АНАЛИЗ ТЕКСТА

О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧИ В РОМАНЕ М.А.ШОЛОХОВА "ПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА"

Л.Н.РОСЛЯКОВА,
г. Набережные Челны

Знакомство с романом Шолохова «Поднятая целина», столь неоднозначно воспринимаемым в наше время, лучше всего начать с погружения в его языковую стихию. Выделим для этой цели два урока русского языка и обдумаем подготовительный этап, обосновывающий необходимость работы с выписками из текста. Начнем с чтения первых страниц романа.

«В конце января, овеянные первой оттепелью, хорошо пахнут вишневые сады. В полдень где-нибудь в затишке (если пригревает солнце) грустный, чуть внятный запах вишневой коры поднимается с пресной сыростью талого снега, с могучим и древним духом проглянувшей из-под снега, из-под мертвой листвы земли...»¹.

Шолоховский пейзаж – это совокупность оттенков, звуков, запахов, это пейзаж-вздох. Путь к героям «Поднятой целины» начинается с ощущения свежего морозного воздуха, напоенного множеством ароматов, и с неожиданной мысли о том, как мало мы все-таки знаем о зиме.
Кажется, безмятежно-лирическое начало не предвещает никаких потрясений, но вскоре в интонации повествования появится нечто новое, и эта перемена будет связана с конкретной датой, указанной писателем. События в ро-мане начинаются в январе 1930 года, вошедшего в историю как год великого перелома. Пятого января было принято решение ЦК «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Вот как оценивает значение этого документа современный писатель В.Белов: «Предстояло в невиданно короткий срок разорить миллионы крестьянских гнезд, натравить друг на друга, перессорить между собой, не выпуская из рук вожжи общего руководства... С точностью до вагона, до барки было вычислено, сколько потребуется транспортных средств. Была спланирована потребность в войсках и охранниках. Всех намеченных на заклание разделили на три категории. Установили минимальный от общего числа раскулаченных процент для расстрелов, т.е. процент отнесенных к первой категории. Вторую категорию решено было выслать из родных мест в труднодоступные районы, третью лишить имущества и предоставить судьбе»².
Разумеется, подобных сведений о коллективизации в романе Шолохова мы не найдем. Роман создавался в другое время, и читателю предстояло составить собственное представление об эпохе, вдохнуть ее воздух, ощутить многообразие ароматов и оттенков, прислушаться к многоголосию оценок и мнений. Справиться с такой задачей было далеко не просто.
М.М. Пришвин считал, что его произведения никогда не поймут люди, лишенные чувства природы³. Наверное, эта мысль была близка и Шолохову, выделяющему среди своих читателей тех, чья наблюдательность шлифуется постоянным общением с природой. Именно к ним обращается он в девятнадцатой главе первой книги своего романа:

«Вслушайся в мнимое безмолвие ночи, и ты услышишь, друг, как заяц на кормежке гложет, скоблит ветку своими желтыми от древесного сока зубами. Под месяцем неярко светится на стволе вишни янтарный натек замерзшего клея. Сорви его и посмотри: комочек клея, будто вызревшая нетронутая слива, покрыт нежнейшим дымчатым налетом. Изредка упадет с ветки ледяная корочка – ночь укутает хрустальный звяк тишиной»⁴.

Конечно, вслушиваться в безмолвие ночи и вглядываться в темноту способен не каждый. Но для познания мира, природы, человека и таких умений недостаточно. Крайне важно еще одно качество, которое подскажет группа однокоренных глаголов. Выделим их из реплик героев.

«Сюда я приехал познакомиться с тобой, пообнюхаться»⁵, – говорит секретарь райкома Нестеренко Давыдову. «Вот чертов сын! Все пронюхал»⁶, – вздыхает Давыдов, догадываясь, что секретарю уже известно о его связи с Лушкой. «Приехали из районной милиции, ходят, нюхают»⁷, – рассказывает Майданников о покушении на Нагульнова.

Уточним значение глаголов: обнюхаться – познакомиться, пронюхать – узнать, нюхать – искать. Целая программа действий, дополняющих усиленную работу зрения и слуха. Кстати, нюх, по словарю, – это не только обоняние, но и сообразительность, чутье. Совершенствование сообразительности – непременное условие познания. Но если мы имеем дело с художественным словом, значит, нужно искать способы совершенствования читательского чутья. Одного перечитывания здесь мало. Л.Леонов, например, считал важнейшим условием работы с текстом прослушивание его пальцами8, то есть составление выписок. Последуем его совету и испытаем нашу сообразительность, подготовив выписки из романа Шолохова на одну из следующих тем:

1. Глаголы, характеризующие коллективизацию в романе.
2. Новые слова в жизни гремяченцев.
3. Роль сравнений в романе.
4. Народная мудрость на страницах «Поднятой целины».

Работа выполняется в группах, каждая из которых составляет картотеку по избранной теме и готовит заключительное выступление.
Делая выписки, ребята столкнутся с особенностями донского говора. Отметим, что «ни один из областных диалектов царской России не обладал такой устойчивостью, как донской. Казаки жили замкнутым сословием. На территории Войска Донского почти не было промышленных центров. На службу молодой казак шел вместе со своими станичниками в особые казачьи полки. Все это способствовало сохранению... языковых навыков»⁹.
Диалектизмы не дадут забыть об исторических корнях героев, об истоках их свободолюбия, непокорности, о той силе сопротивления, которая передавалась из поколения в поколение. Является ли эта сила неистребимой? Или она может ослабеть, иссякнуть под влиянием обстоятельств? Эти вопросы нельзя оставить без внимания.
И вот наступает пора подведения итогов. Собранный материал систематизируем, обобщаем и оформляем в виде докладов.

Глаголы, характеризующие коллективизацию в романе

Глаголы, воссоздающие события коллективизации, подчеркивают ее насильственный характер. Проводить коллективизацию – значит ломать народ (18), задача организаторов ее на местах – обработать (31) тех, кто затуманен классовым врагом, и затоптать в землю (31) тех, кто встанет поперек путя (31).
Значение глагола раскулачить разъясняется множеством выражений: кулаков потрошить (41), кулаков перетряхать (47), конфисковать имущество и скот (48), уволить кулака из жизни (29), перерезать кулаку жилы (48), хозяйничать на чужом базу (51), с детишками воевать (55), служить революции (56), растребушить с огнем и дымом (61), выселить гадов в холодные края (67), грабиловку устраивать (48). Некоторые из этих выражений группируются в зловещие пары: забрать награбленное – грабить, служить революции – с детишками воевать, хозяйничать на чужом базу – грабиловку устраивать. Многообразие значений говорит о том, что единого мнения о коллективизации быть не может, что у каждой из сторон есть своя правда, своя боль, свое право быть услышанной.
Рассказ о коллективизации включает большую группу глаголов со значением «ударить», «избить», «убить», принадлежащих к разговорному стилю. Перечислим некоторые из них со значением «ударить»: поднести гостинец (352), припечатать (413), тяпнуть в затылок гирькой (555), потянуть задвижкой через темя, дюбнуть промеж глаз (133), толкануть, чтобы юшка из носу брызнула (230), садануть (233), оборотить глаза на затылок (249), стегнуть как следует (429), заставить землю понюхать (441).
На этот лексический пласт обращал внимание и В.М. Шукшин. В известном фильме «Печки-лавочки», снятом по его сценарию, профессор Степанов из Москвы «экзаменует» в поезде своего случайного попутчика, колхозного тракториста Ивана Расторгуева, «на предмет владения родным языком»¹⁰ и просит назвать глаголы со значением «ударить»¹¹.

Ни секунды не задумываясь, Иван начинает перечислять:
– Вломил. Жогнул. Тяпнул. Хряпнул. Ломанул.
– Вот это... глаголы! Мускулистые, – восхищается профессор.
– Перелобанил. Окрестил. Саданул... Врезал. Смазал... Взял на калган, – продолжает Иван.
– Это что такое?
– Головой дал! Вот так вот. – Иван взял профессора за плечи и рывком кинул на себя и подставил голову, но, конечно, не ударил – показал.
– О-о! А калган – это голова?
– Голова.
– Это по-каковски же?
– По-русски! Кал-ган. У нас еще зовут – сельсовет.
Профессор засмеялся.
– А как еще?
– Чердак.
– Чего попало! – изумилась Нюра. – Неужели вам это на самом деле нужно?
– Нужно, Нюра¹².

Прокомментируем реплику профессора, который видит в Иване одного из языкотворцев, хранителей языка. Глаголы, названные Иваном, – это просторечия, вышедшие из народной гущи и прочно утвердившиеся в жизни. Собранные вместе, они являются впечатляющим показателем внутренней агрессии современного герою общества. Факт этот, демонстративно не замечаемый официальной наукой, вызывает живой интерес профессора Степанова, передающийся и читателю, и зрителю, а размышления об истоках внутренней агрессии вновь возвращают нас к событиям революции и гражданской войны, а значит, и к героям «Поднятой целины».
В романе Шолохова к глаголам со значением «ударить» примыкают глаголы и выражения со значением «бить», «избить»:

выбить бубну, пороховню выбить (195), поковырять морду (195), расчесать бороду (223), оттяпать нос (229), мордовать (223), навтыкать (402), на кулаках нянчить, разукрасить, как пасхальное яйцо (441), отдубасить (523), кулаки пробовать, бока мять, молотить (524).

А сколько синонимов у глагола убить...

Поколоть голову на черепки (116), сделать упокойника (126), стукнуть (158), покидать все пули в зевало (206), ухандохать, навести трубу (235), глотки повырвать, урезать в упор (застрелить) (236), вырвать зоб (340), уволить из жизни, сделать дырку между бровей (379), продырявить голову (431), приласкать с одной пули (456).

Пронизывающая глаголы агрессия свидетельствует о том, что насилие, убийство перестало быть грехом. Для обозначения преступления все чаще используются совсем не страшные, подчеркнуто мирные слова: поднести гостинец, приласкать, стукнуть. Гражданская война не ушла в прошлое, размежевание политических сил сопровождается непрерывным поиском врагов. Этот процесс отражают глаголы и выражения со значением «наказать», «покарать». Их немало в романе: придавить налогом (19), наступить на горло (191), заставить подчиняться (186), расплачиваться за перегибы, принести кое-кого в жертву (191), призвать к порядку (219), штрафовать (293), вышибить из партии (240), поставить врагов пролетариата на колени (245), жестоко осудить (246), беспощадно карать врагов (247), пришить дело (277), прижать по-настоящему (425), поставить вопрос о поведении на бюро (447), с должности вытряхнуть, выговор влепить (579), официально сообщить райкому (185), карать вплоть до исключения из партии (191), объявить врагом советской власти (240), прижать (425), вправить мозги (448), проверить (494), применить административные меры (246), взгреть на собрании (379), подушить налогами (148), привлечь к суровой партийной ответственности (214), очищать партию от всяких разложившихся элементов (216), снять с работы и исключить из партии (217).
Эти выражения часто звучали на собраниях и митингах, убеждая в необходимости сурового наказания для тех, кто осмелится не подчиниться революции. Однако и самые послушные не были уверены в том, что не окажутся за решеткой. Частое употребление глаголов нажать, прижать, придушить, придавить передает состояние тех, кого пока еще не посадили. Официально-деловой стиль теснит разговорный, выявляя равнодушие новой бюрократии к людям. Каждодневные дела и заботы не могут заглушить страх, прорывающийся сквозь будничную суету: А в райкоме за семфонд хвост наломают, факт! ¹³; Не выполнишь посевной план – голову оторвем! ¹⁴; Райком съест...¹⁵.
Политика, основанная на беспрекословном подчинении, выдвигала на первый план исполнителя, а не творца, работника, в не хозяина. Борьба за выживание требовала осторожности в мыслях, словах, поступках. Сращение официально-делового стиля с разговорным уже не вызывало улыбки, ибо напоминало о сокрушительной силе, от которой невозможно укрыться.

Новые слова в жизни гремяченцев

Начиная разговор о новых словах в жизни гремяченцев, в первую очередь выделим те, которые пришли к ним вместе с революцией и гражданской войной: белогвардейцы, красные партизаны, эксплуатация, пролетарий, советская власть, социализм, коммунизм, мировая революция.
Строительство социализма в деревне тоже сопровождалось появлением новых слов, в большинстве своем сложносокращенных, нуждающихся в расшифровке: коммуна, ТОЗ, колхоз, сельсовет, райком, окружком, райполеводсоюз, агитколонна, семфонд, РКК, райзо, батрачком, РУМ, ОГПУ, райисполком, окрисполком, сельхозуправление.
Эти слова давали красноречивую информацию об огромном количестве новых учреждений и организаций. Появились новые должности: секретарь райкома, уполномоченный райкома, агроуполномоченный, председатель колхоза, секретарь партячейки, председатель сельсовета, бригадир, заведующий амбаром. Многочисленные начальники слали директивы, давали установки, делали оргвыводы. Чтобы заставить крестьянина работать на государство, нужны были надсмотрщики, много надсмотрщиков, и всех их надо было кормить и перед всеми отчитываться.
Организация колхоза ввела в обиход незнакомые прежде слова: двадцатипятитысячник, активист, посевная (уборочная) кампания, норма выработки, показатели, соцсоревнование, ударник, неделимый фонд. В процессе коллективной работы родилось выражение обчий кур (106), быстро завоевавшее популярность среди гремяченцев.
Приметой времени стали слова, свидетельствующие о развитии техники: трактор, радио, велосипед.
В жизнь входили новые понятия: классовый принцип, критика и самокритика, политическая сознательность, большевистская идейность.
Угрожающе звучали слова, напоминающие об опасности отступления от главного курса: перегибы, правый уклон, левацкий заскок, террористический акт, наступление на генеральную линию партии, зажим самокритики.
Тенденция к размежеванию и поиску врагов также заявляла о себе словами, звучавшими как приговор: контра, скрытая контра, левак большого масштаба, разложившиеся элементы, оппортунисты всех мастей, кулак, кулацкий элемент, подкулачник, саботажник, субчик, контрик, лишенный права голоса, мелкий собственник.
Лавина новых слов стремительно обрушилась на тех, кто по уровню своего развития недалеко ушел от дедушки Щукаря, с гордостью заявлявшего: «Грамотный я? Вполне! Читаю что хошь и свободно расписываюсь»¹⁶. С точки зрения Щукаря употребление непонятных слов возвышает человека в глазах окружающих. Однако жена его, которую он называет старой астролябией и старой апробацией, придерживается другого мнения: «Какая я тебе астролябия да пробация? Научил тебя Макарка Нагульнов разные непотребные книжки читать, а ты, дурак, и рад? Я – честная жена и честно прожила с тобой, сопля неубитая, весь свой бабий век, а ты меня под старость не знаешь как назвать?!»¹⁷
Спасая положение, Щукарь уверяет жену, что слова эти не ругательные, а по-ученому вроде ласковые. Это все едино: что душенька моя, что астролябия... По-простому сказать – «милушка ты моя», а по-книжному выходит «апробация»¹⁸.

Свои познания Щукарь черпает из подаренного Нагульновым словаря, который приспособился читать без очков: «там... одно слово ученое пропечатано ядреными буквами, я их могу одолевать и без очков, а супротив него мелкими буковками прояснение, то есть – что это слово обозначает. Ну, многие слова я и без всяких прояснений понимаю. К примеру, что означает монополия? Ясное дело – кабак. Адаптер – означает: пустяковый человек, вообче сволочь и больше ничего. Акварель – это хорошая девка, так я соображаю, а бордюр – вовсе даже наоборот, ... гулящая баба, антресоли крутить – это и есть любовь... и так дале»¹⁹.

Заостряя комическую ситуацию, Шолохов привлекает внимание к другим героям, произвольно толкующим непонятные слова. Для Давыдова ликвидация кулачества как класса не означает ликвидации людей: «Ведь не подохнут же они...»²⁰. Не смущают непонятные слова и Нагульнова: «Идейный ты человек! – говорит он Давыдову. – Очень толковые идеи иной раз приходят тебе в голову!»²¹. И ни минуты не задумывается над значением слова ударник Кондрат Майданников.
Не очень грамотные люди пытались прояснить значение пришедших к ним непонятных слов, окружив их своими, привычными. Об этом говорят выражения критику наводить (430), играться в дипломатию (444), старый прижим (254), классовая вражина в голом виде (212).
Освоение нового языка не имело ничего общего ни с чудачествами деда Щукаря, гордившегося своим умением выкинуть слово (473), ни с наивным желанием Андрея Разметнова научиться говорить длинней, по-ученому (169). Новый язык становился показателем политической благонадежности, идейного роста, что объясняло его востребованность. Противоборство искусственного языка, непрерывно пополнявшегося словами, оторванными от своего значения, с родным особенно заметно в речи гремяченских коммунистов, возмещавших недостаток образования чтением газет. Вспомним Макара Нагульнова, дающего свой комментарий статье Сталина «Головокружение от успехов».

Макар достал из кармана полушубка “Правду”, развернул ее, медленно стал читать: «Кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам? Никому, кроме наших врагов! К чему они могут привести, эти искривления? К усилению наших врагов и к развенчанию идей колхозного движения. Не ясно ли, что авторы этих искривлений, мнящие себя “левыми”, на самом деле льют воду на мельницу правого оппортунизма?». — Вот и выходит, что я перво-наперво – декретный чиновник и автор, что я развенчал колхозников и что я воды налил на правых оппортунистов, пустил в ход ихнюю мельницу. И все это из-за каких-то овец, курей, пропади они пропадом! ²²

«Запутался ты, факт! – наставляет его Давыдов. – И потом, с каких это пор секретари ячеек стали приходить на ячейковые собрания в выпитом виде? Что это такое, Нагульнов? Это – партийный проступок! Ты – старый член партии, красный партизан, краснознаменец, и вдруг такое явление...»²³

А вот образец речи Андрея Разметнова, договаривающегося со старухой Чебаковой о выдаче кота: «Ребята говорят, будто он голубей разоряет. Давай-ка его сюда, я ему зараз же трибунал устрою... Раз кот разбойничает, раз он бандит и разоритель разных пташек – к высшей мере его, вот и весь разговор! К бандитам у нас один закон: “руководствуясь революционным правосознанием” – и баста!»²⁴

Чудовищная смесь иноязычных слов с канцеляризмами и просторечиями не режет слух представителям власти в Гремячем. Подчиняясь газетному влиянию, следуя установленным официальной пропагандой образцам, они не задумываются о неизбежных издержках и потерях.
В одном из своих телеинтервью известный актер Г.Бурков сказал, что на хорошем русском языке может только кулак говорить или дед Щукарь. Вспомним в связи с этим спор Давыдова с Островновым о поздно посеянной пшенице. Яков Лукич «с прямой уверенностью заявлял:

В отличие от Якова Лукича, Давыдов не употребляет диалектизмов, не путает род существительных, но делает ошибки в словах, которые Островнов произносит правильно. Давыдов говорит захочем, сымать, а Яков Лукич – хотите, снимают. Но дело не столько в ошибках, сколько в эмоциональном настрое героев, выявляющем агрессивное невежество Давыдова. С чем связана агрессивность по сути своей незлобивого человека? Не с тем ли суррогатом, который заменил ему духовную пищу? Ведь Давыдов привык обходиться без книг, ограничив круг чтения партийными документами и газетами. Неужели новый язык обладал такой силой воздействия на человека?
Вот что говорил об этом воздействии А.И. Солженицын: «Пущены были слова, которые, хотя ничего и не объясняли, но были понятны, они упрощали дело, – не надо было задумываться»²⁶.
Эта же мысль звучит у Б.Сарнова: «...политический жаргон, который навязывала (и навязала) нам власть, был вовсе не безобиден. Это был яд, который люди впитывали бессознательно. И незаметно для них самих он оказывал на них свое пагубное воздействие»²⁷.
Известны слова И.Бродского, что А.Платонов в своих произведениях писал о нации, «ставшей жертвой своего языка, а точнее – о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир...»²⁸.
Герои Шолохова и Платонова жили в одну эпоху.

Роль сравнений в романе Шолохова

Шолоховские сравнения вводят в мир крестьянина-земледельца, дают возможность прикоснуться к его историческому опыту, нашедшему отражение и в характере мышления, и в эстетическом чувстве. Сравнения рассказывают о нелегком труде хлебороба, о цене крестьянского достатка: «...ишо темно – встаешь, пашешь, до ночи сорок потов с тебя сойдет, на ногах кровяные волдыри с куриное яйцо, а ночью быков паси, не спи: не нажрется бык – не потянет плуг»²⁹.
Яков Лукич за землей ходил, как за хворой бабой³⁰, исполняя приказ новой власти увеличивать посев, сеял, аж кутница вылазила³¹. Однако тяжкий труд крестьянина дает ни с чем не сравнимую радость созидания, которая прибавляет сил. «Бывало, выеду, оседламши, на своей кобылке и поверх луки колосья связываю. Да и колос на ладони не уляжется»³², – вспоминает Островнов.
Герои «Поднятой целины» пережили гражданскую войну, многие из них воевали, и этот опыт тоже закреплен в сравнениях.

«Такое делается, спуталось все, как в бою!»³³ – передает свои впечатления о начале коллективизации Андрей Разметнов. Жена Любишкина пошла в наступ, как танка³⁴. Макара Нагульнова статья Сталина, как пуля, пронизала навылет³⁵. На партсобрании хохот громыхнул, как орудийный выстрел³⁶.

Сравнения, связанные с войной, подчеркивают драматизм мирной жизни. «Я зараз, дорогой товарищ, как во дни гражданской войны, как на позиции»³⁷, – говорит Нагульнов. «Наломали руки, проклятые вояки, без убивства вам, как без табаку, и жизня тошная!»³⁸ – делится горькими размышлениями мать Андрея Разметнова.
Представление о новом порядке для недавних солдат неотделимо от представления о строе, где каждый знает свое место. О выходе из строя не может быть и речи. «Ведь мы же, коммунисты, как солдаты одной роты, ни при каких условиях не должны терять чувство локтя!»³⁹ – напутствует Давыдова секретарь райкома.
Анализируя «мирные» сравнения, отмечаем неоднократное уподобление героев быкам. «Небольшой, а маштаковатый, ... у него шеяка, как у доброго бугая»⁴⁰, – оценивают Давыдова бабы. У Половцева бычья сила соединяется с волчьей жестокостью. Кондрат Майданников ворочает, как бык⁴¹. Лишенный личного интереса Островнов живет скучно, как выхолощенный бугай⁴². «Уперся, как вол»⁴³, – говорит Нагульнову Давыдов. «Такие здоровые бугаи ходите по хутору, а нет вам удачи в бабах»⁴⁴, – сокрушается мать Андрея Разметнова о сыне и его друзьях.
Чем же обусловлена эта повторяемость? Может быть, автор побуждает нас таким образом взглянуть на мир глазами крестьянина, для которого лошади, коровы, быки не просто скотина, а надежные помощники в борьбе за выживание? Неудивительно, что сданный в колхоз конь кажется Кондрату Майданникову в иную минуту роднее жены.
Сравнения, связанные с животными, позволяют увидеть глубинную суть перемен, происходящих в деревне. Не забудем, что знакомству с крепким хозяином в романе предшествует эпизод, показывающий его обращение с конем: «Рука чужого человека легла на ... храп, пальцы умело и бережно освободили натертые десны от пресного железа удил, и конь благодарно припал к сену.

– Подпруги я ему отпустил, нехай постоит оседланный, а трошки охолонет – тогда расседлаю, – говорил хозяин, заботливо накидывая на коня нахолодавшую попонку»⁴⁵.

Неужели настанет день, когда этот человек решится перекалечить колхозных быков? Но жестокость Якова Лукича – отнюдь не единственное преступление против «братьев наших меньших». Стремясь перевыполнить план по сдаче конского волоса, председатель ярского колхоза распорядился отрезать лошадям хвосты чуть не по самые репицы ⁴⁶ и получил премию за свое усердие. Отношение к животным дает толчок к размышлениям о новых принципах и нормах поведения. Бодрые призывы к выполнению и перевыполнению намеченных планов любой ценой оборачивались истреблением человечности, нравственным оскудением. Зрелище бесхвостых лошадей, которых в кровь секут весенние мухи, – яркое тому подтверждение. А что же будет летом? «Пропадут кони»⁴⁷, – говорит один из ярских колхозников. Почему же никто из них не попытался защитить несчастных животных? Этот вопрос не звучит на страницах романа.
В обществе, скрепленном страхом, жалость становится стыдным чувством, и теряет силу закон сострадания, который Достоевский считал главным законом человеческой жизни. Но не превратятся ли люди, бездумно исполняющие приказы, в покорную нерассуждающую массу, в толпу, в стадо, мрачный образ которого создается кажущимся однообразием шолоховских сравнений?
В романе можно выделить группу сравнений, характеризующих состояние героев, отчаянно ищущих выхода.

«У Кондрата ... свои думки. Бьется он в них, как засетившаяся рыба...»⁴⁸ Нечто подобное испытывает и Давыдов: «Как зафлаженный волк, пытался он выбраться из круга связанных с колхозом мыслей»⁴⁹. Трудно обойти вниманием и такое предложение: «Шалый загудел, как шмель, запутавшийся в повители»⁵⁰.

С помощью сравнений создается еще один образ – образ западни, ловушки, капкана, а представление о приманке складывается из удивительно схожих высказываний героев:

«Партия предусматривает сплошную коллективизацию, чтобы трактором зацепить и вывести вас из нужды»⁵¹, – говорит Давыдов на собрании актива и бедноты.

«Вас ВКП пихает на новую жизнь, а вы как слепой телок»⁵², – обращается на общем собрании к середнякам Кондрат Майданников.

«Или тебя вовсе не касается, что партия как рыба об лед бьется, тянет нас к лучшей жизни?»⁵³ – вопрошает Якова Лукича Шалый на открытом партийном собрании.

Давыдов, Майданников, Шалый... Как много трудолюбивых, умелых, энергичных людей живут надеждой на мощную поддержку извне, на то, что кто-то большой и сильный зацепит, подтолкнет и выведет к лучшей жизни. И при этом не возникает ни малейшего желания задуматься о возможных неудачах, просчетах, ошибках. Проницательного Половцева возмущает детская наивность тех, кто бездумно верит обещаниям власти: «Их, дураков, большой политики ради водят, как сомка на удочке, подпруги им отпускают, чтоб до смерти не задушить, а они все за чистую монету принимают...»⁵⁴.
Однако и Половцев, одержимый верой в победу контрреволюционных сил, в конце концов тоже окажется в западне и разделит участь многочисленных жертв. Судьба Давыдова известна. Что ждет Шалого и Майданникова?
Мотив трагической обреченности главных героев «Поднятой целины», усиленный образом ловушки-капкана, дает определенный настрой для размышления над их судьбами.
Сравнения играют важную роль и в характеристике героев, углубляя представление о них и предостерегая от поспешных выводов. Именно сравнения помогают понять своеобразие Якова Лукича, чье природное трудолюбие соединено с природной трусостью. Измученный двойственностью своего положения, он ждет решительных действий повстанцев: «Скорее бы! А то я промеж ними и колхозом раздерусь, как бык на сколизи»⁵⁵. Придя домой после убийства Хопровых, он падает на кровать, зеленый, словно капустный лист⁵⁶, а увидев Давыдова на своем дворе, становится белее отсевной муки⁵⁷Внешнее спокойствие Якова Лукича не может обмануть хорошо знающих его людей.

«Раньше, в единоличной жизни, ты на работу был злой, по-волчьему, без упуска хватался за любое дело, лишь бы копейку лишнюю тебе где-нибудь сшибить, а зараз ты работаешь спустя рукава, ... для отвода глаз»⁵⁸, – упрекает его Шалый.

Но и самые внимательные из гремяченцев не догадываются о тех душевных муках, которые терзают лучшего на хуторе хозяина. Каждое утро до восхода солнца он выходил за хутор полюбоваться хлебами. «Стоял неподвижно, понурив голову, как старая, усталая лошадь...»⁵⁹

Друзей среди хуторян у него нет. «Он, как дикий гусак среди свойских, все как-то на отшибе держится»⁶⁰, – замечает Нагульнов. «Года четыре назад он присмирел, когда налогами стали жать, свернулся в клубок, как гадюка перед прыжком»⁶¹, – с ненавистью говорит о Якове Лукиче бедняк Аржанов. И никто из гремяченцев не узнает о том, как по-собачьи покорный и дрожащий⁶² Островнов предал свою мать.
Бык, волк, старая, усталая лошадь, свернувшаяся перед прыжком гадюка, покорная, дрожащая собака... Сменяющие друг друга образы воплощают процесс угасания душевных сил под воздействием страха, искалечившего жизнь не одного Якова Лукича.
Сравнения присоединяют к числу действующих лиц и родную землю. В январскую стужу она суглинистыми глазищами⁶³ глядит на мир со склонов балок, где не задерживается снег, и волшебно преображается с наступлением лета: «К концу первой половины июня погода прочно установилась, ни единой тучки не появлялось на небе, и дивно закрасовалась под солнцем цветущая, омытая дождями степь! Была она теперь, как молодая, кормящая грудью мать, – необычайно красивая, притихшая, немного усталая и вся светившаяся прекрасной, счастливой и чистой улыбкой материнства»⁶⁴.
Однако веками воспитанное отношение к земле как к матери, кормилице уходит в прошлое, а те, кто возомнил себя хозяевами ее, равнодушны к красоте. Новое отношение к земле связано с воплощением в жизнь новых идеалов. Об особой притягательности одного из них сказал на заре двадцатого века М.Горький устами молодого революционера Андрея Находки из романа «Мать»: «Павел – редкий человек!.. Железный человек»⁶⁵.
Перекличка сравнений в романе Шолохова обнажает зреющую в глубинах народного сознания неприязнь к официальным образцам для подражания. «Ты – как железный аршин-складень»⁶⁶, – с явным неудовольствием выговаривает Давыдову Нагульнов. И не скрывает своей иронии дед Щукарь, метко характеризующий самого Макара: «Он с восемнадцатого года как выпрямился, будто железный аршин проглотил, и до нынче ходит сурьезный, прямой, важный, как журавль на болоте. Ни шутки от него не послышишь, ни веселого словца, одна гольная скука в штанах, а не человек!»⁶⁷.
Попытка стать железным связана с необходимостью уложиться в определенную схему, отсечь ненужные и праздные мысли⁶⁸, освободить себя от вопросов и сомнений. Значит, можно жить, избегая страданий и душевных кризисов? Но почему так напряженно звучат сравнения, касающиеся главных героев?

«Ты с виду сейчас как старый бык после плохой зимовки, скоро на ходу будешь ложиться, и весь ты какой-то облезлый стал, куршивый»⁶⁹, – говорит Давыдову Разметнов. И совсем не похожим на себя кажется Макар Нагульнов, решивший после убийства Тимофея Рваного побыть несколько дней дома: «Что-то я весь какой-то квелый стал... Как будто меня в три била били, в пяти мялах мяли»⁷⁰.

Неужели бросающиеся в глаза перемены связаны только с любовными переживаниями Давыдова и Нагульнова? Или в них живет загнанная внутрь боль, о которой они не могут сказать вслух?
Шолоховские сравнения снова зовут к раздумьям.
Нельзя не отметить, что самые яркие и неожиданные сравнения в романе принадлежат деду Щукарю. Сохранивший вопреки преследовавшим его всю жизнь неудачам веселый нрав и чувство собственного достоинства, он безбоязненно вступает в самые рискованные разговоры с хуторским начальством:

«Семушка, жаль моя! Повынай из глаз иголки! У тебя зараз глаза стали, как у цепного кобеля, злые и вострые!»⁷¹

«Ох и силен ты, Макарушка, на добрых людей жать! Тебе бы только на маслобойке работать заместо прессы, из подсолнушка масло выдавливать...»⁷²

«И чего ты смеешься, белоглазый?.. Ты председатель сельсовета, важная личность... а как ты ведешь себя? Дуешься на собрании от дурацкого смеха и синеешь, как индюк»⁷³.

Это бесстрашие выросло не на пустом месте. Именно Щукарю, наделенному необыкновенной чуткостью и наблюдательностью, дано углядеть глубинную доброту главных героев. Он с юмором воспринимает экспансивность Нагульнова («Эх, как вскочит со стулы! Как пужнет меня матом! ... как, скажи, я ему кипятку в шаровары плеснул!»⁷⁴) и совершенно спокойно пережидает очередную вспышку («Пущай попрыгает, а все одно тем же местом на стулу сядет, каким и раньше сидел»⁷⁵).
Чуткость и наблюдательность Щукаря неразрывно связаны с его талантом рассказчика, артиста. Как всякий артист, он не может жить без слушателей, поэтому самое тяжкое наказание для него – работать с глухим напарником, а самое большое удовольствие – выступить перед публикой. И выступления эти вызваны отнюдь не единственным желанием побалагурить. Задавленный бедностью, Щукарь всю жизнь мечтал об уважительном отношении к себе, прекрасно понимая, что никогда не сможет достичь славы хорошего хозяина или искусного мастера. Страсть к самоутверждению не исчезла с годами, и Щукарь пытается освоить роль мудрого старика, к которому обращается за советом начальство. Ироническое отношение хуторян несколько охлаждает его пыл, но время подсказывает ему еще одну роль – роль обличителя, в которой он собирается предстать перед гремяченцами на открытом партийном собрании. Увлекаясь игрой, он дает «отлуп» вступающим в партию, ловко нанизывая обвинения, расцвеченные сравнениями.
Оказывается, у Кондрата Майданникова, гнавшего быков «на обчественный баз»⁷⁶, «глаза были по кулаку и красные, как у крола или, скажем, как у старого кобеля спросонок»⁷⁷. Дубцов, у которого «всею жизню язык треплется, как худая варежка на колу»⁷⁸, «тоже норовит в партию пролезть, как ужака в погреб, чтобы молока напиться...»⁷⁹. Окрыленный собственной смелостью, Щукарь не обходит и Нагульнова: «...я доберусь и до тебя, Макарушка, да так, что ты из-под меня не вывернешься, не на таковского напал!»⁸⁰.

Щукарь ни с кем не собирается ссориться, его выступление совершенно безобидно для окружающих, но сравнения, которые так легко развернуть в доносы, напоминают о новом соблазне, навязанном временем, соблазне самоутверждения за счет других, соблазне стремительного взлета ценой предательства.

Народная мудрость на страницах «Поднятой целины»

Начиная разговор об отражении народной мудрости в романе, отметим ряд пословиц, воссоздающих картину коллективизации в Гремячем:

«Тит да Афанас, разымите нас». (58)
«У нас именья – одни каменья». (69)
«Пройдет сев, и толкач муку покажет». (134)
«Хучь сову об пенек, хучь пеньком сову, а все одно сове не воскресать». (149)
«Без ветру и ветряк не будет крыльями махать». (177)
«Сила солому ломит». (282)

Пословицы, включенные в контекст повествования, и высказывания обобщающего характера выводят на новый виток размышлений о человеке и власти.

«Хорошо, что брухливой корове Бог рог не дает, а то если б Макару дать власть, что бы он мог наделать! – не без страха подумал»⁸¹ Андрей Разметнов. Страх этот отчасти объясняет еще одна его мысль: «Макару попадет шлея под хвост – тогда и повозки не собрать»⁸². Опасения Разметнова не лишены оснований: к осуществлению социального эксперимента на местах власть привлекла немало горячих голов.

«Стало быть, брехал Серко – нужен был... Старый стал – с базу долой...»⁸³ В пословице, которую с таким трудом произносит на заседании бюро райкома исключенный из партии Нагульнов, звучит не только глубокая обида, но и обвинение в бездушии, адресованное партийному руководству. Автор концентрирует внимание на чувствах героя, скрывающих то, в чем ему трудно признаться даже самому себе: «Лицо Макара было неподвижно, как гипсовая маска, одни лишь губы вздрагивали и шевелились, но при последних словах впервые за всю взрослую жизнь ручьями хлынули слезы»⁸⁴.

«Хоть и говорит советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда»⁸⁵, – заявляет на общем собрании середняк Ахваткин, и никто из присутствующих не решается возразить ему.

«Зараз проявились у советской власти два крыла: правая и левая. Когда же она сымется и улетит от нас к ядрене фене?»⁸⁶ – слышит из темноты чей-то незнакомый голос возвращающийся с работы Давыдов.

«Семь бед – один ответ! Что нам, не сеямши, к осени с голоду пухнуть, что зараз отвечать, – все едино!»⁸⁷ – открыто выражают недоверие к новой власти гремяченские «тетушки», убедившиеся в вероломстве ее по отношению к выходцам из колхоза.

Значит, недобрые предчувствия, касающиеся будущего, не являются исключением, но говорить о них вслух опасно. «Смотри поджимай язык, а то его и прищемить недолго!»⁸⁸ – предостережение Якова Лукича касается не только его сына. «Прибереги язык, Устин!»⁸⁹ – советует старик Осетров своему племяннику, отцу шестерых детей.

Новое время несет свою мудрость. Иногда она перекликается со старой: «В деревне выпьешь на копейку, а разговоров будет на сто политических рублей»⁹⁰, иногда противоречит ей: «За око – два ока!»⁹¹. Все популярнее становятся высказывания-лозунги, формирующие не только особый стиль поведения, но и особый склад мышления: «То и мужчинское дело, куда пошлет партия»⁹², – назидательно втолковывает Нагульнов Разметнову.
Однако казенную мудрость заглушают пословицы, оправдывающие бесхозяйственность, обман, воровство. «Старая девка и от кривого жениха не отказывается... Я так разумею: работа наша в колхозе артельная, идет она на общую пользу, и принять помощь от другой бригады не считаю зазорным делом»⁹³, – определяет свою позицию Агафон Дубцов, угнавший во время сенокоса лошадей из другой бригады.
Обман, мошенничество, воровство ради «общей пользы» уже не считаются преступлением. «Было ваше – стало наше»⁹⁴, – цинично бросает один из тубянских колхозников, вывозящих по приказу своего председателя сено, скошенное гремяченцами. И особым смыслом наполняется поговорка деда Щукаря: «Нужда, брат, заставит всякой пакости выучиться...»⁹⁵.

«Слушай старого человека пристально...»⁹⁶ Эти слова Ипполита Шалого можно считать своеобразным эпиграфом к артистически звучащим высказываниям пожилых героев.

«Голодный человек – волк в лесу, куда хошь пойдет; сытый человек – свинья у кормушки, его и с места не стронешь»⁹⁷, – размышляет Яков Лукич, впервые в жизни не радуясь хорошему урожаю, поскольку он укрепляет позиции ненавистной ему власти, становится ее союзником.

Но разве не несет это высказывание ценнейшую информацию для тех, кто одержим мечтой о мировой революции? Однако Яков Лукич не относится к тем, кого надлежит слушать, да и сам он, живущий в постоянном страхе, строго следит за тем, чтобы не сказать лишнее, поэтому скрытые ото всех его размышления адресованы прежде всего читателю, способному сравнивать, сопоставлять, делать выводы.

«Иной раз и поганая овца за собой гурт ведет»⁹⁸, – высказывание третьестепенного персонажа, обретающее характер запоздалой реплики (вспомним слова Половцева): «Народ – как табун овец. Его вести надо»⁹⁹), завершает разговор о стаде и стадном чувстве, тот самый разговор, начало которому положили сравнения. Пословица, несущая заряд огромной обличительной силы, кажется совершенно безобидной в контексте романа, к ней прибегает Тихон Осетров, разъясняя Давыдову ситуацию, сложившуюся на покосе. А все началось с того, что женщины, бросив работу в воскресный день, ушли в церковь: «Они, эти бабы, чисто овцы: куда одна направилась, туда и другие всем гуртом. Иной раз и поганая овца за собой гурт ведет... Поддались же мы Устину, затеялись в покос праздновать, лихоманка его забери!»¹⁰⁰.

Так, может быть, затесавшаяся среди оправданий пословица – случайность, значение которой не следует преувеличивать? Однако неслучайность появления Осетрова на страницах романа подтверждают события, связанные с Устином Рыкалиным. Незаметный Осетров не только спасает своего племянника от ареста, но и бесстрашно напоминает Давыдову о забытых властью детях, которых «воспитать трудно, а посиротить по нынешним временам можно в два счета...»¹⁰¹. Осетров говорит от имени тех, кто не поддался страху, кто не пошел против совести и не дал заморочить себя словами, поэтому остается в памяти, несмотря на кратковременность своего появления в романе.
Невозможно забыть и неслыханную дерзость деда Щукаря, заявившего на открытом партийном собрании: «Дураки при советской власти перевелись!.. Старые перевелись, а сколько новых народилось – не счесть!»¹⁰². Разумеется, Щукарь адресует свое возмущение прежде всего Нагульнову, но к концу романа накапливается столько аргументов, подтверждающих справедливость этого высказывания, что оно вырывается за пределы конкретного эпизода, обретая пронзительную силу афоризма.
Завершая работу над особенностями художественной речи в романе «Поднятая целина», приходим к выводу, что содержание его отнюдь не исчерпывается победным шествием коллективизации, что в романе есть второй план, вносящий существенные коррективы в расхожие представления о нем, – значит, единственного прочтения для понимания его недостаточно.

1 Шолохов М.А. Поднятая целина. М., 1968. С. 7. Далее цитируется по этому изданию.

2 Белов В. Год великого перелома. «Новый мир». № 3. 1989. С. 12–13.

3 См. об этом в дневнике М.М. Пришвина 1930 года. «Октябрь». № 7. 1989. С. 154.

4 С. 118.

5 С. 363.

6 С. 359.

7 С. 354.

8 См. об этом в ст. Ростовцевой И. «Негатив, проявленный вечностью». «Литературная газета» от 2.06.1994 г. С. 8.

9 Якименко Л. Поэтический мир М.А. Шолохова. В кн.: Творчество М.Шолохова. Сб. статей. М., 1964. С. 208.

10 Шукшин В.М. Печки-лавочки. В кн.: Василий Шукшин. Киноповести. Повести. Барнаул, 1986. С. 173.

11 Там же. С. 174.

12 Там же. С. 174. (Текст цитируется с сокращениями.)

13 С. 123.

14 С. 191.

15 С. 559.

16 С. 497.

17 С. 56.

18 С. 576.

19 С. 519.

20 С. 475.

21 С. 473.

22 С. 184.

23 С. 185.

24 505.

25 С. 254.

26 Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Малое собрание сочинений. Т. 7. М., 1991. С. 238.

27 Сарнов Б. Наш советский новояз. «Литература», приложение к газете «Первое сентября». № 27/2000. С. 5.

28 Цитируется по ст. Е.Трофимовой «Московские поэтические клубы 1980-х годов». «Октябрь». 12. 1991. С. 169.

29 С. 60.

30–31 С. 20.

32 С. 96.

33 С. 68.

34 С. 67.

35 С. 183.

36 С. 531.

37 С. 34.

38 С. 502.

39 С. 370.

40 С. 57.

41 С. 298.

42 С. 94.

43 С. 135.

44 С. 386.

45 С. 9.

46–47 С. 221.

48 С. 119.

49 С. 86.

50 С. 394.

51 С. 26.

52 С. 62.

53 С. 137.

54 С. 179.

55 С. 46.

56 С. 86.

57 С. 95.

58 С. 527.

59 С. 290.

60 С. 19.

61 С. 336.

62 С. 299.

63 С. 14.

64 С. 290.

65 Горький М. Мать. М., 1972. С. 78.

66 С. 102.

67 С. 517.

68 Фадеев А. Разгром. М., 1983. С. 102.

69 С. 303.

70 С. 419.

71 С. 460.

72 С. 512.

73 С. 514.

74 С. 454.

75 С. 453.

76–77 С. 516.

78 С. 539.

79 С. 515.

80 С. 516.

81 С. 209.

82 С. 43.

83 С. 220.

84 С. 179.

85 С. 60.

86 С. 187.

87 С. 232.

88 С. 298.

89 С. 430.

90 С. 278.

91 С. 578.

92 С. 322.

93 С. 436.

94 С. 441.

95 С. 455.

96 С. 403.

97 С. 290.

98 С. 427.

99 С. 23.

100 С. 427.

101 С. 430.

102 С. 513.