ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

«РУСЬ, КУДА Ж НЕСЕШЬСЯ ТЫ, ДАЙ ОТВЕТ?»

(Разговор о новой форме выпускного экзамена)

С.ЕВГРАФОВА

«...хлыснул его кнутом,
и бричка пошла прыгать по камням.»

Мы, учителя, народ подневольный, и к кнуту (то бишь к критике сверху и снизу и к указаниям свыше) привыкли больше, чем к прянику (сиречь к благодарностям и достойному заработку). Однако работаем мы, стараясь не реагировать на свист кнута, а – по мере возможностей – ориентируясь на свой опыт и разум. Только поэтому сегодняшняя школа пока еще похожа на ту школу, в которой учились мы сами. Но и учителя, и все люди, хоть немного интересующиеся происходящим в российских школах и вузах, знают, что попытки перестроить систему образования носят самый что ни на есть революционный характер.

Речь в этой статье пойдет о «мелочи» – об одном экзаменационном новшестве, о замене выпускного сочинения изложением художественного текста с анализом изложенного эпизода. Без предварительных дискуссий с общественностью министерство слегка (у нас демократия, нам предоставили возможность выбора!) «хлыснуло кнутом» – и эксперимент начался.

Как показывает новейшая история, реформы, которые проводятся по классической методе «хотели как лучше, а получилось как всегда», стали еще одной нашей бедой – к дуракам и дорогам в придачу. Не хочу сейчас подробно говорить о вещах глобальных, хотя, признаюсь, меня пугает, что благородная идея большевиков дать всем желающим представителям класса-гегемона (обделенного не карьерой, а умением читать и писать, то есть ключом к внутренней – интеллектуальной, духовной – жизни) возможность учиться, получать знания превратилась в интерпретации сегодняшних начальников в безнравственный по своей сути замысел – упростить всем (преимущественно ленивым, недоучившимся, не желающим читать и писать) процесс получения документа о высшем образовании, который сейчас является ключом к карьере, а не к знаниям.

Я не собираюсь рассуждать о том, что дети перестанут учить литературу, или о том, как важно уметь писать сочинения. А напишу я о двух проведенных мной «контрольных опытах»...

«Кучеру Селифану отдано было приказание
рано поутру заложить лошадей в известную бричку...»

Будучи человеком законопослушным и переживающим за вверенных моему попечению чад, я задумала проверить, в какой степени мои десятиклассники (из гуманитарного лицея при РГГУ) готовы к экзамену нового типа. Задание решила выбрать несложное: эпизод из недавно проштудированной повести Гоголя «Шинель» – тот, где речь идет о морозе, «сильном враге всех, получающих четыреста рублей в год жалованья или около того» (подробная биография портного Петровича уже не включалась).

Разумеется, я предварительно пояснила, что нужно указать, какие темы, поднимаемые автором в повести, затрагиваются именно в этом эпизоде; с какой точки зрения они здесь раскрываются (то есть, грубо говоря, почему без этого эпизода повесть стала бы иной – менее глубокой, или остроумной, или гуманной, или какой-нибудь еще) и какими художественными средствами автор достигает нужного эффекта. (Замечу в скобках, что я считаю такой анализ ювелирной работой, ибо он предполагает в человеке не только хорошие знания данного произведения и творчества писателя в целом, но и умение кратко и точно выражаться.)

Изложение как таковое ребята написали более чем прилично, и о нем я писать не буду, хотя, конечно, не обошлось без грамматико-стилистических ляпов. А вот с сочинением – анализом эпизода дело обстояло куда хуже.

«... и пустился вскачь, мало помышляя о том,
куда приведет взятая дорога.»

Результаты удручили меня донельзя. Во-первых, чувствовалось, что незнакомство с жанром поставило ребят в очень неприятное положение: желая «сделать как лучше», они стремились рассказать в двух-трех словах либо все, что когда-либо слышали о повести «Шинель» и несчастном Акакии Акакиевиче, либо то, что им больше всего запомнилось. Вот что из этого получилось (здесь и далее в цитируемых работах я правила только орфографию и пунктуацию, оставляя стиль неизменным; сочинения приводятся целиком).

1. Этот эпизод в повести Николая Васильевича Гоголя «Шинель» играет очень важную роль. Здесь описываются причины, которые побудили героя в будущем изменить свою жизнь. Акакий Акакиевич начал копить деньги на покупку новой шинели. А для этого он даже перестал пить чай по вечерам, заниматься переписыванием бумаг в сумеречное время. Герой Гоголя отказался от своего любимого занятия только для того, чтобы не тратить деньги на покупку свечей.

Этот отрывок показывает социальное положение главного героя. Он беден и не может часто обновлять свой гардероб. Такой порядок вещей приводит к тому, что трудности жизни преодолевать Акакию Акакиевичу приходится очень сложно. В то же время здесь показаны и чиновники, имеющие большие состояния. Они также живут не без преград, но им намного легче проходить эти испытания благодаря своему высокому социальному положению. (Д.П.)

Я пока не касаюсь некорректных интерпретаций поступков героя или повести в целом; просто обратите внимание на неумение мысленно очертить границы эпизода: ученик то уходит от обсуждения конкретных деталей в обобщения, то вдруг перескакивает на детали, описанные в других эпизодах.

Впрочем, даже в тех случаях, когда пишущий видит границы эпизода, анализ получается крайне поверхностным.

2. Этот эпизод в повести сыграл очень большую роль, так как именно этот отрывок нам объясняет последующие действия Акакия Акакиевича (копление денег на шинель). Также этот эпизод раскрывает личность Акакия Акакиевича. Он предстает перед нами безалаберным, но в то же время очень бережливым хозяином. С одной стороны, ему все равно, в чем ходить, но, когда шинель продырявилась, он заботится о том, чтобы починить ее. Этот отрывок является структурной частью повести, и если ее выкинуть, то повесть потеряет всякий смысл. (А.Г.)

Читая это сочинение, можно догадаться, что идея обращения к эпизоду не вовсе чужда школьникам. Во-первых, они явно слышали от учителя литературы, что с точки зрения развития сюжета важно уметь находить эпизоды, являющиеся экспозицией, завязкой, кульминацией и развязкой (хотя поиск этих особо значимых элементов структуры текста происходит не с помощью литературоведческих методов, а просто с опорой на бытовое представление о причинно-следственных связях). Во-вторых, они явно учились составлять характеристики персонажей, отыскивая в тексте эпизоды, которые позволяют проиллюстрировать то или иное качество героя (правда, увы, в который раз я вижу, как беспомощны ребята в подборе адекватных слов, коротко называющих описанную ситуацию). Что ж, оба прослеживаемых навыка работы с текстом вырабатывались в процессе подготовки к сочинению.

Однако идея анализа эпизода (напоминаю, я объяснила им, чего я от них хочу) им совершенно чужда. Многих ребят настолько шокировало непривычное задание, что они просто не знали, о чем писать. При этом пишут они таким языком, что плакать хочется: гладко болтать ни о чем, ходить вокруг да около они не умеют, а предметный разговор не получается. Вот пара очень неудачных работ.

3. Этот эпизод очень вместительный. В нем Гоголь описывает Петербург в виде чиновников и дает некую характеристику Акакию Акакиевичу. Например, то, что друзья его посмеиваются над шинелью, они также посмеиваются и над самим Акакием Акакиевичем, и мы можем сделать вывод, что авторитетом и серьезной фигурой он для них не является. Даже не читая текста, из этого эпизода можно сделать характеристику Акакия Акакиевича.

Здесь же мы видим описание чиновников, резкий контраст между высшими и средними. Я считаю, что здесь Гоголь говорит о всем Петербурге. Возможно, что этот эпизод является в некоторой степени завязкой, хотя однозначно этого сказать нельзя. (А.Б.)

Помимо фантастического количества грамматико-стилистических ошибок, приведенное выше мини-сочинение примечательно полным отсутствием конкретных утверждений и очевидной неуверенностью автора в собственных словах.

Следующее сочинение (как и приведенные ниже, в связи с другой проблемой, сочинения № 5 и № 6) удручает уже своей чрезмерной краткостью: автор абсолютно не понимает, о чем здесь нужно и можно говорить.

4. Я думаю, что этот эпизод вводит нас в историю о том, что послужило тому, что Акакий Акакиевич начал копить деньги на новую шинель, а также показывает отношение чиновников к Акакию Акакиевичу. Наверное, еще стоит сказать, что здесь раскрываются некоторые черты характера Акакия Акакиевича, прежде всего это экономность, а также некоторое безразличие в отношении к себе. (П.Е.)

Это мини-сочинение позволяет увидеть главное: ребята плохо владеют техникой поиска темы, проблемы в произведении; они не «узнают» тему, когда она проявляется в эпизоде, не видят ключевых слов.

Так, в рассматриваемом эпизоде они не замечают даже темы нищеты, заявленной уже в первой фразе («страшный враг всех, получающих четыреста рублей жалованья»), звучащей еще сильнее в противопоставлении «занимающих высшие должности» и «бедных титулярных советников» и находящей свое символическое воплощение в протершейся до дыр, превратившейся в бабий капот шинели Акакия Акакиевича, которую уже много лет пытается поддержать в «рабочем» состоянии живущий «где-то в четвертом этаже по черной лестнице» пьяница портной Петрович.

Все перечисленные художественные детали, делающие тему выпуклой, в изложениях наличествуют, но ребята их не осознают: из двадцати с лишним писавших только один (!) ученик упомянул о нищете; еще один (см. выше сочинение № 1) счел нужным сказать о «социальном положении» героя, который, как оказалось, «беден и не может часто обновлять свой гардероб». Между тем именно удручающая бедность «маленького» человека вошла в литературу благодаря Гоголю: у Пушкина ее еще не было. Именно эта тема стала основой внутреннего (а в «Бедных людях» даже явного) спора Достоевского с Гоголем.

При этом на уроках литературы моя коллега (прекрасный и очень опытный учитель литературы) об этой проблеме с ребятами говорила, я специально выяснила после моего печального эксперимента!

Любопытно, что значимые для раскрытия основной темы отрывка детали могут вызывать у учеников побочные ассоциации – иногда существенные, иногда не очень: так, многие (см., например, сочинения № 3 и № 4) упоминают о неуважительном отношении сослуживцев к главному герою, некоторые – об умении экономить, о бережливости (см. № 2, 3 и отчасти № 1). А вот того, что непригодность шинели создает для Акакия Акакиевича непреодолимое препятствие к «должностным отправлениям», не видит никто. В чем же причины всех этих странностей?

«Поодаль в стороне
темнел каким-то скучно-синеватым цветом сосновый лес...»

Получается, что дети видят в тексте то, что значимо в их собственном представлении о мире (Любят меня или нет? Приходится ли моим родителям экономить? Могут ли они купить мне модные вещи, которые повысят мой статус в глазах окружающих?), но не то, что значимо для писателя. Конечно, расхождения в интерпретациях текста неизбежны. Но в какой степени мы готовы быть снисходительными к неправомерному осовремениванию и примитивизации лучших произведений русской классической литературы?

Давайте почитаем мини-сочинения десятиклассников, обращая особое внимание на их представление о мире, в котором живет гоголевский герой. Для начала вспомните о том, что Акакий Акакиевич «не может часто обновлять свой гардероб» (см. № 1). А ведь речь идет об эпохе, когда одежда была добротной и дорогой, когда ее шили вручную и перешивали, если она становилась немодной или неподходящей по размеру, когда любимым слугам или бедным родственникам в знак расположения дарили ношеные наряды, когда вполне обеспеченные люди передавали свои шубы, сюртуки, фраки и бальные платья по наследству. Вспомните главу о Коробочке, где Гоголь иронизирует над этим обыкновением, показывая, какие нелепые формы оно порой принимает: «Но не сгорит платье и не изотрется само собою; бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатной сестры вместе со всяким другим хламом». Современные школьники не задумываются о подобных деталях, хотя они читали не только «Мертвые души», но и – на уроках истории – примеры духовных завещаний; да и в других произведениях русской литературы упоминаний о судьбе вещей множество. Но ребята просто экстраполируют законы нашего мира на прошлое.

Экстраполяция затрагивает как материальную, так и моральную сторону жизни.

5. После этого эпизода Акакий Акакиевич купил шинель, которая сыграла большую роль в его жизни. Также эпизод говорит о некоторых его качествах. Хотя бы то, что ничего, кроме своей любимой работы, он не замечал. (Н.С.)

Тема равнодушия ко всему, кроме работы, очевидно, волнует многих современных подростков, презрительно относящихся к «ботанам», интересы которых сосредоточены на учебе.

6. Эпизод описания шинели очень важен, ведь сама шинель сыграла основную роль в произведении. Также этот эпизод говорит нам о некоторых чертах характера Акакия Акакиевича, ведь здесь мы можем увидеть, что он не интересовался своей одеждой и, кроме своей работы, ничего не замечал. (Е.Я.)

Значимость этой проблемы во внутреннем мире десятиклассника столь велика, что многие упорно ищут ее в эпизоде, в котором напрямую ничего о ней не сказано! Особенно ярко это проявляется в следующем сочинении.

7. Я думаю, что данный эпизод показал всю жуткость положения чиновников в царской России, особенно низших чинов. Их безысходную рабскую преданность, страх перед начальством. Для Акакия Акакиевича нет ничего, кроме работы. Он заметил то, что его шинель просто рассыпала<сь>, только после того, как он стал замерзать. А ведь так часто и происходило. Как бездушные машины, выполняли свою работу. Как жалко, что они не увидели свою жизнь. (П.Д.)

В нем ученик выводит тему на уровень философского обобщения, и благодаря этому обнажается абсолютная несовместимость современного подросткового взгляда на преданность работе с гоголевским. Ведь для Гоголя отношение героя к своим обязанностям, к «должностным отправлениям» было мерилом его полезности для России (об этом много сказано в «Ревизоре» и «Мертвых душах»). Гоголя возмущало, что человек, пусть небольших способностей, но влюбленный в свою пустячную работу и выполняющий ее прекрасно, не может быть продвинут по службе и потому не может жить достойно, в то время как процветают и благоденствуют тысячи и тысячи умелых очковтирателей и взяточников, не исполняющих свои должности.

Несовпадение писательской и читательской модели мира столь разительно, что начинаешь понимать: в головах наших учеников знания о литературном произведении никак не соотносятся с вдумчивым «вчитыванием» в текст. То, о чем они слышат на уроках литературы, запечатлевается в ученическом сознании как перечень фактов, подлежащих запоминанию.

Мы им говорим про особенности раскрытия темы «маленького» человека у Гоголя, который первым заговорил о том, что «маленьким» человека сделала нищета, убивающая чувство собственного достоинства, не дающая возможности думать о чем бы то ни было, кроме выживания, о вынужденном убожестве целей, которые он ставит перед собой. А ребята видят в истории Башмачкина совсем другое...

8. Этот эпизод имеет большое значение в тексте. Ведь, прочитав «Шинель», мы можем сделать вывод, что взаимоотношения между героями книги складываются только благодаря благоприятной внешности их самих.

С помощью таких мелких эпизодов, казалось бы, совсем незначительных, Гоголь позволяет нам легче понять содержание в бытовой жизни героя. Шинель – цель в жизни Акакия Акакиевича, она изменила его повседневную жизнь в корне.

Оказывается, Гоголь писал о роли приятной внешности и красивой одежды в жизни человека!

Разумеется, процесс восприятия текста многомерен и очень сложен, – это объективная данность. Об этом прекрасно написал Ю.М. Лотман в книге «Внутри мыслящих миров» (М.: Языки русской культуры, 1999. С. 13):

Для того чтобы достаточно сложное сообщение было воспринято с абсолютной идентичностью, нужны условия, в естественной ситуации практически недостижимые: для этого требуется, чтобы адресант и адресат пользовались полностью идентичными кодами, то есть фактически чтобы они в семиотическом отношении представляли бы как бы удвоенную одну и ту же личность, поскольку код включает не только определенный двумерный набор правил шифровки – дешифровки сообщения, но обладает многомерной иерархией. Даже утверждение, что оба участника коммуникации пользуются одним и тем же естественным языком (английским, русским, эстонским и т.д.), не обеспечивает тождественности кода, так как требуется еще единство языкового опыта, тождественность объема памяти. А к этому следует присоединить единство представлений о норме, языковой референции и прагматике. Если добавить влияние культурной традиции (семиотической памяти культуры) и неизбежную индивидуальность, с которой эта традиция раскрывается тому или иному члену коллектива, то станет очевидно, что совпадение кодов передающего и принимающего в реальности возможно лишь в некоторой весьма относительной степени.

Лотман говорит о любом сообщении, но если вспомнить, что мы имеем дело с интерпретацией художественного текста, написанного более полутора сотен лет тому назад, то мы увидим не только пропасть, отделяющую Гоголя от любого нашего современника, но и пропасть, лежащую между учителем и учениками. Это пропасти между различными, почти несовместимыми моделями мира. И моя первая попытка заставить учеников проанализировать несложный эпизод из знакомого произведения – словно объемная цветная фотография пересекающихся миров, живущих в различных измерениях.

«...услышав, что нужно пропустить два поворота
и поворотить на третий...»

Так почему же учитель, живущий в то же время, что и его ученики, все-таки лучше понимает Гоголя и его взгляд на мир? Ответ прост: потому что учитель больше и внимательнее читает – читает, сопоставляя все, что только можно, заглядывая в словари и справочники, интересуясь ощущениями других читателей, постоянно повышая свою читательскую квалификацию. Лучше понимает тот, кто хочет понять.

Но учим ли мы детей читать, понимая каждое слово? Мы стараемся. Делаем мы это примерно так.

Огорченная полной неготовностью моих десятиклассников к новой форме экзамена, я решила вместе с ними проанализировать маленькую забавную повесть Гоголя «Коляска». Я, смакуя каждое слово (люблю Гоголя), прочитала повесть вслух; ребята – почти никто этого произведения не читал – слушали с восторгом, хохотали в смешных местах, удивлялись нелепому поведению Чертокуцкого.

«Ну, как по-вашему, ради чего была написана эта повесть, что хотел сказать ею автор?» – спросила я. Ребята на разные лады пожимали плечами. Кое-кто робко бормотал: «Ради чего? Да просто так!» – или: «Ради чего? Чтобы над идиотом посмеяться!». В ответ на просьбу смелее высказывать предположения я услышала следующие интерпретации основной идеи прочитанного произведения:

– нехорошо не выполнять обещания;
– военные лучше воспитаны, чем помещики;
– Чертокуцкий хотел всучить генералу плохонькую коляску за цену, вдвое большую, чем она стоит, а Бог его за это наказал;
– в российской глубинке даже самые видные помещики – полные дураки, – и ужаснулась пропасти между своим читательским восприятием и реакцией моих учеников, ребят совсем не глупых и весьма симпатичных.

Я поинтересовалась, как вписывается эта повесть в контекст творчества Гоголя в целом, и узнала, что про помещиков Гоголь уже писал в «Мертвых душах», а Чертокуцкий похож на Ноздрева, который жульничал при игре в шашки.

Признаться, я была поражена до глубины души и решила помочь заблудшим чадам в поисках истины.

Для начала я сообщила им, что, по свидетельству В.А. Соллогуба, сюжет повести родился из знаменитого петербургского анекдота тех времен – о рассеянности известного богача, хлебосола и любителя искусств графа М.Ю. Виельгорского, который однажды пригласил к себе обедать весь дипломатический корпус, а сам об этом забыл и отправился обедать в клуб (этот факт легко найти в большинстве общедоступных изданий Гоголя, так что я не проявила особой эрудиции, а просто повела себя как цивилизованный читатель, заглянув в комментарий).

На мой вопрос, в чем ключевое сходство ситуаций, ребята ответили сразу: в том, что оба главных действующих лица пригласили кого-то на обед и совершенно об этом забыли. Ответить на вопрос, важно ли знать, что приглашенными были уважаемые люди, ученики затруднились (то есть они не чувствуют, что здесь в интерпретации смысла наличествует ветвление: пренебречь нижестоящими членами общества – не проявить должного уважения к равным – оскорбить или оттолкнуть тех, чьего расположения ищешь).

Общим в глазах моих юных современников было и «аристократическое» происхождение Виельгорского и Чертокуцкого – то есть школьники ошибочно не различают аристократию и мелкопоместное дворянство, противопоставление которых известно им из курса истории, а также из литературных произведений, хотя бы из того же «Евгения Онегина».

Мне пришлось дать соответствующий комментарий; заодно я обратила внимание ребят на то, что это противопоставление обыграно в фамилии главного героя повести: столичный аристократ и богач Виельгорский (то есть Великогорский, ведь по-сербски вељи означает «большой», а в некоторых диалектах звуку [е] соответствует дифтонг [ие]) превратился в уездного помещика Чертокуцкого (от чертов кут, что значит «угол, закуток»), владельца двух сотен собственных и двух сотен жениных заложенных в ломбард душ.

Естественно, после этого я попросила учеников подумать, зачем Гоголю понадобилось изменить статус героя. Народ преимущественно безмолвствовал, потом кто-то предположил, что писатель хотел показать типичность поведения героя. Я было порадовалась, но, как выяснилось, преждевременно: это было случайное извержение «ученых» слов, а не результат размышления, и мой «зловредный» вопрос о том, можно ли считать несостоявшиеся по вине хозяев званые обеды русской дворянской традицией, вызвал хохот, но задуматься над поиском иного основания для типизации никто не захотел.

Я не буду долее утомлять читателя подробным описанием урока: я задавала вопросы, приводила параллели, зачитывала или напоминала знакомые или забытые эпизоды из других произведений. В общем, я вела великовозрастных читателей за руку по лабиринту не бог весть какого сложного текста в основном ради того, чтобы напомнить им о том, что в каждом из нас живет Хлестаков, желающий казаться окружающим лучше и значительнее, чем он есть на самом деле, и не умеющий думать о последствиях своего хвастовства и притворства. Говорили мы и о жизни и быте русской провинции, и о престижности военной службы в тогдашнем обществе, и о многом другом, о чем так или иначе шла речь в повести «Коляска».

Затем мы вместе разбили повесть на эпизоды, и я попросила ребят дома проанализировать два из них. Мне казалось, что задание не будет слишком сложным: ведь все существенное и многие яркие детали обсуждались и комментировались...

«...ведь я тебе кричал в голос: сворачивай, ворона, направо!»

Справедливости ради скажу, что на этот раз аналитические сочинения моих питомцев получились чуть более приличными, чем во время первого эксперимента. Но все же некоторые заставили меня усомниться в том, что у меня и моих учеников один и тот же родной язык – русский. И что Гоголь, Пушкин и прочие классики приходятся моим ученикам соотечественниками.

Впрочем, лучше обратиться к сочинениям. Некоторые из них настолько фантастичны, что я позволю себе привести анализируемый эпизод целиком (напоминаю: ребята работали дома, с текстами в руках).

ЭПИЗОД «ОПИСАНИЕ УЕЗДНОГО ГОРОДКА Б.
ДО ПОЯВЛЕНИЯ В НЕМ КАВАЛЕРИЙСКОГО ПОЛКА»

Городок Б. очень повеселел, когда начал в нем стоять *** кавалерийский полк. А до того времени было в нем страх скучно. Когда, бывало, проезжаешь его и взглянешь на низенькие мазаные домики, которые смотрят на улицу до невероятности кисло, то... невозможно выразить, что делается тогда на сердце: тоска такая, как будто бы или проигрался, или отпустил некстати какую-нибудь глупость, – одним словом: не хорошо. Глина на них обвалилась от дождя, и стены вместо белых сделались пегими; крыши большею частию крыты тростником, как обыкновенно бывает в южных городах наших; садики, для лучшего вида, городничий давно приказал вырубить. На улицах ни души не встретишь, разве только петух перейдет чрез мостовую, мягкую, как подушка, от лежащей на четверть пыли, которая при малейшем дожде превращается в грязь, и тогда улицы городка Б. наполняются теми дородными животными, которых тамошний городничий называет французами. Выставив серьезные морды из своих ванн, они подымают такое хрюканье, что проезжающему остается только погонять лошадей поскорее. Впрочем, проезжающего трудно встретить в городке Б. Редко, очень редко какой-нибудь помещик, имеющий одиннадцать душ крестьян, в нанковом сюртуке, тарабанит по мостовой в какой-то полубричке и полутележке, выглядывая из мучных наваленных мешков и пристегивая гнедую кобылу, вслед за которою бежит жеребенок. Самая рыночная площадь имеет несколько печальный вид: дом портного выходит чрезвычайно глупо не всем фасадом, но углом; против него строится лет пятнадцать какое-то каменное строение о двух окнах; далее стоит сам по себе модный дощатый забор, выкрашенный серою краской под цвет грязи, который, на образец другим строениям, воздвиг городничий во время своей молодости, когда не имел еще обыкновения спать тотчас после обеда и пить на ночь какой-то декокт, заправленный сухим крыжовником. В других местах все почти плетень; посреди площади самые маленькие лавочки; в них всегда можно заметить связку баранков, бабу в красном платке, пуд мыла, несколько фунтов горького миндалю, дробь для стреляния, демикотон и двух купеческих приказчиков, во всякое время играющих около дверей в свайку. <Но как начал стоять в уездном городке Б. кавалерийский полк, все переменилось. ...>

Это яркое описание наверняка вызвало в вашей памяти многое. Вы прекрасно понимаете, что облик дома, сада, деревни, города для Гоголя значит немало (не случайно он так подробно описывает внешний вид владений каждого помещика в «Мертвых душах»). Внешний мир, окружающий гоголевского героя, не столько влияет на человека, сколько порождается его внутренним миром, является его отражением (деревня Собакевича, дом Манилова – порождение их характеров, а не наоборот). Можно вспомнить и оду «дряхлым живописным домикам», в которых обитают старосветские помещики, и миргородский дом Ивана Ивановича с садом и таким количеством пристроек, что дом «весьма походит на тарелку, наполненную блинами, а еще лучше на губки, нарастающие на дереве».

В процитированном отрывке обращает на себя внимание значимое отсутствие главного украшения убогих южных городишек – почти по-итальянски прекрасных садиков перед домами, которые городничий давно приказал вырубить «для лучшего вида». И сразу вспоминаются достопамятные слова «Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельности градоправителя», сказанные бессмертным Сквозник-Дмухановским в «Ревизоре». О вечная российская глупость и показуха, ради которой можно запросто уничтожить единственно стоящую вещь!

Вы не можете не отреагировать и на забор: сразу всплывают в памяти переживания все того же городничего из «Ревизора» по поводу необходимости срочно снести старый забор, возле которого «навалено на сорок телег всякого сору». «Нескончаемые деревянные заборы» украшают и губернские города (см. «Мертвые души»), и только там, где их нет, «заметно более движения народа и живости». Так что безлюдье на пыльных и грязных улицах городка Б. – тоже значимая для Гоголя деталь. Замкнутость, необщительность, нежелание знакомиться с окружающим миром, путешествовать писателю не по душе (поэтому многочисленные Коробочки, мир которых ограничен забором, не изменятся никогда, а у любящего странствовать Чичикова есть шанс измениться). А может, ваши ассоциации уведут вас дальше, в творческую вселенную Островского или Гончарова?..

Увы, улетая на крыльях фантазии в чудесные края, вы вряд ли можете рассчитывать на встречу с учениками.

1. Описывается город; такой вальяжный, спокойный, даже несколько ленивый. Я думаю, для описания такого города вполне хватило бы пары-тройки слов, но Гоголь, как всегда, переусердствовал и растянул описание на страницу. А еще просто потрясающе, что в таком городке случилась такая история. И, прочитав описание городка, мы понимаем, что бедному герою не повезло, слухи по этому городку расползутся в момент, и появляться в городе он не сможет. (В.В.)

Ученик (как ни смешно, называющий Гоголя одним из любимых своих писателей!) счел нужным упрекнуть великого художника слова за те детали, которые составляют особенность авторского видения мира. Они, по-видимому, мешают читать. Но что останется, если отнять их у Гоголя? Мораль, сводимая к утверждению «нехорошо не выполнять своих обещаний»? Бытовые наблюдения типа «в таких городках ничего необычного не случается» или «в маленьких городишках все обо всех все знают»?

Это сочинение построено на личном восприятии текста, и его автор даже не пытается осознать роль эпизода в повести, не вспоминает ни о чем, что ему доводилось слышать от учителей (нет ни слова хотя бы о такой очевидной вещи, как контраст, создаваемый этим описанием городка и описанием его же, но после появления в нем кавалерийского полка).

Другие ученики, наоборот, пытаются вспомнить о том, что слышали на уроках литературы или во время нашего обсуждения мини-сочинений по «Шинели». Но ассоциации, связывающие анализируемое и когда-то слышанное, во многом случайны, поверхностны, часто основаны не на сходстве, а на смежности.

2. В этом отрывке описывается городок Б. во всей своей нищенской жизни. Перед нами предстает безрадостная картина существования беднейших слоев населения этого местечка. Н.В. Гоголь описывает жизнь бедноты не только в повести «Коляска», но и в «Шинели», где создается резкий контраст между богатыми и неимущими. Описание нищеты в этих повестях у Н.В. Гоголя примерно одинаковое, так как убогость бытия российских городов, конечно же, имеет общие черты. Здесь видны некие черты «натуральной школы», в которую
Н.В. Гоголь не входил, но именно его манера жизнеописания легла основой для нее. Описание нищенской жизни города, его бытовой среды: пустых улиц и домов – вызывает у читателя безрадостные чувства.

Какую же задачу ставил Н.В. Гоголь, представляя нам все это? Писатель хотел показать нам изнанку жизни, которую долгое время многие скрывали. Делалось это в противовес пушкинскому направлению. (Е.Б.)

Правда, похоже на попавший в неподходящую картинку кусочек мозаики? Конечно, город Б. нищий и убогий, но ведь его нищета совсем не так прямо связана с нищетой Акакия Акакиевича, а уж сравнивать пустоту улиц этого местечка с бескрайней пустотой площади, на которой был ограблен несчастный Башмачкин, – задача на грани некорректности. О «натуральной школе» и желании показать в повести «Коляска» изнанку жизни в противовес пушкинскому направлению я лучше помолчу: я, знаете ли, не литературовед...

Впрочем, такие литературоведческие экскурсы встречаются в сочинениях редко. Чаще анализ больше напоминает краткий пересказ.

3. Этот эпизод показывает захолустность и скуку жизни города Б. И достопримечательности тут соответствующие – пыль, грязь, валяющиеся в ней свиньи, забор под цвет грязи, крошечные лавочки, обвалившиеся избы. Единственный, кто хоть иногда пытается нарушить эту скуку, – случайно проезжающий мимо мелкий помещик, да и он старается побыстрее уехать. Городничий забыл о своих обязанностях: единственное, что он «возвел», – тот самый забор.

Такая завязка показывает читателю, в насколько достопримечательном месте будет происходить действие рассказа. (Г.Г.)

Даже если забыть о такой «мелочи», как различие между облупившимися мазаными домиками и обвалившимися избами, а также о том, что целью поездки помещика в город была продажа муки, а не желание нарушить скучное течение жизни города Б., сочинение не покажется удачным: ученик видит значимые детали, но не делает из них должных выводов.

И даже когда кое-кто вплотную подходит к разумным выводам, последнего шага он не делает: по-видимому, потому что не чувствует в тексте перспективы, не видит за деревьями леса.

4. Тема этого эпизода – показать однообразие и скуку городка Б. Обветшалые дома, пустые улицы как бы говорят, что жизнь в этом городе остановилась. Каждый день похож на предыдущий. Для произведения этот эпизод говорит, что жизнь в далеких уездных городках протекает очень вяло и скучно. И любое малое событие оживляло город. Как это произошло с прибытием полка в этот город.

Это произведение можно сравнить с эпизодом бытия помещика Собакевича из «Мертвых душ». Где также в его скучную, размеренную жизнь приезд Чичикова является крупным событием. (А.В.)

Если бы не ужасающие стилистические ошибки (о них вообще разговор особый) и не загадочная ассоциация с приездом Чичикова к Собакевичу, это сочинение можно было бы назвать вполне осмысленным. Но и в нем ученик не пишет ничего о том, что изображение скучнейшей жизни городка Б. до появления в нем кавалерийского полка нужно в повести в первую очередь для того, чтобы подчеркнуть, какое огромное значение имело знакомство с бригадным генералом для главного героя – бывшего бравого кавалериста, ненавидевшего донельзя скучную уездную жизнь. Увы, никто из ребят не обратил внимания на мой вопрос о том, имело ли значение отношение безответственного хозяина к обманутым им приглашенным. А ведь чем дороже для героя гости, тем нелепее и бессмысленнее выглядит все его поведение.

Я могла бы еще многое рассказать о фантастических интерпретациях текста, которые встретились в анализе других эпизодов. Процитирую лишь несколько шедевров.

Так, в эпизоде «Обед у бригадного генерала» по-гоголевски гиперболизированное описание роскошного обеда, потрясшего всю уездную знать, закисшую от провинциальной скуки, ученик увидел вот что:

В самом начале отрывка говорится о том, что генерал своим обедом заставил работать повара без перерыва. То есть автор дает нам понять, что его герой в моральном отношении бесчеловечен, в нем нет сострадания к простому человеку. Он, как начинающий деспот, повелевает своими подчиненными. (Д.П.)

О другом эпизоде («Утро в поместье Чертокуцкого»: Чертокуцкий отсыпается после обеда у бригадного генерала, молодая жена бездельничает) устами того же ученика:

В другом отрывке из повести «Коляска» говорится о ситуации в доме помещика Чертокуцкого до приезда гостей. Здесь мы видим отношение к службе двух героев: помещика и его молодой жены. Сам Чертокуцкий и не задумывается служить, он ведет разгульный образ жизни. А его жена и подавно избалована аристократическими привычками: она встает поздно, совершенно не знает счет времени и может часа два лишних проводить попусту у зеркала. Эти герои не полезны обществу. Они живут только в свое удовольствие.

Социально-обличительный пафос успел войти в сознание и подсознание несчастного ребенка, и ему уже нет нужды вчитываться в текст: ну и что, что Гоголь пишет о кавалерийском прошлом Чертокуцкого? И женщинам неплохо бы начать работать! И вообще: раз уж говорят, что писателя (в «Мертвых душах», правда) волнует вопрос, полезен ли герой для России, так и в «Коляске» он должен писать о том же – тут ведь тоже о помещиках.

В том же эпизоде упоминается прекрасная погода, которая случилась в то утро, и вот какие выводы делает из этого ученик:

Гоголь говорит нам и о несправедливости мироздания, так как здесь все хорошее тянется к хорошему. К приподнятому настроению хозяйки прибавилась и хорошая погода. Тогда как бедным людям, тем, кого природа не наделила красотой и незаурядным умом, часто не везет. Неприятности преследуют их на каждом шагу.

Все эти индуктивные выводы не имели отношения к моим разъяснениям по поводу анализируемой повести; это, так сказать, личные достижения ученика. Зато приводимый ниже отрывок – дедуктивный вывод, основанный на моих рассуждениях по поводу свойственного всем людям стремления казаться лучше, чем они есть на самом деле.

Хозяйка дома милосердна. Она не стала будить поздно вернувшегося мужа. Тема человеколюбия, гуманности немаловажна для Н.В. Гоголя. Но героиня – это кажимый персонаж. Ведь сначала она предстает перед нами воспитанной светской дамой, которая носит даже петербургские туалеты. Но в итоге, увидев вдали нежданных гостей, она понеслась по клумбам и цветам будить своего мужа. Молодая хозяйка забыла о всех приличиях и благородных манерах. Ее образ явно относится к теме кажимых персонажей в творчестве Н.В. Гоголя.

Боюсь, что Конан Дойл должен был бы заворочаться в гробу, узнав, как потомки пользуются любимым методом Шерлока Холмса.

«Что пророчит сей необъятный простор?..»

Итак, довольно цитат. Для меня очевидно: любая попытка учителя повести ученика за руку, дать ему готовые знания обречена на неуспех. И совместное комментированное чтение, при котором учитель привязывает свои ассоциации и свои логические выводы к фрагментам текста, ни от чего не спасет. По простой причине: наше готовое знание для ученика – не стройная цепь логических рассуждений, а прыжки из малознакомого в неизвестное, с кочки на кочку посреди бездонной трясины.

Когнитивные психологи ввели очень емкий термин – готовность понятийной категории. Он объясняет известное явление: при обсуждении, обдумывании даже знакомых вещей мы воспринимаем то, к чему готовы, на что настроены, игнорируя иные возможные интерпретации. Чтобы восприятие было адекватным, понятийную категорию необходимо актуализировать. Но – что еще важнее – соответствующая понятийная категория должна уже существовать в мозгу воспринимающего. А ведь для формирования понятия человек должен неоднократно сталкиваться на практике с конкретными ипостасями соответствующей абстракции. Боюсь, что далеко не всегда мы оставляем ученику достаточно времени для того, чтобы он «потрогал», «понюхал» и «попробовал на зуб» соответствующие реалии, прежде чем мы введем формальное определение какого-либо понятия.

К сожалению, вся система обучения в средней и старшей школе построена на принципе «от дефиниции к иллюстрации», и все дефиниции организованы в соответствии с логикой развития той или иной отрасли знания. Этот путь хорош для взрослого человека с развитыми практическими представлениями об окружающем мире, но неприемлем для ребенка или подростка: получается, что мы вынуждаем их идти от абстрактного к конкретному, что противоречит естественному для них пути познания мира.

Вот почему лишь у немногих из наших учеников при чтении художественной литературы актуализируются необходимые понятия: понятийные структуры, в которых должны быть закодированы разнообразные сведения о прошлом, воспоминания о прежде читанном и т.п., еще не до конца сформировались в их сознании и потому не нашли своего места в их представлении о мире.

Формирование понятийных структур тесно связано с вербальным мышлением, которое развивается благодаря чтению, развивающим ассоциативным играм, интеллектуальным беседам. Но ведь нынешнее поколение без конца смотрит телевизор, подавляющий вербальное мышление и делающий образное мышление более шаблонным, слушает рекламу, основанную на бездарных и зачастую неправильно построенных речевых штампах.

Для противодействия этому потоку нужны специальные образовательные программы, о которых пока никто не задумывается. Родители из лучших побуждений ориентируют своих детей на практически полезные знания или на развитие так называемой общей культуры, отсеивая в их образовании то, что развивает культуру мышления, логику. А школу все время лихорадит от бесконечных нововведений – незначительных, но доставляющих много лишних хлопот.

Но до тех пор пока базовые принципы преподавания останутся неизменными, все по-прежнему будет сводиться к натаскиванию и шпаргалкам, как ни меняй форму экзамена. Уверяю вас, учителя помучатся-помучатся, а приучат ребят писать сносные аналитические разборы; не сегодня-завтра появятся и шпаргалки с образцами анализа эпизода. Так что если уж что менять, так всю систему образования – начиная с детского сада. А как – спрашивать надо у квалифицированных психологов, которые должны будут долго и терпеливо работать в дружных коллективах с предметниками. И только потом можно будет давать руководящие указания по поводу реформы образования. Боюсь, правда, на такое разумное начинание у нас – как всегда – недостанет денег.

«Чичиков дал ей медный грош, и она побрела восвояси, уже довольная тем, что посидела на козлах»...