НОВГОРОДСКИЕ БАЙКИ

С.ЕВГРАФОВА

ПРО ЯНИНА

В 1983 году мы, компания филфаковских девиц, упросили Андрея Анатольевича Зализняка, который читал тогда курс лекций по лингвистическим особенностям новгородских берестяных грамот, замолвить за нас словечко перед Валентином Лаврентьевичем Яниным, чтобы тот согласился взять нас на раскопки. Когда В.Л. услышал об этом, он нахмурился и сказал: «Приезжайте. Но при одном условии: будете копать с практикантами. Целый месяц. Не ныть и не сбегать в середине месяца. Это вы у себя на филфаке аспирантки, а для нас все вы такие же рядовые и необученные, как историки-первокурсники». И что вы думаете? Так-таки и копали мы месяц, не пищали, хотя спали на жестких деревянных нарах (которые после работы в раскопе казались нам мягче перины), от всепроникающей черной раскопной пыли избавлялись только в бане (куда приходилось бегать каждый день), а мечтали преимущественно о домашней еде (зато были совершенно счастливы). Воистину Янин суров, но справедлив!

ПРО БЕРЕСТЯНЫЕ ГРАМОТЫ

Стоило нам приехать в Новгород, как грамоты исчезли. За пару дней до нашего приезда одну нашли, а при нас – ну ничего, ничегошеньки! Первые два-три дня никто на это и внимания не обращал, а через неделю вредные археологи пустили слух, будто лингвисты на грамоты порчу напустили.
А мы, как легко догадаться, сами только о грамотах и мечтаем. «Что вы, что вы, – говорим, – нам бы самим хоть какую-нибудь завалященькую грамотку найти!». Начальник раскопа Александр Степанович Хорошев сердится: «Да нам, археологам, колесо от телеги найти важнее, чем грамоту! Мы материальную культуру человечества изучаем!».
Сначала все нас просто так поддразнивали, потом в порчу уверовали, просить стали: «Девчонки, вы бы перестали грамоты отпугивать!». Даже сам А.С. наполовину в шутку, наполовину всерьез своим шикарным баритональным басом на весь раскоп объявил: «А что грамот нет, так в том лингвисты виноваты! В раскопе им не место!». Потом решил не кнутом действовать на нас, а пряником – ласково так просил, на колени встать обещал, но ничего не помогало...
И нашли в том году еще одну грамоту только после нашего отъезда, в последний день полевого сезона. Так мы тогда ни одного исписанного кусочка бересты
живьем и не увидели. Но все равно: лучшего лета у нас никогда не было!

ПРО НАПЕРСТОК

Археологи, в отличие от грабителей, ничего себе не присваивают и всякую найденную ценность передают в музеи. Разве что попадется нечто, исторической ценности не представляющее. В Новгороде все культурные слои моложе XV века погублены мелиоративными работами екатерининской эпохи (как ни странно, органика хорошо сохраняется либо в пустынях, либо при стопроцентной влажности почвы, так что из-за осушения новгородских болот на глубину до трех метров дерево, кожа и береста рассыпались в прах), поэтому случайные поздние – XVI–XIX веков – находки, попавшие в ранние слои в результате так называемого перекопа (перемешивание культурных слоев, неизбежное при рытье колодца, могилы и т.п.), считаются законной добычей нашедшего.
Помню, сидим мы как-то с Леной на квадрате возле колодца, землю перебираем по крупинке. То черепок попадется, то кусок башмака, то гвоздь, то изредка обломок стеклянного браслета – типичные находки для первой половины XIV века. И вдруг – прехорошенький бронзовый наперсток! Я гордо предъявляю свое достижение начальнику участка (эту ответственную работу выполняли студенты-археологи третьего–пятого курсов, решившие специализироваться по Древней Руси). А он и говорит: «Да ты же у колодца копаешь! Наверняка перекоп! Видишь, наперсток какой ровненький, небось на станке точили! Девятнадцатый век!». Но находку на всякий случай прибрал, записал и в лабораторию понес. А я заставила его клятвенно пообещать отдать наперсток мне, буде окажется для музея негодным.
На следующий день, дрожа от нетерпения и уже представляя себя владелицей роскошного наперстка, я прибежала в раскоп. «Где, – спрашиваю, – мой паршивенький наперсток XIX века? Я жажду повесить его на цепь и носить на сердце!». А в ответ смущенно потупившийся юный археолог говорит: «Не видать тебе, о Фрейя лопаты, наперстка как своих ушей! Потому что он литой, первой половины XIV века, первая находка в Новгороде!».
И я возгордилась, потому что, например, берестяных грамот, о которых я так мечтала, уже тогда было известно несколько сот, а наперсточек-то – один! Хотя, впрочем, кому какое дело до древних наперстков? Они рассказывают лишь о ремесле, но не о духовной жизни. Материя, даже если она вдруг первична, почему-то волнует гораздо меньше, чем деятельность сознания...

ПРО ЖМУРИКА

Древний Новгород был городом деревянным и потому частенько горел, так что следы пожаров при раскопках не редкость. Как легко догадаться, находок в выгоревших слоях практически не бывает, и всегда хочется поскорее добраться до конца пожарища. Хорошо, если пожар был локальный, – например, амбар сгорел: скучно, конечно, перебирать горелое зерно, но неприятный участок быстро заканчивается. Но бывает и по-другому.
В один далеко не прекрасный день на одном из участков кто-то начал раскапывать пожарище. К концу дня стало ясно, что пожарище занимает всю площадь раскопа, да и в глубину уходит довольно далеко. А на следующий день обнаружился жмурик – дочерна обгоревший небольшой скелет.
Когда его откопали, все, не сговариваясь, замолчали, потрясенные трагедией почти восьмисотлетней давности. Но любые происшествия, случающиеся на работе, быстро становятся привычными деталями быта, и потому, как только археологам стало известно, что мы нашли останки девочки лет тринадцати, угольно-черного жмурика окрестили Зиночкой Черненко, превратив ее тем самым в несколько комичный персонаж, активно участвующий в нашей раскопной жизни.
А потом Янин сказал: «Я много раз читал в летописи рассказ о том, как в 1209 году в этой части города бушевал пожар и уничтожил все дома и погубил многих людей. Но все-таки подойти к слоям начала XIII века и обнаружить гигантское пожарище, а на нем – непохороненного мертвеца (которого, видно, и хоронить-то было некому!) – это совсем иное ощущение...». И как-то сразу стало ясно, что для В.Л. археология – это не вспомогательная историческая дисциплина, а ожившая, овеществленная, олицетворенная история. Может, поэтому он так блистателен в обеих своих ипостасях – историка и археолога?

ПРО НЛО

В Новгороде находят много обломков дерева: иногда ложку или плошку, иногда кусок коромысла или бочки, иногда фрагмент обода от тележного колеса. А иногда – совсем уж непонятный кусок дерева со следами обработки. Такое называют НЛО, неизвестными летающими объектами, – в том смысле, что они летят далеко-далеко, когда разочарованный археолог выбрасывает их в отвал.
Как-то раз наш «участковый» приболел, и за участком, где мы копали, приглядывал его сосед – киевский студент-археолог Леша Толочко, вежливый, воспитанный, красивый, стройный и кудрявый, археолог во втором поколении и мечта многих исторических и археологических барышень. Работаем мы, работаем, мечтаем себе об обеде – и вдруг достаем из земли нечто деревянное: большое, прямоугольное, с круглым отверстием посредине. Леша долго с недоумением разглядывал нашу находку, потом оттащил ее в лабораторию. Другие археологи посмеивались над задумавшимся Лешей и говорили, что это просто НЛО, только очень большой.
На следующий день на Лешином участке опять нашли такую же штуковину. Все опять стали смеяться: «Везет Толочке на НЛО!». Тут на раскоп пришел Янин. Мы к нему: «Валентин Лаврентьич, что это такое загадочное у Леши Толочко на участке второй день подряд обнаруживается? Ну не НЛО же!». Языкастый Янин, ни на секунду не задумавшись, серьезно сообщает: «Конечно, не НЛО! Просто по-русски – толчок, а по-украински – толочко». А когда все отхохотались, В.Л. сказал, что загадочные НЛО оказались ставнями.

ОПЯТЬ ПРО ЯНИНА

Остроумие В.Л. сравнимо только с его умом и обаянием, причем реакция у него мгновенная. Очевидцы рассказали мне такую историю.
Однажды утром приходят археологи на раскоп, а там, прямо на древней деревянной мостовой, лежит вверх колесами автомобиль «Москвич». Ожидая обнаружить труп, спустились все вниз – и с облегчением вздохнули: ни водителя, ни пассажиров в машине не было. Потом оказалось, что ночью к раскопу подъехал пьяный гаишник, не заметил ограждения и упал с восьмиметровой высоты (в Новгороде культурный слой нарастает со скоростью 1 см в год!) – да, к счастью, не разбился, а благополучно выбрался из автомобиля и даже поднялся по шатким трапикам, что в темноте сделать отнюдь не просто.
Естественно, необычное зрелище было заснято на пленку, а на следующий день огромная фотография (в Новгородской экспедиции много лет работает потрясающий фотограф Станислав Алексеевич Орлов, он профессионал высочайшего класса) появилась в столовой на базе экспедиции – на доске конкурса «Что бы это значило?». Все принялись упражняться в остроумии, но тут пришел Янин, искоса взглянул на фотографию и сказал: «Борьба новгородской оппозиции с москвичами». И эта к месту упомянутая цитата из учебника русской истории, которую узнает всякий, кто читал о драматической борьбе Новгорода за независимость, заняла на конкурсе безусловное первое место.

ПРО РАСКОПНЫЕ ШУТОЧКИ

Как-то раз мы приехали на раскопки, когда шли слои XI века (даже материк довелось зачищать). И ребята рассказали, что мы пропустили отличную хохму. Представьте: приходят люди утром на раскоп, продолжают вскрывать слои XII века, а там... бюст Ленина. Слои нетронутые, а Ильич – тут как тут: в общем, Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить. Говорят, зеленая молодежь получила от старших хорошую взбучку: кто же устраивает перекоп ради хохмы? Датировка, хронология – дело святое!
А вообще археологи – народ веселый и остроумный, с мрачным, байроническим видом в экспедиции ходить как-то не принято. Может, потому, что работа в раскопе тяжелая, грязная – тоскующий просто вымрет. Выживают только влюбленные в свое дело, склонные к пению, капустникам и шуткам.

Мне, к сожалению, так и не удалось лично извлечь из земли ни одной грамоты – так что та мечта, ради которой я когда-то впервые приехала в Новгород, не осуществилась. Правда, я не единожды присутствовала при торжественных находках – и грамоты лицезрела, и церы* – но это не совсем то. И все-таки я счастлива, что судьба подарила мне встречу с прекрасным городом, с замечательными людьми, которые в нем работают, и с такой человечной и живой наукой, как археология.
Эти байки – случайное собрание осколочков моих воспоминаний. Может быть, просто дань благодарности судьбе. Я давно не была в Новгороде. Многое там, наверное, изменилось: бывшие студенты стали начальниками раскопов и кандидатами наук, тогдашние аспиранты защитили докторские, а кто-нибудь из новгородских школьников, которые так серьезно и ответственно работали возле стен детинца (так называется Новгородский кремль), наверняка стал историком или археологом. Но по-прежнему удивительная, бодрящая, вдохновляющая атмосфера Новгородской экспедиции привлекает энтузиастов всех специальностей, хоть как-то соприкасающихся с древней Русью, ее историей, культурой, письменностью. И по-прежнему каждую неделю работающие в экспедиции ученые – хозяева и гости – читают для всех желающих потрясающие лекции, а удивительный Владимир Иванович Поветкин играет на гуслях и сопелях, которые сам же сделал по образцу найденных на раскопках древненовгородских инструментов... А я тайно мечтаю вновь побывать в Новгороде – теперь уже с маленьким сынишкой.

_____________

* Цера – дощечка, в которую заливали воск, чтобы можно было упражняться в искусстве письма, «предок» грифельной доски.