7. ПРЕ и ПРИ.
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию – закону света...
Мы все должны
Признаться: вкусу очень мало
У нас и в наших именах
(Не говорим уж о стихах);
Нам просвещенье не пристало,
И нам досталось от него
Жеманство, – больше ничего.
Когда прибегнем мы под знамя
Благоразумной тишины...
Мы любим слушать иногда
Страстей чужих язык мятежный,
И нам он сердце шевелит.
Так точно старый инвалид
Охотно клонит слух прилежный
Рассказам юных усачей...
А Дуня разливает чай;
Ей шепчут: «Дуня, примечай!».
Потом приносят и гитару:
И запищит она (бог мой!):
Приди в чертог ко мне златой!..
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал...
Он из Германии туманной
Привез учености плоды...
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований,
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Все это часто придает/
Большую прелесть разговору.
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
Так осмотрительны, так точны,
Так неприступны для мужчин...
Быть может, волею небес
Я перестану быть поэтом...
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы...
...Просто вам перескажу
Преданья русского семейства...
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий...
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах...
Они, суровым поведеньем
Пугая робкую любовь,
Ее привлечь умели вновь
По крайней мере сожаленьем...
Кокетка судит хладнокровно,
Татьяна любит не шутя
И предается безусловно
Любви, как милое дитя.
Быть может, на беду мою,
Красавиц новых поколенье,
Журналов вняв молящий глас,
К грамматике приучит нас...
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Так зайчик в озими трепещет,
Увидя вдруг издалека
В кустах припадшего стрелка.
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства;
Но вас хвалить я не хочу;
Я за нее вам отплачу
Признаньем также без искусства;
Примите исповедь мою...
Владимир сладостной неволе
Предался полною душой.
Тут непременно вы найдете
Два сердца, факел и цветки...
В такой альбом, мои друзья,
Признаться, рад писать и я...
...Вот жизнь Онегина святая;
И нечувствительно он ей
Предался...
...Но конь, притупленной подковой
Неверный зацепляя лед,
Того и жди, что упадет...
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив...
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Все это низкая природа...
...Но ей
Нехорошо на новоселье,
Привыкшей к горнице своей.
Текут невинные беседы
С прикрасой легкой клеветы.
Один какой-то шут печальный
Ее находит идеальной
И, прислонившись у дверей,
Элегию готовит ей.
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним она была
Так равнодушна, так смела?
Приходит муж. Он прерывает
Сей неприятный тет-а-тет.
Все решено: я в вашей воле
И предаюсь моей судьбе.
(А.Пушкин) |
8. Н или НН в
прилагательных.
Я чувствую непобедимый страх
В присутствии таинственных высот.
Я вижу месяц бездыханный
И небо мертвенней холста, –
Твой мир, болезненный и странный,
Я принимаю, пустота!
Ни о чем не надо говорить,
Ничему не следует учить,
И печальна так и хороша
Темная звериная душа...
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, –
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.
Целый день сырой осенний воздух
Я вдыхал в смятеньи и тоске.
«Мороженно!» Солнце. Воздушный
бисквит.
Прозрачный стакан с ледяною водою.
Но быстро исчезнет под тонкой
лучинкой,
Сверкая на солнце, божественный лед.
Я не слыхал рассказов Оссиана,
Не пробовал старинного вина...
Я получил блаженное наследство –
Чужих певцов блуждающие сны...
Немного женственны заливов очертанья:
Бискайи, Генуи ленивая дуга.
Завоевателей исконная земля...
Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта
Гусиное перо направил Меттерних, –
Впервые за сто лет и на глазах моих
Меняется твоя таинственная карта!
И галльский гребень появился
Из петушиного хохла.
И ласточки, когда летели
В Египет водяным путем,
Четыре дня они висели,
Не зачерпнув воды крылом.
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
Топча по осени дубовые листы,
Что густо стелются пустынною тропинкой,
Я вспомню Цезаря прекрасные черты –
Сей профиль женственный с коварною горбинкой!
Я не увижу знаменитой «Федры»
В старинном многоярусном театре...
Вновь шелестят истлевшие афиши,
И слабо пахнет апельсинной коркой...
(О.Мандельштам) |