Академик, не умевший писать,
или О чем не знал Исаак Ньютон

Один исторический анекдот

Знакомо ли вам имя князя Священной Римской империи, блистательного сподвижника Петра I, после смерти императора пытавшегося то овладеть курляндской короной, то стать тестем нового государя, Петра II, – имя военачальника и градостроителя Александра Даниловича Меншикова? Ну конечно, я лукавлю, задавая этот вопрос. Из школьного учебника или знаменитого романа Алексея Толстого вы узнали о головокружительной карьере этого человека, из Алексашки, торговца пирогами, превратившегося в царедворца, перед которым заискивали и чьей поддержки искали многие большие и малые обитатели зарождавшейся Российской империи. Сам Петр I называл его в письмах «мейн херценкинд» и «мейн липсте камрат». Правда, к концу жизни своего увенчанного короной друга сей князь чрезвычайно темного происхождения успел так провороваться, что не сносить бы ему головы, если бы не смерть государя. Потом последовал новый взлет, когда Меншиков достиг вершины могущества, и внезапное крушение, закончившееся смертью в ссылке, в Березове. И даже могила князя так и остается неизвестной потомкам; думают, что тело его, захороненное вблизи берега, спустя годы обрушилось в реку.

А вот знаете ли вы почтенного английского академика, «могущественнейшего и достопочтеннейшего владыку господина Александра Меншикова»? Да-да, в 1714 г. сей муж сочтен был достойным быть избранным членом британского Королевского общества. Великий Исаак Ньютон поспешил известить об этом указанного господина, «Римской и Российской империи князя, властителя Ораниенбаума, первого в советах царского величества, маршала, управителя покоренных областей, кавалера ордена Слона и высшего ордена Черного Орла и пр.».

Королевскому обществу, указывает в своем послании Ньютон, стало известно, что государь Петр «с величайшим рвением развивает во владениях своих искусство и науки» и что князь служением своим помогает ему «не только в управлении делами военными и гражданскими, но прежде всего также в распространении хороших книг и наук». Поэтому члены общества исполнились радостью, когда английские негоцианты дали знать, что его превосходительство «по высочайшей просвещенности, особому стремлению к наукам, а также вследствие любви к народу нашему желали бы присоединиться к нашему обществу». Для этого наперекор обычаю академики собрались во время каникул, причем в полном составе, чтобы единогласно избрать светлейшего в члены общества!

Но постигший многие тайны природы Ньютон не знал одного курьезнейшего факта, по поводу которого современные историки (в частности, крупнейший специалист Н.И. Павленко) сходятся во мнении: высочайше просвещенный светлейший князь... не умел писать и, верно, вряд ли мог прочесть хоть строчку! Невероятно, но приходится в это поверить. Среди многих тысяч сохранившихся в архивах документов периода деятельности светлейшего нет ни одного, в котором хотя бы несколько слов были написаны самим Меншиковым. Более того, все письма князя – адресованные домашним, с мелкими бытовыми подробностями и теплым «семейным» стилем, или отправленные государственным деятелям, дружеские и официальные – написаны не его рукой. Даже сохранившийся крайне любопытный документ – ежедневное описание жизни и деятельности князя – не принадлежит перу Меншикова.

Но почему же князь не научился писать? Ведь он отнюдь не был врагом наук, да и своим домочадцам стремился дать соответствующее времени образование. Нельзя упрекнуть этого энергичного человека и в лени, провинциальном барстве: научился же он, к примеру, отлично говорить по-немецки! А документы, написанные другими людьми, сохранили подпись князя. Ставшая нечеткой к концу жизни, когда ослабела рука, первоначально она была совершенно разборчивой. Иначе и не могло быть – ведь Меншиков в молодости сам выполнял такую сложную графическую работу, как составление чертежей. Во всем князь стремился быть первым – во всем, кроме грамотности. Так что же ему помешало?

«У него не было такой необходимости», – считают многие. Дело в том, что Меншиков создал собственную уникальную канцелярию, равную которой сложно было найти в то время. Ее сотрудники в любое время дня и ночи готовы были записать и отправить по назначению любое послание светлейшего, разбирать все официальные бумаги, зачитывая ему фрагменты из самых важных, наложить нужные резолюции, наконец, лично выполнить любое поручение. Ему просто не нужно было трудиться. Но это в годы зрелости, а раньше, когда только начиналась его карьера?

Трудно поверить, что Петр Великий готов был мириться с неграмотностью своего сподвижника, – если только на то не было серьезной причины. А таковой могло стать редкое заболевание или свойство человека (сообщение о страдавшем им учителе недавно появилось в нашей печати), при котором он просто не в состоянии сложить буквы в слова и потому не может ни читать, ни писать. При этом интеллектуальные способности нисколько не снижаются – может быть, даже лучше начинает работать память. Как бы то ни было, правду мы вряд ли когда-нибудь узнаем.

Серьезно ошиблись сэр Ньютон и почтенные представители Королевского общества. Возможно, Александр Данилович Меншиков и испытывал любовь к английскому народу, однако этим его заслуги перед Королевским обществом в основном исчерпывались. Среди «птенцов гнезда Петрова» сложно было найти человека более далекого от науки, чем «владетель Ораниенбаума». Князь был храбрым военачальником, крупнейшим государственным деятелем, градостроителем и строителем флота, чиновником, помещиком и богачом, «лицом» Петербурга (в его дворце устраивались важнейшие собрания), хитрым купцом и промышленником, часто скупым, иногда щедрым, казнокрадом, выпивохой и радушным хозяином, то хорошим другом, то опасным врагом, плохим дипломатом – кем угодно, только не ученым. При этом сам Петр I, которому светлейший, по словам Ньютона, помогал распространять в России науки, удостоился избрания в иностранную академию только через 3 года – в 1717 г. Видно, не нашлось пророка не только в родном, но и в чужом отечестве...

Так стараниями британских академиков на свет появился ученый, которого не было.

Г.Макаров