«Кто похвалит меня лучше всех?»

Необходимость стимулировать творчество ученика представители различных педагогических школ и течений пытаются обосновывать и доказывать по-разному, но никто не пытается эту необходимость оспаривать. «Творчество во всех его проявлениях делает уроки родного языка полезными, интересными и особенно эффективными» – подобные утверждения не нужно доказывать, поскольку они аксиоматичны.
Обычно учителя, которым удается заинтересовать ребят творчеством, пишут нам о том, как они этого добились, какие задания предлагали, или о том, какими ученическими достижениями они могут похвастаться. Честно говоря, как показывает моя преподавательская практика, любое сочинение на небезразличную ребятам свободную тему обречено на успех: несколько человек в классе непременно напишут что-нибудь замечательное, да и в самых неудачных работах обычно находится хоть абзац, хоть словечко, хоть образ, хоть мысль, заслуживающие одобрения и даже восхищения. Так что, как ни парадоксально, в детском творчестве важнее всего не результат, а та работа, которую должны проделать учитель и ученик после написания сочинения.
Из общепедагогических соображений юного автора надо похвалить – но только за что-то действительно удачное. Для этого надо проанализировать каждую работу как литературное произведение. Действовать можно по стандартному плану.

Сюжет. Может ли 10–13-летний ребенок (а именно в этом возрасте наблюдается пик «зрелого» детского сочинительства) придумать совершенно оригинальный сюжет? Вряд ли; более вероятно, что в работе вы найдете фантазии на темы прочитанного или увиденного по телевизору. Но ведь и настоящая литература знает «вечные» сюжеты – о Дон Жуане, к примеру. Ребенок, не знакомый с идеей авторского права, обычно и не осознает свой невольный плагиат. По-видимому, разумно было бы расспросить его, не опирался ли он на чужие идеи, а затем деликатно указать на известные вам параллели. За красиво обыгранную чужую идею стоит похвалить; можно посоветовать ученику использовать в собственном тексте явную отсылку к тексту-источнику (скажем, если заимствуется сюжетный ход из «Робин Гуда», то будет справедливо сравнить героя со знаменитым предшественником). Приведу один пример.

В № 16/2002 и 22/2002 мы опубликовали сказку Жени Панкратова «Принц Вон де Кор». По Жениному замыслу принц отправляется в будущее в надежде вылечить свое сердце. Путешествие героя во времени мотивировано приблизительно так же, как путешествие Железного Дровосека в Изумрудный город. Однако и А.Волков, автор популярной сказки, пересказал чужое произведение! Да и вообще идея исцеления – обретения сердца восходит по крайней мере к сказке Х.К. Андерсена «Снежная королева». И тем не менее за этот не слишком оригинальный сюжетный ход Женю нужно похвалить: ведь благодаря этому появление героя в будущем мотивировано, логически оправдано: ведь медицина, бесспорно, шагнула далеко вперед. А уж если бы Женин герой при знакомстве с принцем восхищенно присвистнул и сказал что-нибудь вроде «Ну, ты переплюнул Железного Дровосека!», то и самый строгий критик не придрался бы к нашему автору.

Вообще Женя Панкратов заслуживает особого разговора. Дело в том, что он прислал нам продолжение своей сказки, а точнее – ее новую, расширенную версию. При этом уже опубликованные куски он отредактировал – сам, без наших советов. Приведу отредактированный автором вариант второй главы.

Кирилл сидел за компьютером. Каникулы только что начались, и ему захотелось сочинить стихи.
– Пап! – крикнул он. – Какая рифма к слову забота?
– Работа! – ответил отец, закручивая гайку. Сергей Дмитриевич был профессором и изобретателем.
– А к слову вопрос? – не унимался Кирилл.
– Работа!
– У тебя на уме одна работа!
– Работа! Меня ждет работа!
Мальчик продолжал писать стихи:

Взрослый любит общаться с дитем,
И это его работа.
Но ответьте мне на вопрос:
Нужна ли дитю та забота?

Кирилл учился в пятом классе, ходил в музыкальную школу, и у него было много увлечений.
– Я пойду гулять, – крикнул Кирилл, надел куртку – и был таков.
На улице он подошел к киоску и купил жвачку. Это увидел один старшеклассник. Он подошел к Кириллу и начал требовать денег.
– Шпрот! – ахнул Кирилл.
– А-а, это ты, Малек, – протянул верзила, узнавая Кирилла.
Шпрот был главарем банды Консервов. У него была привычка давать всем «рыбные» клички – Карп, Сом, Вобла, Карась... Всех ребят младше себя он называл Мальками.
– Ты плохо поступил, что не дал мне денег, – сказал Шпрот и толкнул Кирилла в грязь. – Я назначаю тебе встречу завтра в двенадцать. И попробуй не прийти!
– Пока! – крикнул ему вслед Кирилл, поднимаясь и оглядывая свою испачканную одежду.
После этого пришлось вернуться домой. Отца все еще не было дома. «Отцу надо сменить работу», – подумал Кирилл. Он подошел к зеркалу...
...Вдруг из зеркала вылетел мальчик в карнавальном костюме.

В новой версии герой сказки Женя превратился в Кирилла, то есть перестал быть тезкой автора (об этом эффекте я упоминала в статье «Муки творчества», см. с. 1, 2 настоящего номера). Но главное отличие не в этом, а в гораздо большей прописанности сюжета и в более тщательной мотивированности событий. Как мы видим, Женя вообще весьма внимателен к мотивировкам – чувствуется мужская логика. (Уверена: скоро он заметит, что папа Сергей Дмитриевич в начале главы только собирался на работу, а в конце его «все еще не было дома».) Кстати, гораздо более мотивированной стала неприязнь главного героя к Шпроту, а образ главаря банды Консервов стал более зримым. В целом же Женя, несомненно, сделал шаг вперед к прописыванию сюжета.

Композиция. Может ли ребенок самостоятельно придумать красивое композиционное решение? Это практически нереально. Изящная композиция детского сочинения чаще всего является признаком того, что мы столкнулись с «ремейком» чужого, взрослого произведения. Но некоторые композиционные находки встречаются и у самых юных.
Например, Диана Пчелкина (отрывок из ее сказки «Тайна человека-привидения» мы публикуем сегодня, см. с. 14) для привлечения внимания читателя не только полностью устраняет экспозицию, но и усиливает эффект неожиданности загадочным заклинанием. Диана вообще мастер неожиданных переходов и поворотов, для нее композиционная эффектность важнее строгой логической выстроенности текста!
Но не стоит огорчаться, если юный автор блуждает в дебрях цепочечных построений, – это неизбежно в период ученичества.

Образы. Конечно, в детских сочинениях образы часто эскизны. Впрочем, некоторые мои ученики создавали великолепные «портреты» окружающих нас предметов – любимого вертящегося стула, пробки из винной бутылки (кое-какие интересные работы моих восьмиклассников были процитированы в статье «Ода сочинениям на свободную тему» в № 1/99). Человеческие же образы – вероятно, из-за недостатка жизненного опыта – в детском исполнении редко бывают жизненными (например, у Дианы колдун и монстр написаны более яркими красками, чем бабушка или брат с сестрой).
Но бывают и удачи: в опубликованной части сказки Женя Панкратов замечательно обрисовал главного героя, упомянув о его пристрастии к «трусам и майкам по колено», а в приведенном выше отредактированном фрагменте образ папы, Сергея Дмитриевича, создается с помощью навязчивого повторения слова работа. Здесь чувствуется умение использовать при прорисовке портрета художественную деталь.

Фантазия. Именно желание воплотить в слове фантастические картины, рождаемые воображением, приводит ребенка к тому, что он начинает выстраивать сюжет и продумывать детали своих приключений. Скажем нашим ученикам спасибо за фантазию – даже если ее питают самые нелепые создания мирового кинематографа! В конце концов, как известно, из бог знает какого сора может вырасти и нечто гениальное...

Язык. Сфера деликатнейшая. Здесь заслужить похвалу, увы, гораздо труднее. Разговор о грамматико-стилистических ошибках должен быть не публичным, а строго индивидуальным (и все равно дети огорчаются). Поэтому наших юных авторов я обсуждать не буду – скажу лишь, что они не без греха.

Авторское я. Дети обычно не любят писать от первого лица. Им достаточно поделиться с героем своими чертами – именем, может быть, бабушкой, которая любит собирать грибы. Они заводят себе братьев и двойников, чтобы спрятать свои тайные мысли, чувства и желания от нас, настырных взрослых. А мы читаем между строк и догадываемся, что один тайно влюблен, а другая мечтает о надежном друге, с которым не страшно в огонь и в воду; третий, похоже, видел, как кого-то запугивают хулиганы.
Дети смутно ощущают, насколько непрочно, зыбко их знание о реальном мире, и потому убегают в прошлое, в будущее, в мифическую «заграницу» (не здесь ли кроется загадочная любовь к иностранным именам?). Кроме того, им приятна сама мысль, что они участвуют в чем-то необычном, – это ведь не учеба (да здравствуют каникулы!), не работа, о которой целыми днями твердят родители. Пока им хочется читать и писать не об очевидном, а только о невероятном. Пусть их пишут! А мы на уроках будем потихоньку увлекать в мир обыденного и учить их видеть в нем удивительное.

Я уверена, что мы еще не раз будем обращаться к теме детского творчества. И хотела бы обратиться с особой просьбой к тем учителям, которые успешно, не обижая ребят, работают с грамматико-стилистическими и логическими ошибками в творческих работах. Поделитесь опытом с читателями нашей газеты!