Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №33/2001

МАТЕРИАЛЫ К УРОКУ

СИНТАКСИС И ПУНКТУАЦИЯ

Слова хранятся в нашей памяти и называют предметы, явления, действия, признаки. Но чтобы выразить с их помощью свою мысль, мы должны не просто подобрать нужные слова, но особым образом их организовать: распределить между ними роли, установить, кто кому подчиняется и кто за что отвечает, приспособить слова друг к другу, соответствующим образом изменив их формы. Причем не как придется, а одним из типовых способов, предписанных языком. Делать это умеет каждый, кто говорит на каком-нибудь языке. А вот разобраться, как мы это делаем и почему именно так — очень непросто. Правила, по которым слова связываются между собой и создают новые единства, например, словосочетания и предложения, изучает синтаксис (от греч. syntaxis — «порядок», «построение») – едва ли не самая сложная область науки о языке.

(208)3

* * *

Благодаря разнообразным синтаксическим связям нам удается проделать путь от хранящихся в нашей памяти слов к живому общению, к высказыванию и тексту. Основные вехи этого пути — словосочетание, предложение, сложное предложение — и есть основные единицы синтаксиса. Система синтаксиса устроена иерархически, т.е. каждая следующая единица сложнее предыдущей и создается на основе единиц предшествующего уровня.
Но можно ли сказать, что из слов складываются словосочетания, из словосочетаний — предложения, из предложений — сложные предложения, подобно конструктору? Оказывается, не все так просто. Предложение, например, может и не содержать в себе словосочетаний: Светает; Стоять! Единица более высокого уровня может быть гораздо проще по смыслу и заметно короче, чем более скромная с точки зрения иерархии, сравните: Пошел дождь, и засуха кончилась и Пошел настоящий летний дождь, мощный, шумный, как водопад, несущий спасительную влагу измученным засухой, поседевшим от горячего ветра полям и лесам.

(210)

* * *

Место синтаксической единицы в иерархии зависит не от ее конкретного наполнения, а от грамматических свойств (в нашем примере — от количества грамматических основ). Ведь синтаксис, как и морфология, — это царство отвлеченных, универсальных форм. Если образуется, например, творительный падеж единственного числа существительных мужского рода с помощью окончания -ом, то это – общее правило для всех слов: человеком, столом, долгом, кентавром или даже Бармаглотом. Так же в синтаксисе: если существует модель словосочетания «переходный глагол плюс существительное в винительном падеже», то она может наполняться любыми словами, подходящими по грамматическим свойствам: читать книгу, любить Машу, собирать дрова, подкладывать свинью, гнать пургу; если есть модель предложения «существительное в именительном падеже плюс личная форма глагола», то возможны и Солнце встает, и Прилетели инопланетяне, и Ты бы подождал, и Виндоуз глючит. Морфология и синтаксис вместе образуют правила игры, принятые в языке, его строй, или, как принято говорить, грамматику.

(210)

* * *

Иностранцы, изучающие русский язык, никак не могут понять, почему по-русски нужно говорить видеть кого (что), смотреть — на кого (на что), а любоваться — кем (чем). Никакие объяснения тут не помогут — придется просто выучить наизусть, какую форму существительного «любит» каждый из этих близких по смыслу глаголов. Синтаксическая связь, при которой главное слово требует от зависимого какой-то одной конкретной формы, называется управлением. При управлении как бы ни менялась форма главного слова, зависимое, как стойкий оловянный солдатик, остается неизменным: вижу кошку, видят кошку, видел кошку, видела бы кошку.
Способность слова управлять, количество его потенциальных «подчиненных» и форма, которой потребует от них «начальник», тесно связаны с лексическим значением управляющего слова. А там, где царит лексика, невозможны универсальные схемы; какой именно окажется модель управления данного слова, приходится просто помнить. И все мы, носители языка, храним в памяти эту информацию. Если же возникают сомнения, как правильно сказать: свет лампы или свет от лампы, — нужно обратиться к словарю.

(212–215)

* * *

В синтаксической связи, которой соединены подлежащее и сказуемое, тоже совмещены два типа связи: глагол управляет существительным, требуя от него только именительного падежа, и одновременно согласуется с ним в роде и числе: она согласилась, они согласились (а с личными местоимениями — еще и в лице: я пишу, ты пишешь, он пишет). Такая связь, в которой каждое слово является, с одной стороны, главным, а с другой — зависимым, называется координацией.

(214)

* * *

Каждый тип смысловых отношений имеет свои предпочтения среди синтаксических связей, но строгой зависимости здесь нет. Действительно, чаще всего определительные отношения выражаются согласованием, а отношения между действием и его объектом — управлением, но в языке наряду с сочетанием старая чашка возможно чашка без ручки, а если в роли объекта выступает, например, манто или пианино, приходится использовать примыкание.
И наоборот, одна и та же связь, например управление, может представлять разные отношения, иногда даже одно и то же словосочетание в разных контекстах может переосмысляться. Словосочетание портрет матери в зависимости от ситуации означает: «портрет, на котором изображена мать» (определительные отношения), «портрет, принадлежащий матери» (отношения принадлежности), «портрет, нарисованный матерью» (отношения между производителем действия и результатом его действия).
Так что язык хотя и предписывает нам строгие правила связывания слов, вместе с тем дает возможность достаточно свободно выбирать способ выражения своих мыслей.

(216)

* * *

Мы описываем ситуацию с помощью предложения не просто так, а с какой-то целью. Например, произнося Я скоро приду, человек может преследовать цель обрадовать, напугать, удивить, дать обещание, просто поставить в известность. В процессе общения происходит обмен высказываниями. Причем в роли высказываний могут выступать не только предложения, но и отдельные слова, звуки и даже жесты — все, что используется в общении с определенной целью. Когда кто-то с какой-либо целью произносит Ах! или показывает кулак это тоже высказывания. Если предложение — единица языка, то высказывание — единица речи, общения, поэтому, анализируя высказывание, нужно прежде всего обращать внимание, как оно выполняет свою основную задачу: реализует ту цель говорящего, которую он преследует, вступая в общение.

(217)

* * *

Говорящий часто строит предложение таким образом, чтобы скрыть истинное положение дел. Например, строение фразы Бумаг набросано! заставляет собеседника буквально поверить в то, что речь идет о бумагах, которые набросаны и которых много. Но иногда бывает полезно сквозь предложение увидеть существо описываемого положения дел, выявить того важного участника, который отвечает за порождение предикативного признака. Для этого вместо вопроса о семантическом объекте (Что набросано?) нужно задать вопрос о семантическом субъекте (Кто набросал?). Именно такой вопрос задает мама дочке в диалоге из книги Корнея Чуковского «От двух до пяти»:
«— Я спала, а баба ушла, а тут такой крик стоял...
— Кто же кричал?
— Да я».

(220)

* * *

Язык предоставляет говорящему немало средств для достижения своей цели. Одно из них — интонация. Если в предложении-высказывании Дай мне книгу произнести слово книгу с особой, выделительной интонацией, это будет означать: мне важно получить в руки именно книгу, а не журнал или газету, которые лежат рядом. Можно использовать и порядок слов. Если цель вашего высказывания в том, чтобы собеседник понял, о каком действии вы его просите, вы скажете: Дай мне книгу; если вам важно обратить его внимание на объект действия, то вы скажете так: Книгу дай мне; если в компании друзей все хотят полистать эту книгу, а вас просто снедает нетерпение, то вы можете воскликнуть: Мне дай книгу!, подчеркивая, кто должен стать адресатом действия.
Очень важную роль играет пауза внутри предложения, то место, где одна интонационная мелодия сменяет другую. Обычно она разделяет старую, уже известную говорящему и слушающему информацию — ее называют темой — и новую, ради которой, собственно, и произносится высказывание, — рему. Выделение темы и ремы зависит от ситуации общения. Если высказывание Эта книга / о любви — ответ на вопрос О чем эта книга?, то часть предложения эта книга будет темой (обозначается латинской буквой Т), а часть о любви — ремой (обозначается R), а если вопрос был Какая из этих книг о любви? – то наоборот.

(217–218)

* * *

* Среди слов с глагольными окончаниями есть удивительное слово быть. Ведет оно себя двояко: то как обычный глагол, имеющий значение «наличествовать», «иметься», «быть расположенным» (У деда был дом; Дом был в деревне), то как слово-пустышка. В последнем случае оно использует свою способность выражать значения наклонений и времен для «предикативной помощи» неглагольным словам, когда те выступают в функции сказуемого (сравните: Дети веселились — Дети были веселые; Детям было весело). Такое вспомогательное слово назвали связкой. А отсутствующую форму настоящего времени называют нулевой связкой.
Среди глагольных предложений есть и такие, в которых бытийный глагол в настоящем времени может быть нулевым, как и связка, а может быть представлен словоформой есть: В небе была луна; У меня есть велосипед; У него был озноб; С ней обморок.
Синтаксисты заметили, что слово быть в предложениях с одним и тем же составом ведет себя подобно хамелеону, легко меняя статус глагола на статус связки: У Маши / были длинные косы (глагол) и Косы у Маши / были длинные (связка).

(222)

* * *

Закон гласит: среди существительных (местоимений) подлежащим можно считать те и только те словоформы, которые имеют вид именительного падежа. Закон этот достаточно строг. Существительных в формах косвенных падежей подлежащими он не признает: компонент, представляющий участника – бабушку, в предложении Бабушка не спит — подлежащее, а в предложении Бабушке не спится — не подлежащее. Однако есть и примечание к закону: подлежащими могут считаться слова любых частей речи, употребленные в функции существительного (Все собрались; Учащиеся встретились; Семеро опоздали; Новенькие перешептывались; Каждый из нас волновался).
Это позволяет говорящему, пишущему сделать подлежащим буквально все, что попадает в фокус его внимания. Выявил среди участников главное действующее лицо сложившейся ситуации (Ведущие профессора обучают его по новой программе) прекрасно, увидел участника (Он обучается по новой программе у ведущих профессоров) — хорошо, выделил предикативный признак (Обучение у него по новой программе) — годится, выхватил близлежащую словоформу реального высказывания (Твое «ах!» никого не волнует; Учится — это слабо сказано) — тоже подойдет.

(225)

* * *

Многообразие односоставных предложений — особенность русского языка. В большинстве языков нет таких единиц. Особое место среди этих предложений занимают безличные предложения. В них может подразумеваться некая не названная прямо сила, например, сила стихии (Лодку унесло), сила телесного рефлекса (Его знобит; У него перехватило дыхание) или сила под названием Судьба (Нам повезло; Ему было предназначено с ней встретиться). Когда мы сообщаем о природных явлениях, тоже используем такие предложения (Рассвело; Стало солнечно).
Отдельную группу односоставных предложений составляют инфинитивные предложения. Не каждый иностранец догадается, что эти предложения с частицей не и с инфинитивом несовершенного вида выражают отрицание долженствования Ему эти задачи не решать (он не должен решать), а с инфинитивом совершенного вида — значение невозможности Ему эти задачи не решить (он не сможет решить).

(224–225)

* * *

* Чем отличается предложение с союзом Идет дождь, и ты остаешься дома от предложения без союза Идет дождь, ты остаешься дома? Оба варианта позволяют говорящему представить описываемые ситуации рядоположенными. Но разве слушатель не может здесь усмотреть также следственные отношения? Конечно, может. Но ведь может и не усмотреть!
Говорящий с помощью языка-кода передает информацию, слушающий должен ее раскодировать и понять мысль говорящего. Добросовестный говорящий (или говорящий, у которого много свободного времени) может тщательно кодировать все, вплоть до мелочей. Обычный говорящий (или говорящий, у которого мало времени) предпочитает использовать символы с широким содержанием. И обычному слушающему этого бывает достаточно, чтобы понять суть.
В нашем случае исчерпывающе конкретным будет вариант Идет дождь, и поэтому ты остаешься дома, в котором два союза выражают отношения рядоположенности и следствия одновременно. А вот в бессоюзном варианте Идет дождь, ты остаешься дома наряду с этими отношениями можно при желании усмотреть и другие, например, причины (так как идет дождь, ты остаешься дома), условия (если идет дождь, ты остаешься дома) или времени (когда идет дождь, ты остаешься дома).

(229–230)

* * *

Когда дети учатся говорить, то начинают с отдельных слов. Кажется, научись записывать слова – и воспроизвести на бумаге произнесенное предложение будет легко. Однако в речи, кроме слов, есть еще интонация, логическое ударение, тембр голоса, выразительное протягивание гласных. Если необходимо передать сухую информацию, можно обойтись простейшей записью слов (например, в телеграмме). Но, чтобы записать выразительную, эмоциональную речь, передать настроение, автору придется либо стать невыносимо многословным (ведь каждый вздох, слезы в голосе, изумленно поднятая бровь должны быть описаны словами), либо потерять слишком многое. Можно сказать, на попытке преодолеть оковы письменной речи выросла вся художественная литература. Пишущие всегда искали способ ввести в текст дополнительную информацию, которую нельзя, да и не нужно выражать словами, ведь она касается уже не слова, а высказывания в целом. Так появились знаки препинания, своеобразный комментарий к тексту.

(232–233)

* * *

Знаки препинания (запятые, тире, двоеточия и др.) появились намного позже, чем была изобретена письменность. Без пунктуации (от лат. punctum — «точка») люди прекрасно обходились если не тысячи, то сотни лет. Зато современный человек вынужден тратить годы на овладение этой премудростью.
Передать на письме оттенки смысла гораздо сложнее, чем обозначить звуки. Неудивительно поэтому, что правил пунктуации гораздо больше, чем орфографических. И требований к пишущему они предъявляют больше. Просто выучить их бесполезно, нужно понимать, в каких условиях какой знак препинания выбрать, – знать принципы пунктуации и значения знаков препинания.

(232–233)

* * *

Запятую ставят, когда хотят сказать: «Я еще не закончил свое сообщение, читайте дальше». С одной стороны, запятая противопоставлена точке (сообщение не закончено), с другой — многоточию (пишущий не намерен прерывать свое сообщение).
На первый взгляд это странно: не закончил сообщение — продолжай, тебя никто не прерывает. Однако запятая появляется там, где структура предложения заставляет заподозрить, что пишущий «сбился с пути», забыл дать сигнал, что сообщение закончено: перед новым простым предложением, перед вводной или вставной конструкцией, перед началом громоздкого оборота. Запятые — это своеобразные крючочки, за которые цепляются связанные воедино замыслом автора текста фрагменты предложения. Так что они не столько обособляют или выделяют, сколько объединяют.

(235)

* * *

Об авторской пунктуации ходит много легенд, особенно среди абитуриентов. Самое частое заблуждение — считать, будто бы любую пунктуационную ошибку можно объяснить авторской пунктуацией, но М.Горькому или М.Цветаевой такое прощают, а бедным школьникам и абитуриентам — нет.
Авторской пунктуацией считается употребление знаков препинания в рамках собственных значений, но в несвойственных им функциях. Не случайно полностью воспроизвести в диктанте авторскую пунктуацию невозможно: ведь мы пишем в соответствии с правилами, но полагаемся на свой вкус.
Обычно корректор при подготовке произведения к печати безжалостно расправляется с подобными авторскими изысками, но прославленные писатели иногда могут — хотя бы из принципа — настоять на своем особом «видении» или «слышании» текста. После смерти такого авторитета корректоры, конечно, уже и не пытаются привести текст в соответствие с нормами пунктуации, и легенда об авторском произволе получает свое подтверждение.

(238–239)

* * *

Прообразы знаков препинания попадаются уже в новгородских берестяных грамотах. У некоторых авторов начало письма означал крест; изредка встречается осмысленное употребление точек (они ставились между словосочетаниями, хотя и не вполне регулярно).
По-настоящему система пунктуации сформировалась только после распространения книгопечатания. Из печатных изданий знаки препинания в современном смысле этого слова постепенно проникали и в рукописные тексты. Со временем количество знаков препинания увеличивалось. У некоторых знаков препинания даже есть авторы: например, известно, что тире («черту») первым стал употреблять Н.М. Карамзин.
Интересно, что со времен Кирилла и Мефодия новых букв практически не изобрели, некоторые даже отменили. А вот знаки препинания изобретают. Может быть, и еще что-нибудь появится?

(233)

* * *

Нормы пунктуации до недавних пор не были жесткими, поэтому менялись они довольно быстро. В изданиях А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого и других великих писателей прошлого знаки препинания расставлены не только в соответствии со вкусом самих авторов; а скорее они отражают изменчивость норм пунктуации и вкусы нескольких поколений издателей, редакторов и корректоров. В 60-е годы ХХ в. вышли в свет так называемые академические издания большинства классиков, и сейчас, к примеру, пушкинской считается пунктуация, принятая в академическом издании. Естественно, все ее отклонения от сегодняшней нормы объясняют «авторством» Пушкина, что не вполне соответствует реальности.

(240)

Тексты для контрольных изложений

ДУША ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Однажды в студии художники спорили об искусстве. Великий певец Федор Иванович Шаляпин, который не принимал участия в споре, решил показать им на деле, что такое искусство. Он незаметно вышел из комнаты и через некоторое время появился на пороге — бледный, волосы спутаны, руки трясутся. Он лишь выдохнул: «Горим!». Что тут началось! Все вскочили, заметались, паника, крики. И тогда Шаляпин рассмеялся: «Вот что такое искусство».
Шаляпин сказал одно слово: горим. Если бы певец выбрал другое слово: мы либо в доме, никакого эффекта он бы не произвел. Почему? Слово горим не просто обозначает некий процесс, оно с помощью глагольного окончания сообщает еще и следующую информацию: во-первых, мы (1-е лицо), во-вторых, сейчас (настоящее время), в-третьих, горим на самом деле (изъявительное наклонение). Есть чего испугаться!
Российский языковед Виктор Владимирович Виноградов назвал комплекс значений наклонения, времени и лица предикативностью. Предикативность делает набор словоформ единым предложением, тем, с помощью чего можно выразить мысль. Передавать значение предикативности способен только глагол, точнее, слово с глагольными окончаниями, без которого не обходится ни одно сказуемое.
Можно сказать, что у предложения есть тело и душа. Тело составляют члены предложения, которыми стали части речи, наработав синтаксические привычки. Сердце предложения — сказуемое. Отсюда идут нити управления к подлежащему (голове) и второстепенным членам. В сердце – сказуемом обитает душа — предикативность, делающая предложение живым.

(220–222)

НАДЛЕЖАЩЕЕ ПОДЛЕЖАЩЕЕ

На уроках русского языка школьников учат начинать разбор предложения с выделения грамматической основы: подлежащего и сказуемого. Понятно, почему в основу входит сказуемое, — обладая предикативностью, оно и делает предложение предложением, а вот почему так высок статус подлежащего? Почему в предложении С утра долго и упорно мой трудолюбивый сосед забивает гвоздь в стену молотком мы считаем слово сосед более важным членом предложения, чем слова молоток, гвоздь и стена?
С точки зрения носителей многих других языков подлежащее принципиально не отличается от всех остальных членов предложения, называющих участников ситуации. Особенность русского языка состоит в том, что между подлежащим и сказуемым существует двусторонняя связь — координация. Это значит, что не только сказуемое может определять форму подлежащего в именительном падеже (через связь управления), но и подлежащее способно оказывать влияние на форму с показателями лица и числа или рода и числа сказуемого (через связь согласования).
Смена сказуемого не влечет изменения формы подлежащего, которое так и остается в именительном падеже:
Понятно, почему в русской синтаксической традиции, в отличие от большинства других, основой предложения принято считать не только сказуемое, но и подлежащее. Ведь получается, что в любом случае подлежащее стоит как бы над всеми членами предложения, его слушается даже само сказуемое!

(224)

_________________________
3.  Здесь и далее страницы указаны по: Энциклопедия для детей. Т. 10. Языкознание. Русский язык. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Аванта+, 2001. В текстах сделаны некоторые сокращения и изменения.

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru