Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №13/2007

ГОВОРЯТ ПОГИБШИЕ...

 

«Такою прекрасною речью
О правде своей заяви…»

100 лет назад, 29 июля 1907 г. родился поэт Борис Корнилов.

«…под крышей высокого дома на Невском, в начале 1926 года, на одном из собраний литгруппы “Смена” выступал коренастый парень с немного нависшими веками над темными, калмыцкого типа глазами, в распахнутом драповом пальтишке, в косоворотке, в кепочке, сдвинутой на самый затылок. Сильно по-волжски окая, просто, не завывая, как тогда было принято, он читал стихи <…> Его просили читать еще… Он закончил <…> стихотворением, в котором обращался к оставленной где-то в деревне своей рыженькой лошади <…>

Дни-мальчишки,
Вы ушли, хорошие,
Мне оставили одни слова –
И во сне я рыженькую лошадь
В губы мягкие расцеловал»

Таким запомнилось первое появление Корнилова Ольге Берггольц. А всего лишь через восемь лет в докладе о поэзии на Первом съезде писателей Николай Бухарин, очень сочувственно оценив творчество Корнилова, скажет о его поэтике: «У него есть крепкая хватка поэтического образа и ритма, тяжелая поэтическая поступь, яркость и насыщенность метафоры и подлинная страсть. <…> У него крепко сшитое мировоззрение и каменная скала уверенности в победе. <…> Поступь железных шагов схвачена в напластовании словесных масс».

Как совершился этот переход от щемящей нежности, сразу напомнившей слушателям о недавно ушедшем Есенине, к действительно «тяжелой поступи» корниловских поэм и стихотворений, объемом и плотной концентрацией смысла тоже походивших на маленькие поэмы или драмы? Чем заплатил за него поэт?

Первые 18 лет его жизни прошли в Семеновском уезде Нижегородской губернии. О центре уезда Берггольц писала так: «Город Семенов действительно расположен среди мощных, дремучих лесов, невдалеке от реки Керженец, где русские бились с татарами, недалеко от озера Светлояра, где, по преданию, затонул град Китеж <…> Глухие, древние кержацкие места, описанные Мельниковым-Печерским в известной его повести “В лесах”. Здесь до недавнего времени были еще – в лесных дебрях – староверческие скиты. А предки Корнилова – крестьяне, а отец и мать – сельские учителя…».

А в 1925 г. местные власти командировали начинающего поэта на литературную учебу в северную столицу, лишь за год до того названную Ленинградом. Дальняя дорога пролегала не только в пространстве: одним махом юноша оказался в другой исторический эпохе и в иной культуре.

Кадры из фильма «Встречный» (1932), для которого Б.Корнилов вместе с Д.Шостаковичем написали знаменитую песню «О встречном»

Кадры из фильма «Встречный» (1932), для которого Б.Корнилов вместе с Д.Шостаковичем написали знаменитую песню «О встречном»

Кадры из фильма «Встречный» (1932), для которого Б.Корнилов
вместе с Д.Шостаковичем написали знаменитую песню «О встречном»

Переход облегчала молодость – и самого Корнилова, и его новых литературных друзей, он разделил их увлеченность – и рождавшейся небывалой поэзией, и строительством «новой жизни», которое для него было не декларацией, но мечтой и реальной целью. Памятником этому творческому одушевлению навсегда останется его «Песня о встречном», положенная на музыку его столь же искренне увлеченным погодком – Дмитрием Шостаковичем. Даже палачи поэта не смогут изгнать его песню и вынуждены будут объявлять ее слова «народными».

От патриархальной жизни малой родины поэт не открещивался, до конца помнил, что своими «руками землю рыл и навоз носил», с гордостью подчеркивал: «Мы, крестьяне, дети сельских учителей» (стихотворение «Из автобиографии», 1935). Но перелом был слишком резок, и поначалу ему казалось, что темная и непростая история «непонятной родины» должна остаться в прошлом:

Эта русская старина,
Вся замшенная, как стена,
Где водою сморёна смородина
<…>Желтобородая родина,
Там медведя корежит медведь

Замолчи!
Нам про это не петь.

(На Керженце, 1927)

Борис Корнилов. Фото 1935 г.
Борис Корнилов.
Фото 1935 г.

Взрослея и всматриваясь, он, однако, стал ощущать взаимосвязь там, где прежде видел глухую границу. Сама резкость исторического разлома и многое в новой жизни были обусловлены той веками копившейся темной, медвежьей силой, которая была ему знакома с детства. История пришла к нему не из выученных за партой книг, а как память рода. Так возникают стихотворные портреты «Прадед» и «Дед» с мощно вылепленными характерами и во плоти явленными социальными противоречиями. Но те же контрастность и драматизм в строках о сегодняшней любви, в знаменитой «Соловьихе».

От своего рода Корнилов шел к истории страны. Лучшие из его поэм посвящены самой болевой точке недавнего прошлого – гражданской войне. И массовая стихия в драматической поэме по рассказу Бабеля «Соль», и сложные переплетения личных судеб художника Добычина и негра-командира в «Моей Африке» воплощены «весомо, грубо, зримо». Корнилов был честен как художник: не упрощал, не становился на одну из сторон, он вырастал в поэта-психолога, которому трудно подобрать равных в послеоктябрьской поэзии (вчитайтесь хотя бы в описание начала бреда у заболевающего тифом Добычина в отрывке из «Моей Африки»).

«Моей Африке» посвятил взволнованную статью Ромен Роллан. Но наступавшему тоталитаризму меньше всего нужна была честность художника… И Корнилов это почувствовал раньше других. В его бумагах остался страшный набросок:

«Вы меня теперь не трогайте –
мне ни петь,
ни плясать,
мне осталось только локти
кусать…»


ЭПИЛОГ

Зенит славы Корнилова – доклад Бухарина на съезде – означал и начало конца. Уже в конце 1936 г. поэта исключают из Союза писателей. Он пытался найти опору в классике – последний цикл, опубликованный им в начале 1937 г., был – как по завету Блока – посвящен Пушкину. Но ничто уже не могло остановить безжалостную машину. После длившейся год печатной проработки («безграмотная мазня», «пошлость и беспардонная болтовня», и т.п. оценки) Корнилова арестовывают по доносу будущего директора издательства «Советский писатель». В ноябре 1938 г. он погибает.

С. ГИНДИН

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru