь – разум) к народной этимологии (казак – сказать), поэтической паронимической аттракции (просолен – прославлен) и дальше к магической функции построения своего коллективного сакрального мира, в котором Посланное Слово ведет духом борющихся за Дух людей – вечных странников во Вселенной – в дорогу, которая есть Дар, в путь, который есть По-учение.

Литература

Ахманова О.С. Словарь лингвистической терминологии. М., 1966.
Блинова О.И. Языковое сознание и вопросы теории мотивации // Язык и личность. М., 1989.
Григорьев В.П. Паронимия // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. М., 1997.
Кожевникова Н.А. Звуковая организация текста. Паронимическая аттракция // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический стиль и идиостиль. М., 1990.
Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола / Под ред. Владимира Бонч-Бруевича. Вып. 3. Животная книга духоборцев. Виннипег, 1954.
Матюшина И.Г. Чтения по истории и теории культуры. Вып. 8. Магия слова. М., 1994.
Толстой Н.И., Толстая С.М. Народная этимология и структура ритуального текста // Славянское языкознание. X съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1988.
Федотов Г. Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам. М., 1991.

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru