НА ДОСУГЕ

"СЧАСТЬЕ?..
СЕБЯ ВЫПОЛНИТЬ, ИСПОЛНИТЬ, НАПОЛНИТЬ"

(Читаем стихи М.В.Панова)

Т.А.БАХОР,
г. Лесосибирск,
Красноярский край

Михаила Викторовича Панова выпускники МГУ им. М.В. Ломоносова помнят по его лекциям о фонетике русского языка, часто завершавшимся аплодисментами студентов, и курсу истории языка русской поэзии. Во время некоторых лекций этого спецкурса студентам приходилось стоять перед дверью в аудиторию, так как мест было намного меньше, чем желающих послушать талантливого ученого. Книга его стихов «Тишина. Снег» (М.: «Carte Blanche», 1998) предоставляет возможность продолжить общение с завораживающей личностью, под обаяние которой сразу же попали старшеклассники, когда мы на заседании кружка попытались определить основные мотивы лирического переживания поэта.
Знакомство со стихами Михаила Викторовича по-зволяет нам «себя наполнить» добротой, доверием к жизни, которыми так щедро делится с нами Панов-поэт:

Счастье? Выполнить назначенье.
Себя выполнить,
исполнить,
наполнить.

Надеемся, наблюдения, сделанные нами при анализе стихотворения «Тень», открывающего книгу и входящего в цикл «Лес весной», позволяют не только узнать новые грани личности этого удивительного человека, но и продемонстрировать некоторые пути постижения смысла поэтического текста, написанного стихом неклассической формы, что редко встречается в практике школьного анализа.

Тень

(1) Свежее росистое солнце.
(2) Трава,
пушистозеленая,
(3) под ветром клонится:
туда,
сюда.

(4) Ветер тихий:
(5) только гладит.
(6) Медленно проползла влажная змея
(7) и растаяла в траве.
(8) Застыли
в воздухе
(9) синие палочки стрекоз.

(10) И по всей волнистой траве
(11) качается, плавает
(12) крупное кружево
(13) из молчаливых теней
(14) и светящихся пятен.
(15) То вдруг замрет,
(16) то снова кинется в сторону –
(17) И листья вверху тихо зашелестят.
(18) И опять все замрет.
(19) Только еле-еле качается;
(20) пятна
загораются и гаснут.
(21) Такая тень плавает, живет, ликует
(22) только в счастливом лесу.

(23) Такой лес шумит и думает,
(24) зовет и учит
(25) только в счастливом детстве.

Этот текст был предложен старшеклассникам как продолжение разговора о М.В. Панове-человеке.
Несмотря на то, что в тексте отсутствует рифма, но графическое деление строчек сразу же настроило ребят на восприятие этой пейзажной зарисовки как стихотворения. Вспоминаем, что смысл поэтического текста воплощается не только и не столько в привычных синтаксических и семантических связях слов в предложении, сколько в актуализации различного рода горизонтальных и вертикальных притяжений и отталкиваний.

Привычные к классическому ритму и строгой рифме, старшеклассники с интересом восприняли этот текст и стали размышлять о том, что же, собственно, делает его стихотворением. Начали мы с самого простого – определения метрического рисунка. После того как расставили ударения и нарисовали схему, увидели, что текст неоднороден по используемым в нем формам. Так, в трех первых строчках межударные интервалы колеблются от одного до трех слогов, напоминая нам некоторые ритмические новшества поэзии Серебряного века:

Свежее росистое солнце.
Трава,
пушистозеленая,
под ветром клонится:
туда,
сюда.

Эти три строки, пробелом отделенные от остального текста, являются своеобразным лирическим зачином, в котором, как в музыкальной увертюре, намечены важнейшие темы, мотивы и образы всего стихотворения. В наибольшей степени смыслообразующую функцию выполняют слова-образы, располагаемые в начале стихотворной строчки и в ее конце, ибо на них падает логическое ударение (перед паузой или после нее). Старшеклассники называют в качестве таковых образы солнца и травы, которыми определяются границы художественного пространства, его верха (солнце) и низа (трава). Но верх и низ здесь не противопоставлены. Их взаимосвязь и единство подчеркиваются звукописью:

Свежее росистое солнце.
Трава, пушистозеленая...

Повторяющиеся звуки с-ст-ш-ц ассоциируются у ребят со звуками ветра, образ которого и появляется в следующей строке этого стихотворения:

под ветром клонится:
туда,
сюда.

Как видим, лирический герой стихотворения М.В. Панова – человек, открытый безграничному пространству, космосу, наполненному постоянным повторяющимся движением. Вместе с ребятами обращаем внимание, что первое указание направления движения – туда (от себя), а только потом – сюда (к себе). Только таким образом, наверное, и можно постичь мир со всеми его тайнами, с его бесконечным изменением. Так пейзажная зарисовка превращается в философское размышление о жизни, о единстве земного и небесного, о движении «от себя к себе» как законе бытия.
В следующих, 4-й и 5-й, строчках межударные интервалы равны одному слогу. Вместе с ребятами размышляем над функцией изменения ритма и приходим к выводу о том, что здесь конкретизируются образы, намеченные в лирическом зачине. Строки, написанные хореем, передают дыхание ветра:

Ветер тихий:
только гладит.

На фоне этих коротких «ветреных» строчек отчетливо звучит «партия» змеи, тяготеющая к хореическому ритму (6–7-я строки) и изобилующая звуками м-л-н:

Медленно проползла влажная змея
и растаяла в траве.

Ударения в этих строках тяготеют к нечетным слогам: в первой из процитированных строчек – к 1-му, 7-му, 11-му, во второй – к 3-му, 7-му. Ударение в слове проползла (6-й слог от начала строки) не соответствует выявленной закономерности, т.е. это слово оказывается ритмически выделенным и воспринимается школьниками как самое главное в характеристике змеи, так как передает ее тяжеловесность.
Такой прием в характеристике образа уже встречался старшеклассникам в стихотворении А.Фета, начинающемся зимней зарисовкой:

Какая грусть! Конец аллеи
Опять с утра исчез в пыли,
Опять серебряные змеи
Через сугробы поползли.

При интерпретации этого стихотворения в 10-м классе мы пытались «реконструировать» текст, заменить слово поползли другими словами (шелестели, полетели, понеслись), чтобы выявить воплощенное в тексте лирическое переживание. Тогда мы пришли к выводу, что повторение сочетания по (по-по-лзли) способствует усилению ощущения монотонности и душевной тяжести при восприятии зимней вьюги.
У М.В. Панова анализируемый фрагмент не завершается образом змеи, а продолжается следующими строчками:

Застыли
в воздухе
синие палочки стрекоз.

Определяя пространственную принадлежность образов этого фрагмента, ребята соотнесли траву и змею со стихией земли (низ). Ветер и стрекозы, по представлениям старшеклассников, относятся к образам, объединяющим верх и низ.
Оценивая этот фрагмент в контексте всего стихотворения, обращаем внимание ребят на вертикальные связи, отчетливо проявляющиеся в тексте. Образ ветра тихого соотносится со свежим росистым солнцем, а образ змеи теряет отрицательную эмоциональную окраску, существующую при восприятии человеком реальной змеи, и «рифмуется» с травой пушистозеленой. Восприятие стрекоз как застывших в воздухе разрушается «рифмовкой» этой строки с третьей строчкой стихотворения, соотношение с которой оказывается возможным еще и потому, что ветер и воздух – явления одной стихии. Старшеклассники подтверждают правомерность такой «рифмовки» замечанием о том, что статичное положение стрекоз (застыли в воздухе) – это видимость от безостановочного движения крыльев насекомых (сравните: ...клонится: туда, сюда).
И хотя стихотворение называется «Тень», ее образ представлен только в третьей, самой большой, части текста (строки 10–22), в двух строчках которой, как и в первой части, ритм теряет свою классическую строгость, межударные интервалы равны одному и двум слогам:

И по всей волнистой траве
качается, плавает...

Здесь та же безграничность пространства и безостановочность движения, которые были отмечены старшеклассниками при анализе лирического зачина текста. Но если в начале стихотворения была нарисована картина мира (солнце, трава, роса), а затем указывалось на движение как атрибут жизни, то в 3-й части мир сразу предстает в движении.
Звукопись акцентирует наше внимание и на следующем образе:

крупное кружево
из молчаливых теней
и светящихся пятен.

Спрашиваю ребят о том, что за кружево, откуда оно взялось, если до этого речь шла о траве, солнце, ветре, стрекозах. Старшеклассники сразу же отвечают, что эту тень отбрасывают лесные деревья, листья на которых время от времени шелестят вверху, над лирическим героем. Игра молчаливых теней и светящихся пятен представлена здесь как некая тайна, суть которой для героя непонятна, но притягательность которой от этого не уменьшается. Причина и следствие в сознании лирического героя меняются местами:

крупное кружево...
То вдруг замрет,
то снова кинется в сторону –
и листья вверху тихо зашелестят.

Вместе с ребятами приходим к выводу о том, что такое восприятие мира характерно для ребенка или взрослого человека, сохранившего детскую очарованность жизнью.
Обращаем внимание на последние строчки этой части стихотворения:

Такая тень плавает, живет, ликует
только в счастливом лесу.

Объясняем словосочетание такая тень. Какая? В классе высказываются разные предположения. Одни думают, что речь идет о красоте кружева тени, сочетающего тьму и свет. Другие ребята видят здесь указание на таинственность этой тени, не требующую разгадывания.
С последними строчками этой части соотносится и концовка стихотворения, начинающаяся также словом такой.

Такой лес шумит и думает,
зовет и учит
только в счастливом детстве.

Приятие леса – и мира – таким, каким он представляется человеку, доверчивому в счастливом состоянии, возможно только в детстве, в самый счастливый период нашей жизни.
Другие стихотворения свидетельствуют о том, что ощущение счастья от общения с природой, людьми, миром постоянно переполняет лирического героя. Присуще ему и восприятие мира как чуда. Такова роса в одноименном стихотворении:

Она не стеклянная,
не слюдяная,
а лучше:
живая.

Все это непонятно
и чудесно.

Умение быть благодарным за каждое проявление жизни отражает бесконечную доброту лирического героя стихотворения «Дождь», что не может остаться незамеченным:

Что было сегодня хорошо?
Умная книга,
встреча с цаплей,
но лучше всего –
дождь.

Не оставляют равнодушными ребят и строки другого стихотворения, начинающегося знаменательными словами Человек благодарен.

Спасибо за счастье, за труд,
за мучения мысли.
Я смог пройти сквозь них...
С рубцами ожогов?
Да. Спасибо.

Тяжелые испытания, выпавшие на долю человека, прошедшего дорогами войны (цикл «Война»), потерявшего дорогих и близких людей (цикл «На смерть В.А. Хорошковой»), не уменьшили в лирическом герое М.В. Панова доверия к жизни. Книга завершается «Одой земле»:

А разве только вода хороша?
А ласковые руки?
А смех, утро, стихи?
Хороша Земля!

Стремление Михаила Викторовича разделить это чувство с другими ощущали мы, студенты филологического факультета МГУ, когда в конце 1970-х €– начале 1980-х годов слушали его лекции. Это же чувство доверия к жизни и счастья ощущает каждый, кто открывает книгу его стихов, и учится этому. После занятия ребята подходили ко мне и просили книгу Панова, чтобы переписать стихи, себя... наполнить. Значит, учеников у Михаила Викторовича стало больше, и в свои 80 лет для современного юного поколения он продолжает быть Учителем.