Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №7/2001

СОЧИНЕНИЕ

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СЛОВО

Е.ВИГДОРОВА

Я люблю читать плохие сочинения. Они, плохие сочинения, как и несчастливые семьи, бывают разные. Вот Гиппократ говорил, что бред у больного может быть как веселый, так и печальный. Веселый бред способствует выздоровлению, а печальный – он уже надежды не оставляет. Печальный бред в детских сочинениях – это когда из вступления я узнаю, что Пушкин – великий русский поэт, а «Евгений Онегин» – его гениальное произведение. Дальнейший набор штампов можно не приводить. Скажу только, что сочинения эти, как правило, гладкие и отметки их автор привык получать хорошие. А вот научить его чему-нибудь, пока он не переведет свой текст в стадию бреда веселого, нельзя.

Веселый бред – это тот тип плохого сочинения, в любви к которому я и призналась. В нем всегда ощущается пусть диковатая, но свобода мысли. Такие сочинения пишут дети, увидевшие вдруг, что роман Пушкина – это не просто энциклопедия русской жизни, но, по выражению Ахматовой, «Онегина воздушная громада».

Главная задача учителя – сбить стереотипы, погрузить ученика в невероятно сложный, порой жестокий и страшный, мир литературы. Дети жалуются: нам не разрешают писать то, что мы думаем. Но очень часто эти жалобы несправедливы. Дети говорят свои знаменитые «я думаю» и «мне кажется» в сочинениях тогда, когда сообщают, что Татьяна – «милый идеал» Пушкина или что Чацкий, по их мнению, выйдет на Сенатскую площадь. Обреченные школьными требованиями на печальный бред, они не знают, в чем проявляется самостоятельность мышления. Я защищала и буду защищать сочинения, но давайте подумаем о формулировке тем. Стандартные формулировки тем провоцируют штампы. Если ребенок должен написать сочинение «Татьяна – “милый идеал” Пушкина», то, помимо готовых словесных блоков, которые так или иначе сохранились в его голове или тетради, он еще и легко найдет это сочинение в любом сборнике, где оно пройдет под определением золотое, или в запасниках своих старших братьев, а также мам и бабушек. Если вместо знаменитых проблемных тем мы предложим задание проанализировать текст, определить функцию эпизода или даже какого-то конкретного слова в контексте произведения, толку от этого будет больше. Анализ текста не только полезен в процессе обучения, но возможен и удобен как на выпускных, так и на вступительных экзаменах. Обеспечить аудиторию необходимым литературным материалом – дело техники, и это, право, проще и дешевле, чем перестраивать всю экзаменационную систему. Это ни в коей мере не отменяет сочинение как жанр, но несколько меняет его специфику.

То, что главное в литературе – это слово, известно далеко не всем. Как часто, разбирая на занятиях вроде бы известные старшеклассникам стихи или пьесы, я вижу, что смысл слов им не ясен, вернее, что они этих слов не видят, не слышат, – иначе говоря, путь от двоечника или отличника к человеку читающему лежит через осмысление написанного, через уважение к слову – своему и чужому.

Когда говорят о воспитательной роли литературы, часто имеют в виду некое прямое воздействие, положительные и отрицательные примеры, которые она дает, объясняя, что хорошо, а что не очень. Но против такого толкования искусства вообще и литературы в частности восстает все, что создано гениями человечества. «Я глупостей не чтец, а пуще образцовых» – так скажет Чацкий, раздражавшийся не столько на глупцов, сколько на подражателей и предпочитавший «оригиналы спискам». Учитель литературы, разбирающий в классе комедию Грибоедова и предлагающий заведомо стандартную тему, вступает в конфликт в первую очередь с автором, который говорил о себе: «Пишу, как и живу, свободно и свободно»...

Человек, слов не боящийся, ощущает свободу по-иному, нежели тот, кто берется за перо изредка и каждый раз страшится погибнуть в единоборстве со словом который.

Сейчас, как, наверное, и пятьдесят, и тридцать лет тому назад, самое гнусное, что мы можем передать своим детям, – это чувство страха. Страха перед словом, страха перед мыслью. Он начинается с боязни ответить неправильно, использовать в речи не ту заготовку, какую ждет от тебя спрашивающий. И вот тут тесты – самый, на мой взгляд, вредный для юношества вид экзамена по литературе – очень этой несвободе мысли способствуют. В тестах можно предлагать только вопросы по очень конкретным историческим или сюжетным фактам, вроде таких:

  • В такой-то пьесе 3, 4, 5 действий?

  • Такие-то строчки принадлежат Грибоедову? Пушкину? Пастернаку?

  • Такой-то герой умер, женился, стоит, погруженный сердцем в «бурю ощущений»?

  • Пушкин родился в конце этого, прошлого, позапрошлого века?

  • «Над нами властвовал тогда» Павел I, Николай II, Ельцин?

Думается, что вопросы любого другого характера просто недопустимы, потому что на них приходится отвечать, используя чужие формулировки. Если в тесте меня спрашивают, классицист, сентименталист или романтик В.А.   Жуковский, я не только не могу ответить на этот вопрос однозначно, но не имею на это права, потому что литературный процесс – это явление сложное, а за любое слово, написанное моей рукой и подписанное моим именем, я несу ответственность.

Вот эта ответственность и должна воспитываться, думается мне, на уроках литературы.

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru