Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №11/2001

ИНТЕРЕСНЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ

ЛЕРМОНТОВ И ЧЕХОВ

Тема одиночества

Н.С.АВИЛОВА

Все мы знаем стихотворение Лермонтова «Утес»:

Ночевала тучка золотая,
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя.

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко
И тихонько плачет он в пустыне.
(1841)

Это стихотворение об одиночестве. И о том, что бывают моменты, когда возникает надежда на избавление от него. Но эта надежда обманчива, от нее остается всего лишь след. «Но остался влажный след в морщине старого утеса».
Чехов всю жизнь ощущал свое одиночество. Недаром он носил перстень, на котором было выгравировано: «Одинокому везде пустыня». Перстень принадлежал отцу Чехова, Павлу Егоровичу, но ведь носил-то его Антон Павлович... И когда он писал рассказ «На пути» (1886), рассказ о неустроенной мужской жизни (здесь я не буду касаться социального аспекта, о котором много писали современные Чехову критики, относя героя рассказа к «лишним людям»), Чехов эпиграфом к рассказу взял строки из стихотворения Лермонтова:

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана...

Содержание рассказа просто: в трактире для проезжающих, так называемой проезжающей горнице, встречаются мужчина и женщина, застигнутые на пути метелью. И что-то между ними зарождается, не чувство, а призрак чувства. Встреча происходит в рождественскую ночь, что особенно подчеркивает неустроенность и одиночество двух случайно сошедшихся путников. Подчеркивают это и погода, буря и метель, бушующие вокруг трактира: «На дворе шумела непогода. Что-то бешеное, злобное, но глубоко несчастное с яростью зверя металось вокруг трактира и старалось ворваться вовнутрь». Происходит разговор, когда герой рассказа Лихарев говорит о своей жизни и попутно поднимает самые разные вопросы.
О вере: «Вера есть способность духа. Она все равно что талант. С нею надо родиться. Эта способность присуща русским людям в высокой степени. <...> Природа вложила в русского человека необыкновенную способность веровать, испытующий ум и дар мыслительства, но все это разбивается в прах о беспечность, лень и мечтательное легкомыслие».
Затем Лихарев говорит о науках, смысл которых – стремление к истине. И особенно о женщинах, чье предназначение и высокий смысл, по его мнению, есть «благородное, возвышенное рабство, великодушная выносливость, верность до могилы, поэзия сердца. Смысл женской жизни именно в этом безропотном мученичестве, в слезах, которые размягчают камень, в безграничной всепрощающей любви, которая вносит в жизнь свет и теплоту». И уже прямо обращаясь к собеседнице, он спрашивает ее: «А погодите, полюбите человека, так вы за ним на Северный полюс пойдете. Ведь пойдете?». И она отвечает: «Да, если... полюблю».
Эта случайная встреча в метельную рождественскую ночь, слова Лихарева, его искренность, увлеченность действуют на его собеседницу так, что «Иловайская медленно поднялась, сделала шаг к Лихареву и впилась глазами в его лицо. <...> В огне его глаз, в речи, в движениях всего большого тела чувствовалось столько красоты, что она, сама того не замечая, стояла перед ним как вкопанная и восторженно глядела ему в лицо».
Но наступает утро, и Иловайская готовится к отъезду. «Иловайская оглядела в последний раз “проезжающую”, постояла молча и медленно вышла. Лихарев пошел проводить ее. <...> Когда сани тронулись и стали объезжать большой сугроб, она оглянулась на Лихарева с таким выражением, как будто что-то хотела сказать ему. Тот подбежал к ней, но она не сказала ему ни слова, а только взглянула на него сквозь длинные ресницы, на которых висли снежинки». И «ему вдруг стало казаться, что еще бы два-три хороших сильных штриха, и эта девушка <...> пошла бы за ним, не спрашивая, не рассуждая. Долго стоял он как вкопанный и глядел на след, оставленный полозьями1. Снежинки жадно садились на его волосы, бороду, плечи. Скоро след полозьев исчез, и сам он, покрытый снегом, стал походить на белый утес, но глаза его все еще искали чего-то в облаках снега».
«Стал походить на белый утес»...
Сергей Васильевич Рахманинов преподнес Чехову в подарок экземпляр своей фантазии для оркестра «Утес», созданной им летом 1893  г., с надписью:
«Дорогому и глубокоуважаемому Антону Павловичу Чехову, автору рассказа «На пути», содержание которого с тем же эпиграфом служило программой этому музыкальному сочинению».
Тема одиночества и Рахманинову не была чужда.

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru