ПРЕДСТАВЛЯЕМ КНИГУ
Е.Я.ШМЕЛЕВА,
А.Д.ШМЕЛЕВ
Серьезно о смешном
(По книге «Русский анекдот:
Текст и речевой жанр». М.: Языки славянской
культуры, 2002)
В самом начале ХХ века в русской
языковой культуре возник и в 20–30-е годы
распространился новый тип фамильярного и
семейно-бытового общения — рассказывание
анекдотов. В это же время лексикализуется особое
значение слова анекдот — короткий устный
смешной рассказ о вымышленном событии с
неожиданной остроумной концовкой, в котором
действуют постоянные персонажи, известные всем
носителям русского языка.
«А вот еще анекдот...»
Рассказывание анекдота отличается от
большинства других речевых жанров тем, что
рассказчик (субъект речевого жанра) никогда не
претендует на авторство текста анекдота. Когда
человек шутит, это предполагает, что он сам
придумал шутку, — пересказать чужую шутку не
значит пошутить самому. Конечно, может случиться,
что человек повторяет чужую шутку, выдавая ее за
свою. Однако в случаях такого рода субъект
вынужден скрывать заимствование чужого текста —
иначе речевой жанр разрушится. Напротив того,
если даже человек сам придумал анекдот, он должен
рассказывать его как услышанный от других людей.
Однако одновременно рассказчик
рассчитывает, что анекдот неизвестен аудитории,
что слушатели (по крайней мере часть из них) его
ранее не слышали.
Современный городской анекдот
характеризуется относительно постоянным
набором возможных персонажей (около четырех-пяти
десятков), имеющих стабильные речевые и
поведенческие характеристики, известные всем
носителям русского языка и потому не нуждающиеся
в представлении. Это представители некоторых
народов (русский, американец, француз,
англичанин, немец, болгарин, китаец,
негр) и этнических меньшинств (грузин, чукча,
еврей, украинец), политические деятели (Брежнев,
Хрущев, Ленин, Дзержинский, Сталин,
Берия, Кеннеди, Миттеран и
некоторые другие), герои телевизионных
фильмов (Штирлиц, Мюллер, Шерлок Холмс,
Ватсон, Чебурашка, крокодил Гена и
др.), а также такие герои, как муж, жена, любовник,
начальник, секретарша, профессор, аспирант(ка),
студент(ы), Вовочка, учительница, милиционер(ы),
новый русский, прохожий и т. п.
По своим языковым особенностям
анекдот относится не к повествовательным, а
скорее к «изобразительным» жанрам. Хорошо
рассказать анекдот — значит не просто
осуществить повествование о некотором забавном
эпизоде, но представить этот эпизод «в лицах».
Иными словами, рассказывание анекдота — это
не повествование, а своего рода представление,
производимое единственным актером. Для многих
анекдотов первостепенную конструктивную роль
играют интонация рассказчика, его мимика и
жестикуляция. В ряде случаев именно они создают
то, что называется солью анекдота. Приведем ряд
характерных примеров (анекдоты советского
времени):
Такие анекдоты чрезвычайно трудно
представить на письме (вероятно, именно поэтому
они почти не фигурируют в опубликованных
сборниках анекдотов). Приходится использовать
специальные приемы, сходные с теми, которые могут
быть использованы при описании представлений
народного театра.
Анекдот — это короткий связный текст
(причем соответствующий критерию как
грамматической и синтаксической, так и смысловой
связанности), произносимый говорящим намеренно,
со специальной целью рассмешить слушающего,
понятный слушающему (впрочем, понимание анекдота
требует иногда от слушающего некоторого усилия),
произносимый в определенной ситуации, в которой
уместно рассказывание анекдота, и связанный
интертекстуальными связями с другими анекдотами
и стереотипами анекдотического пространства.
Любое нарушение одного из необходимых условий
успешности функционирования рассказывания
анекдота как речевого жанра приводит к
коммуникативной неудаче. Так, например, анекдот,
рассказанный слушателю, не знакомому с
персонажами русских анекдотов, нарушает
коммуникативную цель рассказывания анекдота,
поскольку не кажется тому смешным.
Необходимость «метатекстового» ввода
(т. е. такой фразы, как, напр., Слыхал анекдот
о...…?; Кстати, знаете анекдот...…?; Давай(те)
расскажу анекдот...…; А вот еще анекдот на эту
тему и т. д.) является важным
нетривиальным признаком рассказывания анекдота,
отличающим данный речевой жанр, скажем, от
речевого жанра шутки (действительно, шутки
никогда не предваряются «метатекстовым» вводом *Я
сейчас пошучу; *Давайте я пошучу и
т. п. — лишь в случае если адресат речи не
понял, что имела место реализация жанра шутки,
говорящий post factum может сказать: Шутка!; Да это я
шучу; Я пошутил или что-нибудь в этом роде).
Так, не являются анекдотами такие
прибаутки и приговорки, как:
Что нам, мужчинам, не нравится в
домашней работе, так это ее однообразие: убрал
постель, вытер пыль, пропылесосил..…. И через
полгода начинай все сначала!
Собственно текст анекдота
обнаруживает два языковых слоя. К ним относятся,
с одной стороны, «текст повествователя» («слова
от автора») и с другой — речь персонажей
анекдота.
«Едет ковбой по прерии...»
В «тексте от автора» почти
исключительно используется настоящее время
глагола (а также при определенных условиях —
прошедшее время глаголов совершенного вида в
результативном значении). Эта особенность
связана с близостью анекдота народному театру:
используя так называемое «настоящее
изобразительное», рассказчик представляет
действие как бы разворачивающимся в данный
момент перед глазами зрителей.
Характерен также особый порядок слов
начальных предложений в «тексте от автора».
Типичное начало анекдота — предложение,
начинающееся глаголом в настоящем времени, за
которым следует подлежащее, а затем — все
второстепенные члены предложения. Именно такой
способ рассказывания и составляет то
единственное, что заставляет воспринимать так
называемые «абстрактные анекдоты» (вроде
следующего: Летит стая крокодилов. Один
говорит: «Второй четверг летим, а все пятница»)
именно как анекдоты.
Приведем несколько характерных
начальных предложений анекдотов, выбранных
наугад из Интернета (сайт www.anekdot.ru):
(1) Едет ковбой по прерии…;
(2) Идут рядом две демонстрации;…
(3) Летят в самолете Ельцин и Кучма…;
(4) Приходят ходоки к Ленину…;
(5) Стоит на горе Мальчиш-Кибальчиш и кричит;…
(6) Встречаются два компьютерщика…;
(7) Встречаются два нарка;…
(8) Умер Слободан Милошевич…;
(9) Уходит танкист на дембель….
В отличие от собственно театральных
представлений, все «роли» в анекдоте исполняются
одним «актером» — рассказчиком анекдота.
Персонажи нередко бывают узнаваемы
исключительно по речевым особенностям, которые
тем самым играют роль своего рода языковой маски
соответствующего персонажа.
Особенно яркие речевые характеристики
отличают персонажей анекдотов об этнических
меньшинствах: грузин, чукчей, евреев.
«Представление» соответствующего персонажа уже
само по себе предполагает имитацию «не исконной»
русской речи. Примечательно, что эти
характеристики определенным образом
коррелируют с характером соответствующего
персонажа. Именно анекдоты, построенные на
обыгрывании речевых характеристик этих героев (а
также иных связанных с ними клишированных
деталей), оказываются самыми трудными для
понимания носителями иных языков и культур.
Рассмотрим следующий пример:
Бедный студент купил на последний
рубль несколько грецких орехов. Разбил один — а
он пустой, одна скорлупа. Разбил другой — а он
тоже пустой, одна скорлупа. Разбил третий — то же
самое. Разбил он последний орех, а оттуда
вылезает червяк в большой кепке и говорит:
«Обидно, да?» (рассказчик произносит эту фразу от
лица червяка с грузинским акцентом).
Этот анекдот приводится в английском
переводе в книге (Draitser, 1998) как иллюстрация
антигрузинских стереотипов. Однако едва ли
«грузинские мотивы» в этом анекдоте могут быть
выявлены на основе английского текста:
With his very last ruble, a student buys a dozen walnuts. He cracks
one of them. It’s empty. He cracks another one — again, it’s empty. When he comes to
the last one, a worm wearing a cap crawls out and says: «It hurts, doesn’t it?»
Напротив того, акцент «иностранцев» в
анекдотах, как правило, не имитируется (некоторым
исключением здесь являются японцы и китайцы).
Американцы, англичане, французы, немцы
разговаривают в анекдотах на «обычном» русском
языке (иногда с добавлением условных речевых
сигналов, таких, как обращение сэр в речи
англичанина, междометие о-ля-ля и обращения месье
и мадам в речи француза и т. п.).
Интересно отметить, что речь «новых
русских» в анекдотах чрезвычайно своеобразна,
что, как кажется, свидетельствует о том, что
«новые русские» воспринимаются в пространстве
современного русского анекдота как своего рода
этническое меньшинство. Имитируется не только
лексическое и синтаксическое своеобразие речи
«новых русских», но даже и характерный выговор.
Для таких героев анекдотов, как Шерлок
Холмс и доктор Ватсон, Винни Пух и Пятачок, в
качестве речевой маски используются
заимствованные из соответствующих
телевизионных фильмов (мультфильмов) интонация и
излюбленные словечки. (Кстати, это является
серьезным аргументом, свидетельствующим, что
прототипами для этих героев анекдотов служат
именно герои фильмов, а не персонажи
соответствующих книг.)
Следует иметь в виду, что речь
персонажа анекдота имитируется рассказчиком не
только в целях создания речевой маски.
Чрезвычайно важной является
характерологическая функция речевого портрета
персонажа. Оказывается, что характерные
особенности речи персонажа часто определенным
образом коррелируют с чертами его характера.
Показателен в этой связи
сопоставительный анализ речи персонажей,
выполняющих в анекдотах на первый взгляд сходные
или тождественные функции. Так, роль главного
героя существующей у самых разных народов серии
«Анекдоты о богачах» в советское время выполнял грузин.
В настоящее время эта роль принадлежит новому
русскому, а до революции главным героем таких
анекдотов был загулявший купец. Однако речь
указанных персонажей имеет мало общего, и это
соответствует глубоким различиям в их характере
(грузин — бонвиван, любящий пустить пыль в
глаза и использующий свое богатство для того,
чтобы наслаждаться жизнью; новый русский
тяготится своим богатством, не знает, что с ним
делать; загулявший купец ищет способа
заглушить охватывающую его тоску).
Следует подчеркнуть, что русская речь
украинцев, грузин или чукчей из анекдотов не
идентична реальной русской речи носителей этих
языков. Рассказчик обычно не ставит себе задачи
фотографически точно воспроизвести
«неисконную» русскую речь, скорее это
своеобразные условные сигналы, создающие
соответствующий речевой образ. Имитация русской
речи нерусских в анекдотах отражает стереотипы
восприятия особенностей речевого поведения
«инородцев», сложившиеся у носителей русского
языка.
«Обидно, да?»
Каждый из типичных персонажей
анекдотов «про инородцев» характеризуется
особыми чертами. Например, как мы можем описать грузина
— героя русских анекдотов? Это человек заметный,
шумный, пестро, часто безвкусно, но всегда
«богато» одетый. Больше всего на свете грузин
озабочен тем, чтобы другие не подумали, что у него
чего-то нет, он очень любит прихвастнуть,
показать свое реальное или мнимое богатство. Ср.,
напр., следующие анекдоты:
Грузин купил «Запорожец», наутро
просыпается — «Запорожца» нет. Он купил еще один
«Запорожец» — снова украли! Ну, он купил еще один
«Запорожец» и прикрепил к ветровому стеклу
записку: «Хочешь кататься — катайся, но потом
машину верни!». Лег спать, просыпается, видит —
«Запорожца» нет, на его месте стоит «Мерседес»,
на стекле записка: «Хочешь кататься — катайся, но
нацию не позорь!».
Грузины в русских анекдотах — люди
гостеприимные, любящие компанию, застолье, тосты;
щедрые, иногда даже слишком щедрые. (Это, в
частности, следует из анекдота, в котором
грузины, хвастаясь друг перед другом,
увеличивают чаевые гардеробщику, и побеждает
тот, который говорит: Тысяча долларов, и пальта
не надо). Грузины преувеличенно
мужественны, но при этом отношение к женщине у
них «восточное», как к низшему существу (ср.
известную фразу из анекдота о том, как грузин
расточал многочисленные комплименты некоей
даме, беседуя с ее спутником, однако, когда она
попыталась принять участие в разговоре, ей было
сказано: «Молчи, женщина, когда джигиты
разговаривают»). Среди грузин много
долгожителей, хотя они любят выпить, вкусно
поесть и поухаживать за женщинами.
Русское да? может иметь различные
прагматические функции. В составе рассуждения да?
может указывать на стремление говорящего
проверить, понимают ли его слушающие (ср.
«преподавательское» да?) или согласны ли они
с приводимым рассуждением. Если же обсуждаются
планы на будущее, да? выражает неуверенную
надежду на то, что собеседник согласится со
сделанным предложением. Именно этому последнему
типу да? близко использование да? в
качестве речевой характеристики грузина в
анекдотах, когда оно может сопровождать
императив (употребление, противоречащее русской
литературной норме): Позвони, да?; Выпей, да?
Несколько иную функцию несет да? в таких
конструкциях, как Обидно, да?, когда оно
выражает сочувствие или, наоборот, просьбу о
сочувствии. Можно заметить, что во всех случаях
использование да? в анекдоте выражает
установку грузина на контакт и взаимопонимание с
собеседником.
Эта же установка подчеркивается и тем,
что грузины в анекдотах всегда используют
обращение на ты — даже в разговоре с
незнакомым человеком. Обращение на вы
является слишком формальным и разрушало бы
стереотипный образ грузина. Грузинам в анекдотах
свойственно употребление побудительных
предложений и риторических вопросов; обычные
сообщения в форме повествовательных предложений
встречаются относительно редко. Просто сухая
передача информации не столь существенна для
грузина, как установление и поддержание контакта
с собеседником. Обратиться с просьбой, дать
совет, пригласить вместе подумать над каким-либо
вопросом для грузина в анекдотах значительно
важнее, нежели просто сообщить что-то. Не
случайно и широкое использование обращений в
речи грузина — героя анекдотов (в частности,
«национально окрашенного» обращения кацо).
«Тенденция, однако»
Совсем другой характер у других
постоянных героев анекдотов последнего
двадцати-, тридцатилетия — у чукчей. Чукча
— это природный, естественный человек Руссо,
попавший в чужую для него городскую
технократическую цивилизацию. Чукча кажется
очень глупым лишь потому, что он в городе
продолжает жить по законам тайги (охотится на
старушку или на дельтаплан, не умеет
пользоваться телефоном и т.п.), а по-своему чукча
хитер и умен. Особенно ярко это проявляется в
анекдотах о том, как чукча воспринимает
действительно бредовые советские лозунги и
реалии — например, анекдот о том, что все у нас
в стране делается во благо человека и чукча
знает этого человека, или о том, как чукча
отстоял очередь в магазин, а продавец умер
(анекдот про Мавзолей Ленина); ср. также анекдот, в
котором фигурирует типичное для советской
городской топонимики, хотя и достаточно
абсурдное название улицы — улица Восьмого марта:
Стандартной речевой характеристикой чукчи
в анекдотах является слово однако. Его
функции в языке состоят в том, чтобы указывать на
несоответствие тому, что можно было бы ожидать.
Значение союза однако семантически близко
союзу но; наряду с этим однако
употребляется для выражения удивления,
недоумения, возмущения и т.п., т.е. также служит
реакцией на несоответствие ожидаемому. Такое
употребление однако соответствует общему
внутреннему состоянию чукчи в анекдотах —
пассивному изумлению перед окружающим миром и
недоумению человека, столкнувшегося с
непривычной для него цивилизацией. Этой же цели
служит и свойственное чукче в анекдотах
обозначение себя в третьем лице: он как бы глядит
на себя со стороны, удивляясь своему месту в
приоткрывающемся ему мире.
