ОПОРА НА СЛОВАРИ И СПЕЦИФИКА ПОЭТИЧЕСКОЙ РЕЧИ
В "ОПЫТАХ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА" А.М.ФИНКЕЛЯ

С.И.ГИНДИН

Идея лингвистического анализа текста опережает время

Опубликованная в 1923 г. статья Л.В. Щербы «Опыты лингвистического толкования стихотворений. I. “Воспоминание” Пушкина» знаменовала рождение в нашей стране идеи лингвистического анализа текста как особого научно-дидактического жанра исследования речи (см.: Русский язык, № 21/98. С. 1; там же на с. 5 –11 – комментированное переиздание статьи). Но так она видится из нашего времени. Современники не раз отзывались о ней с лестными похвалами, но восприняли ее скорее как одиночный опыт большого мастера, нежели как начало жанра и приглашение к собственным аналогичным исследованиям. Во всяком случае, подробного разбора своей идеи и методов и появления альтернативных опытов анализа Щерба так и не дождался ни от лингвистов и филологов, ни от педагогов и методистов. Может быть, именно поэтому и сам он вместо планировавшейся большой серии «опытов лингвистического толкования стихотворений» опубликовал – и то через 13 лет: всего один, на этот раз сопоставительный – «“Сосна” Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом».

Идея рождается вновь

Второе рождение лингвистического анализа текста произошло в нашей стране в конце шестидесятых годов, а массовое появление опытов такого анализа относится уже к 1970–1980-м годам. Комплексности, характерной для работ Л.В. Щербы, теперь не было. Педагоги, методисты и лингвисты-исследователи пришли к занятиям анализом текста независимо друг от друга. Ощущение общности целей и методов «учебного» и «научного» анализа начало складываться много позднее.

Рождение «научного» лингвистического анализа текста поддерживалось ростом интереса к проблемам поэтики и потребностью в создании объективных методов исследования литературы. Стимулирующее воздействие на этот процесс оказала опубликованная в 1961 г. в Варшаве статья Романа Якобсона «Поэзия грамматики и грамматика поэзии», содержавшая анализ пушкинского шедевра «Я вас любил. Любовь еще, быть может...» (позднее переиздана в кн.: Семиотика. М.: Радуга, 1983; То же / Изд. 2-е. Благовещенск, 1999).

Но у статьи Якобсона была точная сверстница, в которой задача лингвистического анализа поэтического текста была выдвинута в более непосредственной форме и решалась, пожалуй, более комплексно, чем у всемирно признанного собрата. И трудная судьба этой работы наглядно свидетельствует, как нелегко входила в сознание современников сама идея лингвистического анализа текста.

А.М. Финкель – поэт, переводчик, ученый

Современному читателю Александр Моисеевич Финкель (1899–1968) известен прежде всего как автор большей части пародий «про козлов, собак и веверлеев» в блистательном сборнике «Парнас дыбом» (последнее массовое издание: Паперная Э.С., Розенберг А.Г., Финкель А.М. Парнас дыбом. М.: Худож. лит., 1989; см. также журнал «Наука и жизнь». 1968. № 11 и 12). Приобрел известность и сделанный Финкелем полный перевод сонетов Шекспира.

Но сам Александр Моисеевич видел себя прежде всего ученым, исследователем (именно поэтому легкомысленные пародии «Парнаса дыбом» он и его друзья, в ту пору аспиранты, опубликовали без полных подписей). Сделанное им обширно и разнообразно: вузовские курсы русского языка, монография о русских причинных предлогах, один из первых опытов «Краткого введения в лингвистическую стилистику» (на украинском языке), работы об особенностях преподавания русского языка в двуязычной школе, первоклассные исследования о поэтическом переводе...

Сочетание научного и поэтического дара, умения исследовать текст и способности творчески вживаться в него предопределило, как кажется, обращение Александра Моисеевича в последнее десятилетие его жизни к задаче лингвистического анализа текста.

