"КАКОЙ НИ ЕСТЬ, А ВСЕ Ж РОДНЯ..."

С.М.ЕВГРАФОВА

То, что традиционные русские имена родства для современного, в особенности городского, человека – вещь чуждая, известно давно. Ну кто хоть раз в жизни не слышал чего-нибудь вроде Он купил подарок своей свекрови или Она ревнует сына к золовке? Что поделаешь: несимметричные названия так затрудняют нам жизнь, что мы в них путаемся.

Между прочим, из-за такой же несимметричности мы порой говорим (хотя тут же поправляемся и сами над собой смеемся): Она женилась на своем троюродном брате или Моя подруга выдала замуж своего сына. Что ж, возможно, лет через двести симметрия восторжествует и мы обзаведемся своими аналогами английских mother-in-law, father-in-law, sister-in-law, brother-in-law, daughter-in-law, son-in-law и французских belle-mere, beau-pere, belle-soeur, beau-frere, belle-fille, beau-fils. Кстати, в истории русского языка подобное уже случалось: слово из детского языка дядя вытеснило исконные вуй («дядя по матери») и стрый («дядя по отцу»).

Но почему-то видеть подобные ошибки в литературных текстах всегда огорчительно: наверное, в глубине души мы убеждены, что именно писатели должны оберегать архаизмы. Помню, как меня мучило на полоке у самого краешка в любимой песне Высоцкого «Истопи ты мне баньку, хозяюшка»: ведь в слове полок второе о такое же беглое, как в слове замок.

Но еще обиднее ревнителю русского языка уличить любимого певца в такой неправильности:

Послушай, Зин, не трогай шурина:
Какой ни есть, а все ж родня!

Ведь шурин – это брат жены. Надо понимать, этой самой непутевой Зины. Правда, я всегда утешала себя мыслью, что Зина – Ванина вторая жена, а упоминаемый в разговоре шурин – брат первой жены...
Но шутки шутками, а вывод ясен: поэты и писатели – дети своего времени, и им свойственны многие наши языковые огрехи. И не стала бы я, может быть, обо всем этом писать, если бы не перечитала (в который уж раз!) гоголевскую «Шинель». Вспомните:

Фамилия чиновника была Башмачкин. Уже по самому имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого не известно. И отец, и дед, и даже шурин, и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки.

Боюсь, я бы могла и не заметить этого злосчастного шурина, если бы мне не понадобилось заглянуть в «Шинель» ради примера, демонстрирующего некоторые антропонимические закономерности (ибо в этом году я читаю студентам-антропологам курс ономастики). Так откуда же у Акакия Акакиевича появился шурин? Разве он был женат? А если и был, то шурин, брат жены, никак не мог быть Башмачкиным!
Признаюсь, пиетет перед мастером заставил меня усомниться в собственных знаниях, и я заглянула в словарь Даля. Однако для слова шурин и там указано одно-единственное значение – «брат жены». Значит, Гоголь – подобно многим нашим современникам – не знал точного значения этого имени родства (может быть, потому, что сам женат не был). Однако кое-кто – особенно в больших семьях, где любят считаться родством – знает все многочисленные термины, обозначающие родственников. А следовательно, они могут встретиться и в литературе. Вот почему их стоит знать, хотя бы пассивно; не будем хоронить еще живые слова.
Итак, русские термины родства можно изобразить в виде схемы (см. ниже).

Примечания.

1.  Родители поженившихся детей становятся друг для друга сватами (сват, сватья, сваты).
2.  Муж свояченицы называется свояк, то есть свояками называют друг друга мужчины, женатые на двух сестрах.

Схема не слишком простая, но вполне логичная и запоминаемая. Ознакомившись с ней, я уверена, любой ваш ученик справится с очаровательной загадкой из словаря Даля: Шли муж с женой, да брат с сестрой, да шурин с зятем – сколько их было?