Что я помню об уроках русского языка в школе?

В эти дни мы прощаемся с выпускниками. Что бы ни происходило между нами за все эти годы, а в такой момент и мы, и они помним только хорошее, чувствуем только благодарность и грусть и желаем друг другу всего, всего, всего... Но вот интересно: что останется в памяти наших учеников через годы, с каким чувством они будут вспоминать уроки русского языка спустя год, пять лет, двадцать пять? Мы обратились к людям разного возраста с вопросом: что вы помните о школьных уроках русского языка? Предлагаем вашему вниманию эти ответы. Они очень разные, и многие из них приятными не назовешь, но устами ребенка, пусть и бывшего, глаголет истина. Есть о чем подумать.

Стас, 18 лет, студент. Я заканчиваю первый курс технического вуза, буду работать с компьютерами. Про русский язык весь этот год не вспоминал, чему очень рад, уроки помню как тоску зеленую. Ошибки в курсовых мне исправляет Word, за это ему спасибо. Непонятно: зачем было столько времени вставлять пропущенные буквы? Лучше бы эти часы занимались английским, без него сейчас никуда.

 

Наташа, 21 год, студентка. В школе я русский не любила, хотя проблем с ним не было, всегда писала без ошибок. Просто было скучно и много домашних заданий. Сейчас заканчиваю педагогический вуз, буду преподавать историю. Конечно, после практики в школе совсем по-другому смотрю на работу учителя, понимаю, как трудно и программу выполнить, все эти формальности соблюсти, и интерес у детей поддерживать. Но такой предмет, как история, все-таки много дает для этого возможностей. А что бы я делала на месте русистов? Не знаю...

 

Михаил, 26 лет, сейчас безработный. В средних классах я русский не помню, как-то было серо. А в восьмом к нам пришла новая учительница, молодая, это было классно! Она разбирала с нами тексты, особенно стихотворения, могла два урока подряд слово за словом разбирать какие-нибудь восемь строк Пушкина или Цветаевой, и там все новый смысл открывался. Для меня это были самые лучшие уроки, хотя увлекался я биологией. Правда, это больше походило на литературу, чем на русский. Грамотностью мы не особо занимались, и перед поступлением родителям пришлось брать мне репетитора. Но зато есть что вспомнить. Я стихи до сих пор люблю читать.

 

Людмила, 32 года, редактор. В школе я очень любила литературу, а русский просто терпела, и меня терпели – врожденная грамотность. С таким настроением поступала и на филфак: ради любимой литературы можно и это занудство потерпеть. На первых же лекциях по введению в языкознание у меня просто дух захватило от того, как это интересно – язык, его устройство. Я почувствовала, что я — дома, что это – мое. Мне всегда нравились и точные науки, и науки о человеке, жалко было выбирать между литературой, математикой и психологией. А в лингвистике есть и математика, и психология, это настоящий ключ к тайне человека. Очень обидно, что такого языка нет на уроках в школе. Я всегда стараюсь исправить это и в своей работе преподавателя, и в работе редактора газеты «Русский язык».

 

Леонид, 39 лет, физик. В седьмом классе я перешел в физматшколу. И неожиданно самой большой проблемой для меня оказался русский язык. У нас была очень строгая учительница. Она с нас просто три шкуры драла, добиваясь грамотного письма. Я тратил на русский в три раза больше времени, чем на всю физику и математику по расширенной программе! Первый год из двоек и троек не вылезал, четверка в восьмом классе была такой трудной победой, что до сих пор горжусь ею едва ли не больше, чем своей кандидатской. Злился, конечно, на русичку страшно – раньше-то был отличником, а теперь из-за всяких там причастий чуть из школы, о которой столько мечтал, не вылетел! Зато потом вспомнил с благодарностью: на вступительных экзаменах конкурс был огромный, всех «резали» на сочинении, а меня не смогли! И до сих пор коллеги то и дело просят меня просмотреть отчет или деловое письмо – знают, что я ошибок не пропускаю.

 

Кирилл, 47 лет, собаковод. Про сам русский ничего не помню, а учительница у нас была замечательная, наш классный руководитель. Она такая была маленькая, спокойная, добрая, никогда голоса не повышала. Но мы бы сами прикончили того, кто бы ей попытался мешать. Всегда после уроков у нее народ был в кабинете, всем хотелось поговорить, обсудить что-то. Она как-то умела любую проблему тихо, разумно решить. И жизнь нам не отравляла: несколько человек должны были при поступлении русский сдавать или трудное сочинение, так она с ними на факультативе занималась часами, а остальным давала необходимый минимум и никому аттестаты и отношения с родителями плохими оценками не портила. Зато всегда могла интересно рассказать, о чем только мы не спросим, и про литературу, не только по программе, и про любую профессию – у нее много самых разных друзей было, и про любовь. У нее день рождения был в мае, так мы кабинет чуть не до потолка цветами заваливали, все клумбы окрестные обдирали. Это был золотой человек, она умерла уже лет 15 назад, но мне и сейчас тепло на душе, когда я ее вспоминаю.

 

Любовь Анатольевна, 60 лет, инженер, сейчас на пенсии. В детстве я очень хорошо декламировала стихи. С выражением. И поэтому меня все словесники (а мой отец был военным, и я меняла школу чуть не каждый год) всегда любили и меньше четверки не ставили. Хотя вряд ли я много чего знала из-за переездов. На всех праздниках я читала стихи про войну, особенно хорошо помню Симонова, «Сын артиллериста», в зале женщины вытирали слезы. А про части речи, разборы и прочие премудрости я только теперь вот узнаю, делая уроки с внуком. Он, кстати, тоже замечательно стихи читает.