Словарный запас чукчи в анекдотах
беден, он ограничивается словарем-минимумом,
состоящим из самых простых и употребительных
слов; при этом он чаще всего употребляет слова и
формы, уместные в разговорах с детьми (Телефона,
телефона, чукча [ц’укц’а] кушать хочет). Выход
за пределы такого словарного запаса
воспринимается как маркированный и создает
добавочный комический эффект, как в высказывании
Тенденция, однако, заимствованном из
следующего анекдота (и ставшего «крылатым
словом» в современной русской речи):
Сидит чукча на берегу моря и курит
трубку. К нему подбегают, говорят: «У тебя олень в
море упал!». Чукча невозмутимо курит трубку.
Через некоторое время к нему снова подбегают,
говорят: «У тебя еще один олень в море упал!».
Чукча сидит, курит трубку. Через некоторое время
к нему опять подбегают, говорят: «У тебя третий
олень в море упал!». Чукча по-прежнему сидит,
курит трубку. Наконец к нему подбегают, кричат: «У
тебя все олени в море попадали!». Чукча вынимает
трубку изо рта и говорит: «Тенденция, однако».
Сходный эффект имеет место в тех
случаях, когда собеседники пытаются
приноровиться к понятиям и словарному запасу
чукчи, но выясняется, что его система
представлений и словарный запас мало чем
отличаются от представлений и лексикона его
собеседников:
Испытывают наши новую баллистическую
ракету СС-50. А у нее блок наведения отказал, и
улетела она куда-то в тундру. Ну, послали за ней
поисковую группу. Идут они по тундре, а навстречу
чукча. Те у него спрашивают: «Скажи, чукча, тут 5
дней назад летела большая огненная палка. Ты ее
не видел?» — «Нет, — говорит, — однако не видел.
Самолета — летела, вертолета — летела, СС-50 —
летела, а большая огненная палка — не летела».
Чукчи в анекдотах, как и грузины, чаще
всего обращаются к собеседнику на ты, однако
для них функция такого способа обращения
несколько иная: это как бы речь ребенка или
человека, почти не затронутого цивилизацией и
условностями этикета.
«И что она ответила?»
Евреи в анекдотах характеризуются
свойствами, в корне отличными от грузин и чукчей,
и это подчеркивается их речевыми
характеристиками. Для еврея как героя
анекдота характерна частица таки, служащая
показателем установки, во многом
противоположной той установке, которая лежит в
основе использования однако: частица
указывает на соответствие ожидаемому, на то,
что сомнения были напрасны (‘при всем при том,
несмотря на это’, — поясняет значение данной
частицы В. И. Даль). Использование таки
хорошо отвечает установке человека, все знающего
наперед и любящего (иногда с некоторым
занудством) подчеркнуть, что его предвидения
оправдались, несмотря на возможные сомнения.
Именно такая установка характерна для еврея как
героя анекдота, и не случайно именно таки
(особенно в сочетании таки да) служит одним их
самых характерных признаков еврея в анекдотах.
Евреи в анекдотах во многом следуют
особому «речевому этикету», придающему их речи
специфический «национальный колорит»: отвечают
вопросом на вопрос (ср. анекдот: Почему вы все
время отвечаете вопросом на вопрос? — А как надо?),
ценят выражение сочувствия выше, чем комплименты
собеседнику («еврейский комплимент»: Как вы
сегодня плохо выглядите), сами, отвечая на
комплимент, начинают возражать собеседнику, при
упоминании любого лица считают необходимым дать
ему оценку, обычно в форме пожелания (Пусть она
будет счастлива; Чтоб у него было столько
болячек, сколько у меня долгов; Чтоб он так
жил… и т. п.). Характерна также манера
начинать вопрос с союза и. Типичные примеры:
«Вы выходите на следующей?» — «Да.» —
«А женщина перед вами выходит?» — «Да-да.» — «А вы
ее спрашивали?» — «Да, конечно.» — «И что она
ответила?»
Контролер в поезде обращается к
еврею: «У вас билет до Херсона, а поезд идет в
Конотоп». — «И часто ваши машинисты так
ошибаются?»
При этом указанные речевые
особенности подчеркивают те или иные черты
образа еврея в анекдоте. Например, склонность
отвечать вопросом на вопрос определенным
образом соотносится с такими чертами, как
прижимистость и покладистость. Ср. следующие
анекдоты:
«Рабинович, сколько денег ты положил
в конверт молодоженам?» — «А разве конверт уже
ничего не стоит?» (Прижимистость).
