Мы уже не впервые обращаемся к проблеме межпредметных связей. Вроде бы все понимают, что единая и стройная картина мира поможет нашим ученикам лучше сориентироваться в бесконечном потоке информации и преуспеть в жизни. Вроде бы все согласны, что для этого школьные предметы должны перестать существовать изолированно друг от друга. И все-таки до сих пор даже само толкование термина «межпредметные связи» осталось неоднозначным. Поэтому мы вновь поднимаем эту тему...

 

С.Штильман,
семейная школа «Лествица»,
г.  Москва

«Открылась бездна, звезд полна,

звездам ЧИСЛА нет, бездне – дна...»

(Разговор о русском языке в свете межпредметных связей)

 

Чем дальше, тем искусство становится более научным, а наука – более художественной; расставшись у основания, они встретятся когда-нибудь на вершине.

Г.Флобер

1

Лет двадцать тому назад, в самом начале моей педагогической деятельности, довелось мне преподавать литературу на подготовительных курсах одного из московских медучилищ. Завуч этого уважаемого учебного заведения в напутственной беседе со мной высказала мысль о том, что неплохо было бы исходя из того, что посещать мои занятия будут ребята, которые свяжут свое будущее с медициной, предусмотреть в лекциях хотя бы вскользь, попутно медицинский аспект творчества русских писателей.

И я послушался...

Если с Пушкиным дела шли довольно туго (хотя я и продекламировал кое-что медицинское, например, «Не дай мне Бог сойти с ума...», «Я ускользнул от Эскулапа, // Худой, обритый— но живой...»), то, когда мы добрались до Тургенева и его романа «Отцы и дети», медицинский аспект этого романа уже затмевал все остальное.

Финал-апофеоз всей этой истории пришелся на лекционное занятие по творчеству А.П.   Чехова. Помнится, я назвал ее простенько, но со вкусом: «Чехов как врач». Все шло как по маслу: обучение в Московском университете на медицинском факультете, работа в Чикинской земской больнице, лечение больных во время эпидемии холеры летом 1892 года в Тульской губернии, подробный разговор о врачебной практике доктора Чехова. Взгляд на творчество Антона Павловича Чехова в свете таких произведений писателя, как «Палата № 6», «Ионыч», «Случай из практики», «Цветы запоздалые», «Черный монах» и так далее.

К слову сказать, именно на эту лекцию (впервые за все время) пришла завуч. В ее сторону я старался не смотреть – был уверен, что она будет потрясена. А когда лекция закончилась и ребята разошлись и я приготовился выслушать дифирамбы в свой адрес, произошло то, чего я никак не ожидал. Завуч долго молчала, видимо, подыскивая слова, а потом высказалась примерно в таком духе: «В общем, судя по вашей лекции, Чехов был гениальным врачом и никудышным писателем».

И хотя с курсов меня не погнали, но на оставшихся занятиях я уже не стал затрагивать медицинский аспект в творчестве А.М.  Горького, А.А.  Блока, С.А.  Есенина. Зато я накрепко усвоил простую истину: не всегда стоит выбирать самый прямой и короткий путь.

 

2

Мой учитель физики и астрономии Илья Евгеньевич Батраков, человек, о котором я всегда вспоминаю с огромной благодарностью, частенько начинал очередной урок с того, что записывал на доске какую-либо строчку из стихов Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Есенина – стихотворный эпиграф к уроку. Речь могла идти об оптике или о таких разделах механики, как кинематика и динамика. Помнится, мы удивлялись, зачем ему это нужно: ведь он преподавал физику, а не литературу. А Илья Евгеньевич терпеливо объяснял нам, что одно другому не мешает. Наоборот, случалось, что вдумчивое чтение поэзии помогало ему лучше понять какой-нибудь мудреный физический закон, говорил он, а теперь позволяет просто и доступно объяснить его нам. Примеры, которые он приводил, не были «притянуты за уши», были всегда точны и уместны. «Ты поила коня из горстей в поводу, // Отражаясь, березы ломались в пруду...» – писал учитель строки Есенина – и беседовал с нами о явлениях, изучаемых оптикой.

Рассказывая о великих физиках, Илья Евгеньевич непременно упоминал о том, в каких областях науки или искусства оставили эти люди свой след. До сих пор помню о том, что Андре Мари Ампер под влиянием книг Руссо создал «универсальный язык», чтобы сблизиться с людьми разных национальностей, а Луи Гей-Люссак был не только физиком, но и химиком, редактором многих издательств. Уже после школы я узнал, что Исаак Ньютон был не менее известен в свое время как богослов, а физики Томас Юнг, Ганс Христиан Эрстен, Луиджи Гальвани и Уильям Гильберт были врачами. Нужно ли говорить, что многие ученые-физики сделали выдающиеся открытия в области астрономии и математики!

Не меньше впечатляет и список русских писателей, которые получили медицинское образование, занимались врачебной практикой. Вот только некоторые из них: А.П.  Чехов, В.В.   Вересаев, М.А.  Булгаков... И дело не только в том, что в произведениях этих выдающихся мастеров слова затрагиваются пресловутые медицинские аспекты. Сам стиль их рассказов и повестей подчас напоминает записи в истории болезни. Истории жизни многих персонажей рассказов Чехова, таких, например, как врачи Андрей Ефимович Рагин и Дмитрий Ионыч Старцев, учитель словесности Никитин, чиновник Чимша-Гималайский, очень напоминают записи лечащего врача, сделанные во время первичного и повторных осмотров... Правда, чаще всего речь идет о болезни нравственной, о постепенной нравственной деградации, которая, конечно, идет бок о бок с немощью физической.

А как не обратить внимание на то, что стиль Некрасова-поэта неотделим от стиля Некрасова-репортера, что в стихах, таких, как циклы «О погоде», «На улице», в Некрасове сказывается мастер небольшой – в несколько строчек – газетной заметки, в которой говорится об очередном происшествии: кто-то застрелился, кого-то раздавила лошадь, кто-то лишился единственного кормильца...

А как отделить горький опыт чиновника Салтыкова-Щедрина от его саркастической прозы? Чего в ней больше: желания бывшего администратора средствами литературы добиться того, чего не удалось сделать на вице-губернаторском посту в Твери и Рязани, а в Пензе и Туле – в должности председателя Казенной палаты?..

А литературные произведения наших выдающихся ученых, таких, как академик В.А.   Обручев, автор «Плутонии» и «Земли Санникова», в которых явственно слышатся отзвуки научных рефератов, докладов и трактатов!

А детективные произведения бывших следователей по особо важным делам! Их авторам никуда не деться от въевшегося в них языка протоколов допросов...

Список можно продолжать и продолжать.

Любой язык, в том числе и русский, не только позволяет выразить тончайшие оттенки чувств, глубокие переживания поэтов и писателей, но и способен передать самую сложную мысль, научную и философскую теорию. С другой стороны, любая наука, будь то физика или химия, биология или математика, история или география, немыслимы без языка, и дело не только в тех словах, которые мы называем профессионализмами. Может быть, язык – это инструмент, с помощью которого устанавливаются межпредметные связи? Или материал, из которого они «сделаны»? И может ли вообще существовать литературное произведение, в котором не проявляются межпредметные связи?

 

3

Пушкину принадлежит фраза, ставшая крылатой, – «Одной любви музыка уступает, // Но и любовь – мелодия...». Мир чувств человека и музыка, по Пушкину, являются звеньями одной цепи. Мелодичны и стихи: недаром слово лира (оно первоначально обозначало струнный инструмент, под звуки которого исполнялись песни и стихи; «Одиссея» и «Илиада» были без такого сопровождения просто немыслимы) стало теперь символом поэтического творчества, вдохновения.

Стихи Александра Сергеевича Пушкина вообще очень напевны – не случайно многие из них стали романсами. Причем на многие стихи поэта писали романсы сразу несколько композиторов. Известно, например, что музыка к «Вакхической песне» была написана А.Г.  Рубинштейном, А.С.   Даргомыжским, П.И.  Чайковским, Н.А.   Римским-Корсаковым, С.И.  Танеевым, А.К.   Глазуновым и Э.Ф.  Направником. Более 15 композиторов написали романсы на слова раннего стихотворения поэта «Певец» («Слыхали ль вы за рощей глас ночной...»). Только в XIX веке 21 композитор был вдохновлен пушкинским шедевром «На холмах Грузии лежит ночная мгла...». А ведь есть еще и «Не пой, красавица, при мне...», и «Я здесь, Инезилья...», и «Я помню чудное мгновенье...», и «Зимний вечер»...

Связана поэзия и с живописью. «Словесная живопись» – так порой можно охарактеризовать пушкинские шедевры, такие, как «Зимний вечер», «Осень», «...Вновь я посетил...».

В 1825 году А.С.  Пушкин написал любопытнейшее стихотворение. Называется оно «Движение». Вот его текст:

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.

Оно очень живописно, даже кинематографично – во всяком случае события, описанные в нем, похожи на быстро сменяющие друг друга кадры кинофильма, где период античности мгновенно сменяется эпохой Галилея, чтобы тут же уступить место времени Пушкина и нашим дням: ведь каждый день пред нами солнце ходит. И несколько тысячелетий соединены в этих кадрах воедино.

«Движение» не может не заинтересовать языковеда. Оно, во-первых, написано языком Мастера, воздушным и гибким, абсолютно точно попадающим в сердцевину образа. Во-вторых, оно вместе с другими творениями поэта стало одним из кирпичиков в том грандиозном здании русского литературного языка, архитектором, строителем и чернорабочим которого был А.С.  Пушкин. И, в-третьих, стихотворение очень любопытно с точки зрения того, какие процессы происходили в русском языке в первой четверти XIX века.

Естественно, стихотворение «Движение» нельзя рассматривать вне общелитературного контекста. Оно связано множеством нитей с другими произведениями поэта, с лирикой его предшественников и современников. Кроме того, это произведение оказало определенное влияние и на лирику русских поэтов последующих поколений.

Безусловно, стихотворение Пушкина «Движение» представляет немалый интерес для лингвистов и литературоведов, изучающих творчество русских поэтов с точки зрения стиховедения. У этого произведения своя особая история создания, идейное содержание, композиция, определенная система средств художественной выразительности, речевые особенности, ритмика, строфика, система рифмовки, эвфония. Таким образом, для теории стихосложения «Движение» – настоящая находка.

Языкознание, история литературы, поэтика, музыка, живопись – вот мир, в котором существует стихотворение. Но, может быть, оно связано незримыми нитями и с иными областями знания?

 

4

В любом примечании к стихотворению «Движение» можно прочесть, что в основе этого стихотворения – античное предание о споре между Зеноном Элейским («мудрец брадатый») и Диогеном (точнее – Антисфеном). Таким образом, разговор об этом стихотворении трудно вести без соответствующих знаний об истории древних времен, в частности, истории Древней Греции. (Как видим, и без географии здесь не обойтись!)

В то же время, поскольку Зенон Элейский и Диоген были философами, придерживающимися в вопросе о сущности движения различных точек зрения, комментарий к этому лирическому произведению должен содержать информацию о том, в чем состояли взгляды этих античных «любителей мудрости». Не обойтись при этом и без указания на то, что Зенон Элейский был последователем философского учения Парменида, жившего в южноиталийской Элее в середине первого тысячелетия до нашей эры. Именно Парменид утверждал, что «движенья нет», а «быстроногий Ахилл никогда не догонит черепахи».

Как мы видим, Пушкин в своем стихотворении затронул такие сложнейшие философские понятия, как «движение», «покой», «бесконечность», «относительность». Многие философы понимали их по-разному. К тому же и А.С.   Пушкин в этом стихотворении убеждает нас в относительности человеческих знаний и представлений о мире вообще!

Стоп! Но ведь мы вторглись в область других наук – математики и физики. Именно математика решает задачи о том, за какое время при определенной скорости движения один объект поравняется с другим, движущимся с меньшей скоростью, и в какой токе пространства это произойдет. Разумеется, пространство и время в этом случае конечны.

Однако есть один из разделов физики (механика), который рассматривает вопросы движения тел относительно других тел. В книге А.С.   Иванова и А.Т.  Проказы «Мир механики и техники» можно прочесть об этом следующее: «Любой объект окружающего нас материального мира в любой момент времени и движется (относительно одних тел), и в то же время покоится (относительно других). Движение – такое же естественное состояние любого тела, как и его покой».

Вопрос не праздный. Он имеет огромное мировоззренческое значение. Ведь считалась же Земля абсолютно покоящейся, а все небесные объекты движущимися относительно нее.

Да ведь это уже астрономия! Галилей и его гениальное открытие, опровергнувшее геоцентрическую теорию строения мира и противопоставившее ей гелиоцентрическую, в первую очередь являются предметом изучения именно астрономов.

Но слово мировоззренческое снова возвращает нас в область философии; кроме того, многочисленные вычисления, сделанные Галилеем для того, чтобы доказать состоятельность своего открытия, невозможны без математической базы. Да и механика, уже упоминавшийся нами раздел физики, не могла не учитываться великим итальянским ученым, который упрямо твердил: «А все-таки она вертится!»

А разговор об открытиях Галилея опять же невозможен без исторического комментария, без четкого понимания того, в какую эпоху он жил.

Словом, как писал Ломоносов, который, как известно, оставил свой след едва ли не во всех современных ему науках, был выдающимся стихотворцем, реформатором языка, теоретиком стихосложения и прочее, и прочее,

Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне – дна.

Впрочем, кроме «Вечернего размышления о Божием величестве при случае великого северного сияния», из которого взята эта цитата, есть и другие стихи этого великого «архангельского мужика», которые приходят на ум, когда размышляешь о пушкинском «Движении». Например, вот это:

Случились вместе два астронома в пиру
И спорили весьма между собой в жару.
Один твердил: «Земля, вертясь, круг Солнца ходит»;
Другой – что Солнце все с собой планеты водит.
Один Коперник был, другой слыл Птолемей.
Тут повар спор решил усмешкою своей.
Хозяин спрашивал: «Ты звезд теченье знаешь?
Скажи, как ты о сем сомненье рассуждаешь?»
Он дал такой ответ: «Что в том Коперник прав,
Я правду докажу, на Солнце не бывав.
Кто видел простака из повара такова,
Который бы вертел очаг кругом жаркова?»

«Историк, Ритор, Механик, Химик, Минералог, Художник и Стихотворец – он все испытал и все проник», – писал о Ломоносове А.С.   Пушкин. Мир един, но только истинный талант может увидеть его стройность и гармонию. Может быть, в этом все дело?..