А.М. Финкель – пионер лингвистического анализа текста

Первый «опыт лингвистического анализа», предлагаемый сегодня читателям газеты «Русский язык», был завершен А.М. Финкелем в 1960 г. и посвящен «Незнакомке» А.Блока. Самим заглавием своей статьи ученый недвусмысленно указывал, что подхватывает и развивает традицию именно щербовских «Опытов лингвистического толкования стихотворений», незадолго до того впервые собранных вместе и переизданных (см.: Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957; думается, что выход этого издания послужил стимулом и для Р.О. Якобсона). Зимой 1960/61 гг. и весной 1963 г. Финкель создал еще два «Опыта», посвященных стихотворениям Э.Багрицкого «Происхождение» и «Вмешательство поэта».

Сегодня, когда лингвистический анализ текста широко внедряется в школьную практику и преподается будущим учителям, трудно даже представить себе ту настороженность, недоверие и противодействие, с которыми были встречены в 60-е годы «Опыты» А.М. Финкеля. Самому ученому удалось опубликовать лишь краткие тезисы статьи о «Вмешательстве поэта» и одного из разделов статьи о «Незнакомке». Но он не отступался, и за год до смерти объединил все три опыта в небольшой книжке «О поэтическом языке», также не увидевшей света.

Лишь через много лет «Опыты» были полностью или частично опубликованы в малотиражных научных сборниках («Опыты» о Багрицком см.: Studia rossica posnaniensia. 1988. Z. 20; Диахроническая лингвистика и история лингвистических учений. М.: Изд. МГУ, 1988). До сих пор они плохо известны даже специалистам. Между тем «Опыты» представляют отнюдь не только исторический интерес и могут сослужить немалую службу и в школе. Поэтому мы решили сегодня представить один из этих «Опытов» на страницах «Русского языка».

В оригинале (машинопись с авторской правкой была в свое время предоставлена мне вдовой ученого, Анной Павловной Финкель) статья о «Незнакомке» состоит из четырех глав. Из главы «Вводные замечания» и заключительной главы «Повторы» в публикации использовано лишь несколько фрагментов, перенесенные в соответствующие места главы «Отбор слов...». Из двух публикуемых глав вторая, о служебных словах, впервые выходит в свет – и именно на наших страницах. В двух случаях я счел необходимым воспроизвести места, зачеркнутые автором в оригинале статьи. Оба фрагмента взяты в квадратные скобки.

Публикуемая статья – самый ранний из «Опытов» А.М. Финкеля и первый из отечественных анализов 60-х годов. Автору еще не полностью удалось реализовать выдвинутый им во «Вводных замечаниях» тезис о недопустимости дробления анализа по отдельным уровням и аспектам текста. Не нашла отражения в «Опыте» и стиховая организация блоковского текста. Возможно, кого-то из читателей не удовлетворят и какие-то другие особенности подхода исследователя к стихотворению.

И все же в целом «Опыт» А.М. Финкеля не только до сих пор не превзойден никем из исследователей Блока, но и сохраняет принципиальное значение для методологии лингвистического анализа текста и для общей теории поэтической речи.

Опора на общеязыковые словари

Практики лингвистического анализа текста сплошь да рядом полагаются лишь на собственную лингвистическую интуицию, собственное понимание слов и конструкций. Но лингвистическое чутье каждого из нас индивидуально и ограниченно. Бесконтрольное доверие к нему может приводить к неточности и, главное, к неполноте и недостоверности результатов анализа.

А.М. Финкель первым понял опасность такого пути и стал систематически использовать в ходе анализа все существующие большие словари русского языка. Не отменяя и не заменяя исследовательской интуиции, они дают ей прочную опору, обеспечивают возможную полноту учета общеязыковых значений и становятся точкой отсчета при выяснении значений текстовых. В этом отношении публикуемая сегодня работа – хороший образец для подражания, поучительный и для исследователя, и для школьного учителя и его учеников.

Многозначность в прозе и в поэзии

Совершенно особое значение имеет выдвинутая в статье о «Незнакомке» идея о различном соотношении лексикографического (словарного, общеязыкового) и текстового значений слова в прозаических и поэтических текстах. В прозаическом тексте, как правило, реализуется какое-либо одно и только одно из имеющихся в данном языке и фиксируемых словарем значений некоторого потенциально многозначного слова. В поэтическом же тексте, по мнению А.М. Финкеля, может иметь место одновременная реализация нескольких словарных значений. Слово в поэзии уже не обязано иметь какое-либо одно из предусмотренных словарем значений, как то бывает в прозе, но может объединять их, хотя различие этих значений не нейтрализуется, а, напротив, само ощущается как смыслообразующий фактор.

Поскольку подобные «одновременно-многозначные» слова будут с необходимостью сталкиваться и сосуществовать в текстах со словами однозначными, то возникает возможность придавать тексту в целом различные семантические тональности, по-разному организуя семантику произведения. Тот тип организации, при котором в стихотворении доминируют и задают общую тональность именно одновременно-многозначные слова, А.М. Финкель в истории русской поэзии связывает прежде всего с именами В.А. Жуковского и А.А. Блока.

Явление, привлекшее внимание Финкеля, лексикологам известно, но изучено оно слабо. Не случайно, скажем, в классификации разновидностей текстовой многозначности в книге Ю.Д. Апресяна «Лексическая семантика» (М., 1974. С. 180–181) этот тип, названный «синкретическим выражением разных значений», описан менее ясно, нежели более изученный каламбурно-метафорический тип. Многочисленные примеры, разбираемые в статье А.М. Финкеля, могут послужить материалом для раздумий над серьезными проблемами семантики.

Вот только один пример. Через 13 лет после написания статьи о «Незнакомке» в книге Д.Н. Шмелева «Проблемы семантического анализа лексики» (М., 1973. С. 94–95) рассматриваемому типу многозначности дана характеристика, удивительно близкая к той, что предлагал А.М. Финкель: «...в целом ряде случаев граница между значениями оказывается как будто размытой, смысл словосочетания <...> не требует выявления этой границы, более того, часто он не покрывается полностью ни одним из значений в отдельности». И в качестве иллюстрации Д.Н. Шмелев приводил употребление слова новый у того же Блока! Правда, Д.Н. Шмелев утверждает, что такой же тип многозначности характерен и для употребления того же слова в «самых простых и обычных» бытовых фразах. Так ли это? Противоречие мнений двух исследователей заслуживает дальнейшего изучения.

А.М. Финкель в истории поисков специфики поэтической и прозаической речи

Идеи А.М. Финкеля органически вписываются в идущую от его великого земляка А.А. Потебни традицию поисков языковой сущности и специфики разновидностей художественной речи – «поэзии» и «прозы», «поэзии» и «лирики» и т.п. «Одновременная» многозначность слова в поэзии, по сути, является еще одной оригинальной разновидностью той «семантической осложненности», в которой видел определяющее сущностное свойство лирических текстов Б.А. Ларин (Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественной речи // Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974. С. 100). Пожалуй, она даже больше отвечает интуитивному представлению об «осложненности», чем те разновидности, которые были намечены самим Б.А. Лариным.

Опора исключительно на организацию плана содержания текста в обычном, общеязыковом понимании этого термина отличает взгляды А.М. Финкеля от другой концепции, выдвинутой В.Я. Брюсовым, считавшим, что в «поэзии» планы содержания и выражения как бы меняются местами (Брюсов В.Я. Miscellanea // Брюсов В.Я. Собрание сочинений. Т. 6. М., 1975. С. 379–381). Однако не исключено, что как раз идеи А.М. Финкеля, равно как и Б.А. Ларина, помогут обосновать следующее наблюдение Брюсова: «Так, в “Евгении Онегине”, написанном прекрасными стихами, немало мест, которые, по справедливости, должно отнести не к “поэзии”, а к “художественной прозе”, и Пушкин очень тонко назвал свое создание не “поэмой”, а “романом”».