«Извините, сколько сейчас времени?» —
«А сколько вам надо?» (Покладистость).
Но чаще всего можно говорить об особом
соединении прижимистости и покладистости в
сочетании со своеобразною хитростью, как в
следующем анекдоте, в котором обыгрывается
энантиосемия русского глагола одолжить:
Доминирующая черта евреев во многих
анекдотах — осторожность, подчас граничащая с
трусостью: в политике, в бизнесе (поэтому евреи и
не афишируют свое богатство) и просто в жизни. Ср.
следующий характерный пример:
Хаим с Натаном возвращаются домой
поздно вечером и вдруг замечают вдалеке двух
подозрительного вида субъектов. Хаим говорит
Натану: «Знаешь что, давай перейдем на другую
сторону, их таки двое, а мы одни».
Впрочем, здесь следует отметить, что
после Шестидневной войны эта характеристика
была несколько скорректирована. В русском
фольклоре появилось много анекдотов о
победоносных израильских солдатах. В этих
анекдотах израильские солдаты побеждают не
числом, а умением, хотя чаще все же не столько
силою и храбростью, сколько хитростью.
Способность немногочисленных израильских
солдат побеждать во много раз превосходящие силы
противника просто поражает воображение.
Приведем анекдот из этой серии:
Президент Джонсон обратился к
Израилю за помощью во вьетнамской войне.
Израильское правительство приняло решение
послать на помощь пять солдат. «Вы бы хоть десять
послали», — говорит Джонсон. «Вы что, с Китаем
воевать собираетесь?» — удивляются израильтяне.
Впрочем, речь израильтян в анекдотах,
как правило, лишена «национально-специфических»
характеристик и в этом смысле не столь интересна
для лингвиста, исследующего речевые особенности
персонажей русских анекдотов.
Если грузины и чукчи в анекдотах
обращаются к незнакомому собеседнику на ты,
то евреи используют более формальное обращение
на вы. Это, разумеется, не случайно. Евреям в
анекдотах не свойственна ни панибратская манера
грузин, ни первобытная незатронутость
цивилизацией, свойственная чукчам. Однако, как и
грузинам, евреям в анекдотах свойственна
установка на контакт с собеседником, что
подчеркивается постоянной апелляцией к
слушателю (...…вы думаете, что...…), однако
ценен для еврея не контакт сам по себе, а
возникающая при этом «задушевность»: контакт
ценится, поскольку дает возможность выразить
сочувствие и самому оказаться объектом
сочувствия. Поэтому еврей в анекдоте может не
только осуществлять референцию к самому себе при
помощи местоимения первого лица, но и, как чукча,
называть себя в третьем лице — бедный еврей
(ср. Как вам нужно, так Ленин вечно живой, а как
нужно бедному еврею, так он умер!). Однако
понятно, что функция такого самообозначения
совсем иная, нежели в случае с чукчами. Если чукча
сам удивленно глядит на себя со стороны, то еврей
приглашает собеседника или домысливаемого
наблюдателя посмотреть на него и
«посочувствовать».
«Без базара»
Анекдоты о новых русских также
близки к «анекдотам о глупых народах-соседях»:
этнических меньшинствах или жителях какой-то
местности.
Новые русские — это особый
народ со своими обычаями и своим языком; они
живут среди русских, но ведут себя по-другому; они
говорят по-русски, но многие русские слова
понимают неправильно, или же эти слова имеют в
«новорусском языке» несколько иное значение.
Новые русские в анекдотах постоянно не понимают
обычных русских слов и конструкций, вернее,
понимают их особым, нестандартным с точки зрения
общепринятого языка образом. Так, числительные
для нового русского всегда имеют значение
«соответствующая сумма денег» (ср. Акушерка
говорит новому русскому: «У вас родился мальчик,
три шестьсот». — «Без базара» [рассказчик
делает жест, как будто отсчитывает деньги]), так
же как и выражение «за сколько» означает «за
какую сумму денег»:
Разговаривают двое новых русских.
«Слушай, братан, ты за сколько стометровку
пробежишь?» — «Ну, за пару тыщ, наверно,
соглашусь».
Вообще, сложные отношения новых
русских с числительными обыгрываются во многих
анекдотах, например:
Новый русский покупает замок.
Продавец говорит: «Это очень старинный замок,
первая половина XVI века». — «Слушай, мужик, —
говорит новый русский, — а где же вторая
половина?»
Кроме того, новые русские постоянно
попадают впросак, потому что понимают обычные
русские слова в специфическом блатном или
жаргонном смысле, не различают омонимы и
т. п.:
Женился новый русский. Проходит два
месяца, теща ворчит: «Ну, что ты за мужик, два
месяца живешь в доме, гвоздя забить не можешь». —
«Ну, мать, обижаешь, давай адрес этого Гвоздя».
Проверяет новый русский тетрадь сына.
«Ничего не понимаю, почему двойка, написано же
“классная работа”!»
Новые русские не понимают не
только слова. Они в обычной ситуации ведут себя в
соответствии с собственным, несвойственным
другим русским пониманием этой ситуации; ср.
анекдот о том, как на вопрос гардеробщика в
театре: «Вам бинокль нужен?» — новый русский
отвечает: «Да нет, спасибо, у меня с оптическим
прицелом». Ср. также:
Новый русский звонит в театр: «Добрый
день, мне тут братки сказали, что у вас пьеска
забойная есть. Мне два билета, в натуре». — «Вам
на “Ромео и Джульетту”?» — «Мне на меня и мою
герлу».
Однако «новые русские» — все-таки
русские. Это отражается в анекдотах о новых
русских за границей. В них обычные насмешки над
неумением новых русских тратить деньги,
неадекватным поведением, незнанием иностранных
языков соединяются с некоторой гордостью
рассказчика несметными богатствами новых
русских, широтой его души по сравнению с
прижимистыми иностранцами:
Один новый русский спрашивает
другого: «Ты где и почем этот галстук купил?» —
«За 1000 долларов в Париже». — «Вот дебил, надо было
в Лондон ехать, там точно такие же по 2000
продаются».
Что такое: «Ту ти ту ту ту»? Это новые
русские заказывают два чая в номер 22.
Правда, существуют и анекдоты, не
позволяющие тешить национальную гордость тем,
что мы — самые богатые:
Анекдоты о новых русских имеют в
ряде случаев специфические метатекстовые вводы
(«знаешь анекдот о новом русском…»), причем
дальше в тексте анекдота «новый русский» может
так и не называться, в нем могут фигурировать братки,
амбалы, мужик с «Мерсом» или с мобилой
(вообще почти непременными атрибутами нового
русского в анекдотах 90-х годов XX в.
являются 600-й «Мерседес» и мобильный телефон).
Впрочем, возможны и случаи, когда выражение новый
русский фигурирует в самом тексте анекдота (Встречаются
два новых русских...…; Встретил новый русский
своего одноклассника...…).
Интересно, что новые русские в
анекдотах — это, как правило, только мужчины.
По-видимому, это объясняется тем, что фольклорный
новый русский — не просто деловой человек, а
человек, связанный с криминальным «мужским»
миром разборок, драк, стрельбы. При этом бывает,
что в анекдоте фигурирует жена или любовница
нового русского.
Как легко заметить, существует ряд
анекдотических внешних атрибутов нового
русского: очень короткая стрижка (Знаете,
почему новые русские так коротко стригутся?
Просто, приходя в парикмахерскую, они говорят
мастеру: «Стриги, короче…»), накачанные плечи
(что, впрочем, не означает того, что они на самом
деле сильные, в анекдотах их часто бьют),
непременный 600-й «Мерседес» (реже джип) и
мобильный телефон. Очень специфической является
и речевая характеристика новых русских (и это
также сближает их с героями этнических
анекдотов), есть целый ряд типичных для них
словечек и жестов. Это обращения братан, браток,
брателло, такие выражения, как в натуре, чисто,
конкретно, короче, по понятиям, без базара,
стрелка (забить стрелку) и др.,
жестикуляция разведенными пальцами
(«пальцовка»), специфическая интонация,
имитируемая рассказчиком анекдота, и т. п.
|