БИБЛИОТЕЧКА УЧИТЕЛЯ
Выпуск XXIX
ИСТОРИЯ СЛОВ
Культура, обобщенная в Книге
Следить за историческими измнениями значений слов – трудно найти занятие более увлекательное. Тем более когда слово принадлежит к интернациональной терминологии и история его употребления уходит в глубь веков. Но какие знания, какой кругозор требуются тогда от исследователя...
Такой феноменальной эрудицией обладал Константин Романович Симон (1887–1966). По образованию он был историком. Но обстановка 20-х годов не благоприятствовала занятиям исторической наукой, и, подобно ряду других крупных историков, К.Р. Симон – на пятом десятке – приходит к занятиям библиографией. Быстро став одной из ведущих фигур в этой области, он много сделал для создания системы научной библиографии в нашей стране. Для самых разных читателей, интересующихся проблемами книги и информации, особенно важным может быть созданный им на склоне лет словарь «Библиография: основные понятия и термины» (М.: Книга, 1968).
И все же богатой натуре исследователя было тесно в рамках чисто практической по задачам библиографической деятельности. Соединив две свои специальности и используя свободное владение древними и новыми европейскими языками, Симон по сути становится историком духовной культуры, но овеществленной, запечатленной в книгах. Особое внимание ученого привлекали те разновидности (жанры) книжных произведений, которые направлены на универсальный охват и обобщение современной им культуры.
Так возникли два главных труда ученого. Первый их них, «История иностранной библиографии» (М.: Изд. Книжной палаты, 1963), принес К.Р. Симону международную известность и стал одним из важнейших достижений отечественного гуманитарного знания.
Второй замысел К.Р. Симона первоначально определялся как «История европейских энциклопедий». Затем грандиозность материала заставила сузить задачу до «Энциклопедий западного средневековья».
В 1947–1948 гг. К.Р. Симон начал публиковать главы из этого труда в качестве отдельных очерков. Очерк, воспроизводимый в этом номере «Русского языка», должен был служить введением ко всей книге. Кампания по борьбе с «космополитизмом» прервала публикации, и труд по истории энциклопедий в целом до сих пор не увидел света.
Определенное представление о его содержании могут дать обширная статья К.Р. Симона «Энциклопедия» в «Энциклопедическом словаре Гранат» (одну из ее частей см. «Русский язык» № 26/2001), а также более сжатая одноименная статья во 2-м издании «Большой Советской энциклопедии» (Т. 49. М., 1958).
Публикуемая статья (с сокращением библиографического аппарата) воспроизводится по книге: Симон К.Р. Избранное. М.: Книга, 1984. Там же можно найти полный список работ ученого.С.Гиндин
К.Р.СИМОН
ТЕРМИНЫ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ И СВОБОДНЫЕ
ИСКУССТВА
В ИХ ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ
«...Когда видишь, откуда произошло
название, легче понять его значение».
Этой цитатой из «Этимологий» Исидора
Севильского, одной из значительнейших
энциклопедий всех веков и всех народов, хочется
начать очерк, посвященный происхождению и
последующей судьбе двух терминов: энциклопедия
и свободные искусства.
Справка. Исидор Севильский (около 570 н.э. – 636) – ученый и писатель, явившийся одним из посредников между античной и средневековой культурами. «Этимологии» (др. название – «Начала») – труд в 20 книгах, в форме объяснения значений слов представивший общий очерк знаний той эпохи.
Термины эти возникли у одного народа и почти в одно и то же время. Долгое время они существовали вместе, являясь на практике синонимами и обозначая два оттенка одного и того же сложного понятия. Затем одно из них – энциклопедия – на целое тысячелетие исчезает из литературного обихода народов Западной Европы, и в нем исключительно господствует второй термин: свободные искусства. Далее наступает постепенный закат этого второго термина и параллельное возрождение термина энциклопедия. Однако своим возвращением к жизни термин энциклопедия обязан весьма значительному расширению и изменению своего первоначального значения. В дальнейшем наступает пора специализации термина, еще более отклоняющая его от некогда заложенного в нем смысла. Все же прежние значения слова не исчезают бесследно. Они осложняют его, делают его не дву-, а многосмысленным. Наблюдение за эволюцией его значений позволит нам уловить связь и преемственность между весьма, казалось бы, далекими явлениями в истории культуры.
<Свободные искусства и круг знаний в греческой системе образования>
Выражение eleutherioi epistemai,
переводимое нами как свободные искусства,
впервые встречается в «Политике» Аристотеля в
кн. VIII, посвященной общественному воспитанию. Оно
означает те знания, которые подобают
свободнорожденному, полноправному члену
античного общества. Им противополагаются
ремесленные знания, свойственные рабу или
неполноправному гражданину, фету. В той же книге
встречается выражение eleutherios paideia:
воспитание, приличествующее сыну
свободнорожденных родителей.
Каковы были предметы, охваченные этим
воспитанием? Программа его определяется с
достаточной ясностью из совокупности
высказываний Платона, Аристотеля и других
крупнейших философов древности. В нее входили:
грамматика, риторика, диалектика, геометрия,
арифметика, музыка и астрономия – семь наук
(или искусств, по терминологии древних).
Этот перечень наук является нормальным для
общего образования античного юношества,
представляя собой то, что соответствовало нашей
второй ступени. (См. содержательную работу: Орнатский
С.Н. Сравнительный взгляд на нынешние понятия
об энциклопедии и понятия о ней древних греков и
римлян. М., 1855. 59 с.)
О целях общего образования, о задачах, которые
оно перед собой ставило, существовали различные
мнения. Аристотель, подчеркивая классовый
характер античного образования, считал, что
может быть «и такого рода воспитание, которое
родители должны давать своим сыновьям не потому,
что оно было практически полезно и необходимо
для них, но потому, что оно достойно
свободнорожденного человека и само по себе
прекрасно». Многие школы античной философии –
древняя Стоя (IV–II вв. до н.э.), киники и др., следуя
в этом за Платоном, отрицали значение предметов
обычного обучения, так как оно, по их мнению, не
подготавливало к усвоению единственной
действительно ценной науки: философии. Но эти
взгляды не могли стать преобладающими
вследствие их отрыва от практической жизни.
Средняя Стоя (II–I вв. до н.э.), идя на характерный
для нее компромисс, устами своего руководящего
мыслителя Посидония признала обычное обучение
подготовительным этапом для последующего
философского образования, и эта примирительная
точка зрения стала господствующей в дальнейших
веках.
Несколько позднее, чем выражение eleutherioi epistemai,
уже в александрийскую эпоху, для обозначения тех
же знаний возникло другое выражение: enkyklios paideia,
или в слитной форме enkyklopaideia. В момент своего
возникновения оно означало знания, общие людям,
принадлежащим к образованному кругу общества.
Потом смысловой центр тяжести был перенесен с
социального момента на момент
программно-образовательный: enkyklopaideia стала
обозначать не круг образованных людей, а круг
знаний. Отметим попутно совершенно аналогичное
изменение в смысле слова universitas – ‘университет’.
Обозначая первоначально совокупность учащих и
учащихся – universitas studentium, – слово это стало
потом обозначать совокупность наук, universitas
litterarum.
В последующем за словом enkyklopaideia упрочилось
именно значение круга знаний. Понимаемое в этом
смысле, оно выражало идею о цельности,
органическом единстве, законченности общего
образования: «...ибо enkyklios учения как единое
тело состоит из следующих членов...» – говорит
римлянин Витрувий.
<Римляне заменяют цикличность знаний их иерархией>
Общая зависимость римской культуры от
греческой нашла свое выражение и в интересующем
нас частном вопросе. Для понятия общее
образование римляне не искали своих выражений.
Они ограничились переводом соответствующих
греческих терминов. Eleutherioi epistemai было
переведено как artes liberales, artes ingenuae и т.д. Эти и
другие подобные им выражения являются простым и
очень точным переводом греческого оригинала.
Оттенок смысла, характерный для греческого
термина, полностью сохранен и в латинских его
переводах. Об этом с несомненной ясностью
свидетельствует хотя бы следующее место из 88-го
письма Сенеки (из «Нравственных писем к
Луцилию»): «Почему занятия эти называются liberalia,
тебе должно быть ясно: потому, что они достойны
свободного человека». (Замечу в скобках, что наш
перевод artes liberales словами свободные
искусства так же неправилен, как немецкий
перевод Freie Kunste. Романские языки благодаря
своей близости к латинскому смогли сохранить
слово liberalis неприкосновенным: французы
говорят об arts liberaux, а не arts libres, итальянцы
– об arti liberali.)
Выражение enkyklios paideia также нашло свой
адекватный перевод в латинских выражениях: orbis
doctrinae, orbis docrtinarum, orbis disciplinarum. Несмотря на это,
часты случаи, когда и в латинском тексте
сохранился греческий термин. Так, Плиний говорит,
что ему предстоит в его работе коснуться всего
того, что греки называют res enkyklopaideias.
Другой пример из «De institutione oratoria» Квинтилиана:
«...чтобы завершить тот круг обучения, который
греки называют enkyklopaideian». И наконец, третий
пример – из Витрувия, особенно любопытный своей
смесью греческого с латинским: enkyklios... disciplinae.
Справка. Плиний Старший (23/24 – 79 н.э.) – государственный деятель, историк, писатель. Его «Естественная история» в 37 книгах систематизировала и обобщила естественнонаучные знания эпохи.
«Наставление оратору» Марка Фабия Квинтилиана (около 35 н.э. – около 100) – систематический учебник риторики в 12 книгах, оказавший большое влияние на последующее развитие риторики и педагогики в Европе.
Витрувий (2-я половина I в. до н.э.) – архитектор и изобретатель. В трактате «Десять книг об архитектуре» систематизировал строительные и инженерные знания античности и заложил основы европейской архитектурной теории.
Подобного рода словоупотребление
свидетельствует, на наш взгляд, об одном: понятие enkyklopaideia
не до конца было освоено римлянами,
воспринималось ими как нечто, правда, всем
образованным людям знакомое и понятное, но все же
чужеродное.
Думается, для полного освоения слова enkyklopaideia
римлянам недоставало подлинного ощущения
цикличности общего образования. Нельзя сказать,
что эта цикличность не осознавалась ими.
Напомним приведенное выше сравнение Витрувия. Но
теоретически признавать органическую цельность,
а потому именно и ограниченность общего
образования еще не значило делать из этого
признания все необходимые выводы, особенно если
эти выводы противоречили столь важным для римлян
утилитарным запросам, и потому римляне считали
возможным дополнять перечень семи искусств
греков новыми: Варрон заканчивает свои
«Дисциплины» сведениями по архитектуре и
медицине, Витрувий добавляет еще оптику, историю,
физику и право, руководствуясь при этом чисто
профессиональными соображениями.
Цикличность образования, столь ясно выраженная в
слове enkyklopaideia, была заменена римлянами
иерархией искусств: Варрон первый – и в этом его
историческая заслуга – устанавливает
определенный порядок их следования.
Тому же Варрону принадлежит еще одна – и не
меньшая – заслуга: он первый объединил в одном
труде сведения по всем девяти – по его счету –
искусствам. «До него существовала enkyklios paideia,
но не было энциклопедии», – говорит Дальман. Это
утверждение не абсолютно точно. Тот же Дальман
упоминает о старейшей римской попытке
объединить в одном произведении сведения по
различным отраслям знания: о «Наставлениях»
Катона Цензора: Praecepta ad Marcum filium (Наставления сыну
Марку). Но это самобытное произведение,
составленное в противовес намечавшемуся
греческому влиянию, охватывало существенно
отличный от обычных искусств комплекс знаний:
«Наставления» Катона касались медицины,
риторики, сельского хозяйства, а, может быть,
также и военного дела, и права. Таким образом,
поскольку от греков до нас не дошло ни одного
энциклопедического произведения и у нас
отсутствуют даже сколько-нибудь определенные
сведения о таковых, Варрона можно рассматривать
как родоначальника всего этого жанра
научно-популярной литературы на европейской
почве.
В специальном разрезе настоящего очерка важно в
связи с упоминанием о «Disciplinae» (Науки) Варрона
отметить, что, хотя труд этот и был подлинной
систематической энциклопедией в современном
смысле слова, он не носил, однако,
соответствующего названия, как не носила его и
энциклопедия Цельза «Искусства» (Artes), отделенная
от «Дисциплин» несколькими десятилетиями.
Справка. Марк Теренций Варрон (116 до н.э. – 27 до н.э.) – крупнейший ученый-систематизатор, историк, филолог, поэт, сатирик, автор одного из первых языковедческих сочинений «О латинском языке».
Подведем итоги предыдущего обзора. Как греческой, так и римской литературной практике было решительно чуждо употребление слова enkyklopaideia в применении к какому-либо произведению литературы или к энциклопедическому жанру ее. Слово это неизменно означало у греков и римлян не книгу, не разновидность научно-популярной литературы, а «круг чтения», т.е. общее образование, имевшее элементарный характер и ограничивавшееся важнейшими основами определенных наук.
<Почему термин энциклопедия сохранялся в византии и исчезал в средневековой европе>
Раннее христианство не относилось с
огульным отрицанием к системе античного общего
образования. Два последних искусства из девяти,
указанных Варроном, были отвергнуты им по тем же
соображениям, по которым их отверг и язычник –
неоплатоник конца IV – начала V в. Марциан Капелла:
медицина и архитектура пеклись только о тленных
вещах, и интересы их были направлены на чисто
практические (земные) потребности. Но семь
основных искусств были приняты всеми отцами
церкви, как восточной, так и западной. Правда,
христианские писатели, быть может, энергичнее
языческих подчеркивали вспомогательное,
служебное значение семи искусств, видели в них
только средства для лучшего усвоения той науки,
которая заменила христианам языческую
философию, т.е. богословия. Но ведь и у Марциана
семь свободных искусств низведены уже на роль
служанок обожествленной им филологии (т.е., по
терминологии нового времени, философии).
Терпимое отношение отцов церкви к античной
системе общего образования облегчило сохранение
прежнего словоупотребления. Климент
Александрийский и Ориген говорят об enkyklia mathemata,
Евсевий Кесарийский – об enkyklia grammata. Не нужно
доказывать того, что оба эти выражения
равнозначны с enkyklios paideia.
В Византии выражения, в которые входит слово enkyklios,
можно встретить и много позднее. Никита
Пафлагонянин, писатель конца IX – начала X в.,
говорит о детских годах св. Георгия
Амастридского: «Сделавшись же способным к
учению, оно (дитя) отдается школьным учителям и
научается всей энкиклической науке (enkyklion
paideysin), как нашей (христианской), так и внешней
(светской) мудрости» (Васильевский В.Г.
Русско-византийские исследования Жития св.
Георгия Амастридского и Стефана Сурожского. СПб.:
Академия наук, 1915. С. 14).
Еще позднее византийский писатель XII в. Иоанн
Цеци в своем произведении «Хилиады» применяет
выражение enkyklia mathemata, а другой писатель, Иоанн
Зонара, употребив выражение enkyklios, поясняет,
что оно обозначает грамматику, поэтику,
философию, математику и вообще все искусства и
науки, так как ученые пробегают по ним, как по
кругу.
Мы видим, таким образом, что византийская
культура в течение долгих столетий сохраняла
античные представления о программе общего
образования и об органической цельности его и
что эта жизнеспособность античной традиции
характерно отразилась в самом
словоупотреблении: в обилии выражений, в которых
наличествует слово enkyklios.
В отличие от Византии, в литературном обиходе
Западной Европы слово enkyklopaideia и аналогичные
словообразования исчезают уже в VI в. Их нельзя
найти уже у Кассиодора и Исидора Севильского, не
говоря о позднейших писателях.
Чем объяснить это исчезновение слова? Самое
простое объяснение, казалось бы, заключается в
незнании греческого языка учеными
западноевропейского Средневековья. Но
объяснение это явно недостаточно. Не только
Исидор Севильский, но даже Рабан Мавр (IX в.) любят
приводить и пояснять греческие выражения. Что же
касается позднейшего времени – периода рецепции
(т.е. принятия, признания) Аристотеля и расцвета
схоластики, – то знание греческого языка
становится весьма распространенным среди
схоластиков. Наконец, для греческого термина
существовал вполне точный латинский перевод orbis
doctrinae. Невольно возникает предположение, что
термин enkyklopaideia вышел на Западе из
употребления вследствие утраты самого
представления о единстве и законченности общего
светского образования. Эта утрата была
неизбежным следствием педагогической практики
западного Средневековья.
<Единая система образования распадается на отдельные циклы>
Семичленный круг свободных искусств
обнаруживал уже в период поздней античности
(например, у Марциана Капеллы) тенденцию
распасться на два самостоятельных цикла. У
Кассиодора – писателя переходного времени – эта
тенденция выявилась уже с полной отчетливостью.
Предметы светского обучения разбиваются им на
две группы. Для первой, охватывающей грамматику,
риторику и диалектику, он сохраняет традиционное
название искусства (artes). Второй группе,
объединяющей геометрию, арифметику, музыку и
астрологию (т.е. астрономию), он присваивает
наименование науки (disciplinae). Эту
дифференциацию Кассиодор объясняет коренным
различием между тремя первыми и четырьмя
последующими предметами обучения.
«Искусство, – замечает Кассиодор, – для того
установлено, чтобы ставить нам границы и
сковывать нас своими правилами».
Что касается наук, то они «...суть те (познания),
которые никогда не впадают в заблуждение из-за
(неправильных) мнений, и потому они именуются
таким названием, что неминуемо следуют своим
правилам».
Таким образом, «правила» искусств субъективно
обязательны для познающего; «правила» наук
объективно непреложны.
Справка. Флавий Магн Аврелий Кассиодор (около 490 – 583 н.э.) – политический деятель, собиратель рукописей, историк, писатель. Его учебник «Инструкции» в 7 книгах, закладывавший основы духовного и светского образования, включал и изложение семи свободных искусств.
9-томное сочинение Марциана Капеллы (IV или V в. н.э.) «О бракосочетании Филологии и Меркурия» охватывало проблематику всех свободных искусств, аллегорически представленных в образах юных невест.
См.: Симон К.Р. Энциклопедия поздней Империи...//Труды Библиотеки АН СССР. 1948. Т.1.
Три искусства объединяются термином trivium
(трехпутье), четыре науки – термином quadrivium
(четырехпутье). Эти два названия отсутствуют еще
у Кассиодора, но уже в раннее Средневековье, в
эпоху Каролингского ренессанса, они получают
широкое распространение.
Педагогическая система Средневековья углубила
разрыв между двумя группами предметов обучения.
«Искусства» тривиума были распространены
значительно шире «наук» квадривиума. Первые были
достоянием относительно
широких слоев средневекового общества, науки
квадривиума изучались значительно более тесным
кругом: в раннее Средневековье – только ученым
сословием, духовенством; позднее – также и
юристами, врачами, богатыми купцами.
Наличие двух специальных терминов не означает,
однако, что обобщающее выражение свободные
искусства выходит из употребления. Выражение
это беспрерывно встречается в разных памятниках
средневековой письменности, начиная хотя бы с
законодательных актов Карла Великого. Позднее, в
XII в., Гонорий Отенский в аллегорическом трактате
«De artibus» описывает семь свободных искусств как
семь крепостей, комендантами которых являются их
мифические изобретатели. В XIII в. его примеру
следует трувер Генрих из Андели в своей поэме
«Битва семи искусств» (La bataille des sept arts). Семь
искусств наряду с семью кардинальными
добродетелями изображаются на фресках и в
скульптурах готических соборов. И низший,
общеобразовательный факультет средневековых
университетов именуется facultas artium.
Факт, могущий показаться странным, но тем не
менее несомненный: своей популярностью термин artes
liberales отчасти обязан непониманию
средневековыми учеными подлинного смысла его.
Понятие о знаниях, подобающих
свободнорожденному, родилось в условиях
рабовладельческого государства и было чуждо
средневековому, на крепостном труде
базировавшемуся обществу еще в самую раннюю пору
его развития. Сохранив термин, оно иначе
осмыслило его, придало ему иную этимологию. Уже
Кассиодор производит слово liberalis от liber –
«книга».
Для ясности считаю необходимым привести
соответствующее место во всем контексте.
«...Прежде всего следует говорить о
грамматическом искусстве, которое, как ясно само
собой, есть начало и основа liberalium litterarum.
Книга же называется так от liber, лыка, т.е. коры
дерева, отделенной и очищенной...»
Как видим, Кассиодор даже не допускает
возможности иного происхождения
прилагательного liberalis, как от
существительного liber, книга; ars liberalis для
него – книжное искусство, и потому он прямо
переходит к происхождению liber «книги» от liber
«лыко».
Эта этимология, столь же фантастичная, как
большинство этимологических объяснений
Средневековья, но еще более последних
неожиданная в устах природного римлянина VI в.,
современника такого превосходного стилиста, как
Боэций, облегчила Средневековью усвоение
интересующего нас термина.
<Энциклопедические произведения существуют, а слова для их обозначения нет>
Узость программы средневекового
школьного образования ни в какой степени не
означала отсутствия у средневекового общества
более широких умственных интересов. Но интересы
эти удовлетворялись не в монастырских и соборных
школах. Совокупность всевозможных знаний –
бесформенных и противоречивых – охватывается
термином философия. За пределами комплекса,
обнимаемого этим названием, остаются только две
пропедевтические науки тривиума – грамматика и
риторика – и высшая наука, ступенью к которой
является философия: богословие. В частности,
понятие философии охватывает все естествознание
и все науки об обществе.
Низкий уровень науки, недифференцированность ее,
вместе с присущим средневековому обществу
стремлением к грандиозным синтезам, вызывает к
жизни многочисленные произведения, стремящиеся
охватить всю совокупность человеческих знаний,
т.е. энциклопедии в современном нам значении
этого слова. Однако для обозначения их не
возникает одного общего термина. Этому
препятствует слишком многое: разнообразие
содержания соответствующих произведений,
охватывавших различнейшие предметы: от бога и
ангелов до способов копчения селедок и обращения
со служанками; разнообразие типов средневековых
энциклопедий, их читательских и целевых
установок.
Можно наметить три группы средневековых
энциклопедических произведений. Первая группа
имеет преимущественно естественно-научный
характер, хотя для очень многих из них явления
природы интересны только в той мере, в какой они
казались пригодны для морализующих и
аллегорических истолкований, удобных для
проповедника. Названия энциклопедий этой группы
используют на протяжении всего Средневековья
слово res – «вещь» в разных сочетаниях.
Энциклопедии Беды Почтенного (конец VII – начало
VIII в.) и Фомы из Кантемпре (первая половина XIII в.)
одинаково называются «О природе вещей» (De rerum
natura). Только оттенок, не поддающийся даже
переводу, отличает названия этих двух
энциклопедий от названий двух других, из которых
первая – Рабана Мавра – относится к IX в., а вторая
– Александра Неккама – к начальным годам
XIII в.: «De naturis rerum». Современник Фомы из
Кантемпре Варфоломей Английский дал своему
труду наименование «О свойствах вещей» (De
proprietatibus rerum).
Для названий второй группы энциклопедий нельзя
найти какого-либо одного привычного слова, – и
как раз это для нее и характерно. Это –
энциклопедии для широких масс, часто на живых
языках, а не по-латыни. Имея столь же
развлекательное, как и поучительное назначение,
они стремились завлечь читателя самыми своими
названиями, обещали ему необычайное и чудесное.
Беру почти наудачу: «Lucidarius» («Просветитель»)
(энциклопедия XII в., проникнувшая в Московскую
Русь), «Книги-сокровище» Брунетто Латини (Li livres dou
tresor, XIII в.), «Книга тайн философов, или Диалог
Плацида и Тимеона» (Le livre des secrets aux philosophes, ou dialogue de
Placide et Timeo, французская энциклопедия XIV в.), «Фонтан
всех знаний философа Сидраха» (La fontaine de toutes sciences du
philosophe Sidrach) (того же века) и многие другие.
Наконец, третью группу образуют произведения,
специально предназначенные для слушателей
факультетов искусств средневековых
университетов. Как бы предвосхищая последующее
превращение этих факультетов в философские
факультеты, они пользуются для своего названия
словом философия. Таковы, например, «О
философии мира» (De philosophia mundi) Гильома из Конш (XII
в.) или «Пособие по философии» (Compendium philosophiae) –
название, под которым известно анонимное
произведение, приписываемое впервые издавшим
его (в сокращении) М. де Боюаром схоластику
середины XIII в. Гуго из Страсбурга.
Некоторые из этих средневековых энциклопедий
представляют большой интерес для истории науки в
Средние века; таковы, например, оба только что
названных нами произведения.
Большая часть энциклопедий первой и второй
групп, не имея никакого собственно научного
значения, весьма показательна для истории
средневековой культуры. Но все они оставляли
нетронутой систему средневекового образования
или прямо поддерживали ее. Среди этого пестрого
потока всевозможных наукоподобных произведений
по-прежнему возвышались гранитные глыбы семи
свободных искусств, тривиума и квадривиума.
<Гуманисты: термин свободные искусства теряет определенность>
Гуманизм не расширил пределов
средневекового образования. Можно даже сказать
обратное: он сузил господствующий круг
умственных интересов, придал последним
односторонний характер. Хорошо выражает эту
сторону гуманизма Норден: «Громоздкость и
расплывчатость знания, присущие западному
средневековью, особенно на исходе его, сменились
почти односторонним ограничением и
концентрацией, открывшими свободный путь
специализации и тем самым всей собственно
исследовательской работе». На первых порах это,
быть может, задержало развитие науки в целом,
сделало кватроченто относительно бесплодным в
области естествознания, за что ныне с легкой руки
Линна Торндайка так принято упрекать его; но
вместе с тем, заставив пересмотреть основы
средневекового научного мировоззрения,
подкопавшись под авторитет Аристотеля, расшатав
систему средневекового образования, Возрождение
подготовило почву для расцвета науки в XVI и XVII вв.
Даже на основном для данного очерка
терминологическом вопросе сказалась эта роль
гуманизма. Выражение artes liberales осталось в
силе, само собой разумеется, с исправлением
этимологии – заменой производства слова liberalis
от liber ‘книга’ производством его от liber ‘свободный’.
Но выражение это, подобно тому учреждению, с
которым оно было органически связано, –
средневековому университету – утратило свое
доминирующее значение. Контуры его постепенно
расплываются, теряют свою определенность и
четкость.
Трудно указать отдельные стадии этого отмирания.
Во всяком случае к середине XVIII в. оно уже
завершилось. «Изучая произведения искусств,
заметили, что некоторые являются больше
продукцией умственного, чем ручного, труда, а что
другие, напротив того, более продукция ручного
труда, чем умственного. Такова отчасти причина
предпочтения, которое было оказано одним
искусствам перед другими, и разделения их на
искусства свободные и механические». Вот все, что
может или находит нужным сказать о происхождении
выражения arts liberaux аббат Yvon (Ивон), автор
статьи «Искусство» в энциклопедии Дидро и
Д’Аламбера. Из дальнейшего текста видно, что к
«механическим искусствам» он готов отнести и
живопись, и скульптуру. А еще столетием позже
Ларусс понимает под arts liberaux именно живопись,
скульптуру и архитектуру, т.е. делает их
синонимом beaux arts. Курьезно, что такое
словоупотребление освящается Ларуссом именно
ссылкой на статью Ивона.
С утратой выражением artes liberales четкого и
определенного содержания, с постепенным
вытеснением его из обычного литературного
обихода утрачивается и интерес, представляемый
им для настоящего очерка. Дальнейшее наше
внимание концентрируется на эволюции термина энциклопедия.
<XVI век: энциклопедия как связь всех знаний>
Гуманизм, так сильно расшатавший и
термин, и самое понятие свободных искусств,
возродил – как бы в противовес последнему –
слово enkyklopaideia. Впервые после античности
употребил его в Италии Джованни Валла, приемный
сын гуманиста конца XV в. Джорджио Валла (сына
знаменитого Лоренцо): издав в 1501 г. в Венеции труд
своего отца «De expetendis et fugiendis rebus» (О вещах, к
которым следует стремиться, и о тех, которых
следует избегать), он снабдил его вступлением, в
котором, характеризуя издаваемый им труд,
называет его энциклопедией. (См. статью: Гуковский
М.А. Итальянские энциклопедии XIII–XVI веков // Тр.
Ин-та книги, документы и письма. Л., 1932, вып. 2. С. 54.)
Во Франции едва ли не первым употребил то же
слово Ф.Рабле в XX главе «Пантагрюэля» (впервые
изданного в 1532 г.) в рассказе о состязании в
мудрости между Панургом и английским ученым
Томастом. Последний, придя в восхищение от
мудрости Панурга, говорит, что тот «отверз перед
ним подлинный кладезь и пучины энциклопедии». В
Англии еще годом ранее Рабле слово Encyclopaedia
употребил дипломат и ученый сэр Томас Элиот. В
своей «Книге, называемой Правителем» (1-е изд. 1531
г.), в кн. 1, гл. 13, он говорит, что «от оратора
требуется масса всякого рода знаний, которая
некоторыми называется миром знания, другими –
кругом образования и которая выражается одним
греческим словом энциклопедия. В своем
вышедшем в 1538 г. латино-английском словаре он же
определяет энциклопедию как «образование,
охватывающее все свободные науки и ученые
занятия». Еще ранее и Рабле, и Элиота фламандец
Иоахим Стерк ван Рингельберг, вращавшийся в
кругах французских гуманистов и, по-видимому,
лично знакомый с Рабле, озаглавил свою в 1529 г.
вышедшую в Анвере (Антверпен) книгу «Ночные
бдения, или, лучше сказать, Полнейшая
киклопедия». Книга Рингельберга – первый случай,
когда в заглавии труда употреблено слово энциклопедия
(правда, без начальной приставки). Примеру
Рингельберга следует хорват Павел Скалич
Ликийский, озаглавивший свою в 1559 г. вышедшую
книгу «Конспект энциклопедии, или Круга наук как
священных, так и светских». Филолог Бонавентура
Вулканий из Брюгге, издавая в 1577 г.
«Этимологии» Исидора Севильского и «О
бракосочетании Филологии и Меркурия» Марциана
Капеллы, отмечает в предисловии особую важность
издания тех авторов, «которые охватывают не одно
какое-либо искусство, а весь круг знаний,
называемый греками enkyklopaideia.
Я позволил себе привести различные случаи
употребления писателями XVI в. слова энциклопедия,
чтобы показать всю неопределенность понятия,
вкладываемого ими в это слово. В самом деле, Рабле
употребляет его в самом расплывчатом смысле, и
оно своей торжественностью только усиливает
впечатление ученой глупости англичанина,
состязающегося с Панургом. Книги Рингельберга и
Павла Скалича de facto только сборники статей весьма
пестрого содержания, и если бы я не боялся
оскорбить их тени, то перевел бы киклопедию
первого и энциклопедию второго просто как
«всякая всячина». Не случайно, что в заглавии
третьего издания книги Рингельберга (Лион, 1556 г.)
слово энциклопедия опущено. Сэр Томас Элиот и
Бонавентура Вулканий стремятся возродить
античное понимание слова. При этом оба они, как
люди «Высокого Возрождения», особенно ценившего
многогранность умственных интересов, в
противовес односторонне филологическим
пристрастиям более ранних поколений гуманистов,
стремятся подчеркнуть многообразие знаний,
охватываемых словом энциклопедия.
На представлении о многообразии и одновременно
цельности, слитности знаний, заключенных в слове энциклопедия,
особенно настаивал знаменитый швейцарский
естествоиспытатель и еще более знаменитый
библиограф Конрад Геснер.
«Kyklos есть круг, – говорит он, – и эта фигура
одновременно и самая простая, и самая
совершенная, потому что любое место можно
считать началом круга и все его части между собой
связаны. Таким образом, циклопедия означает
внутреннюю связь знания всех наук. Энциклопедия
есть обучение этому кругу».
Попытку Геснера различно толковать две формы
одного и того же слова – более правильную, с
префиксом en, и менее правильную, без этого
префикса, – нужно считать лингвистически
совершенно несостоятельной. Но тем более
внимания заслуживает подчеркивание им
внутренней связи между энциклопедическими
знаниями, неразрывности знания. Эта мысль
Геснера имела большое значение в последующем
употреблении этого слова.
<1620 г. слово энциклопедия в заглавии произведения>
1620 г. есть важная дата в истории
энциклопедий и еще более важная в истории этого
термина. В этом году впервые слово энциклопедия
фигурирует в самом заглавии энциклопедического
произведения. Протестантский богослов и
педагог Иоганн-Генрих Альштед назвал свою
вышедшую в Герборне, где он преподавал, книгу
«Энциклопедией по курсу философии» (Cursus philosophiae
encyclopaedia). Десятью годами позже, подвергнув свой
труд значительной переработке, Альштед
переиздал его под заглавием, еще ярче отражающим
его терминологическое нововведение:
«Энциклопедия, разделенная на семь частей»
(Encyclopaedia septem tomis distincta. Herbornae, 1630). В этом издании на
первой странице текста Альштед дает и свое
определение употребляемого им термина:
«Энциклопедия есть систематический охват всех
вещей, подлежащих в этой жизни человеческому
изучению. Короче, она есть совокупность знаний (ton
gnoson)».
В этом лаконическом и веском определении нужно
учесть каждое слово. Прежде всего, обращает на
себя внимание всеобщность охвата,
подчеркиваемая Альштедом как основная черта
определяемого им понятия. Это требование очень
далеко уводит нас от античных представлений об enkyklopaideia
и от попыток Элиота и Вулкания возродить древнее
понимание того же слова. С другой стороны, оно
сближает Альштеда с его предшественниками из
веков расцвета схоластики, пытавшимися, как уже
отмечено было выше, втиснуть в одно произведение
все свои знания о всех предметах.
Не менее характерно требование систематического
способа изложения, формулируемое Альштедом.
Выдвигая его, он продолжал древнюю традицию
составителей античных и средневековых
энциклопедий. В самом деле, все римские
энциклопедии, все энциклопедии средневековья
как на латинском, так и на живых языках неизменно
были систематическими.
Способ расположения материалов в алфавите
предметов и наименований был хорошо известен
средневековым энциклопедистам по тем
многочисленным глоссариям, которые были
характерной разновидностью научной литературы
на всем протяжении средневековья. Составители
средневековых энциклопедий и сами прибегали к
алфавитному расположению, но только в
какой-нибудь одной части своего труда – той,
которая не поддавалась, по их мнению,
систематизации. Так, уже Исидор Севильский
расположил в алфавитном порядке 10-ю книгу своих
«Этимологий», объясняющую значение различных
имен существительных и прилагательных. Но вся
энциклопедия в целом неизменно располагалась
средневековыми энциклопедистами в
систематическом порядке в соответствии с
назначением ее – быть книгой для сплошного
чтения, а не для единичной изолированной справки.
В полном соответствии с практикой всех своих
предшественников и со своими личными
представлениями об энциклопедии как о внутренне
упорядоченной сводке человеческих знаний,
Альштед считал себя вправе дать своим трудам
название энциклопедии именно ввиду того, что
материал в них располагался им систематически.
Попытка Альштеда уточнить содержание слова энциклопедия
и придать ему тем самым значение подлинного
термина не привела к немедленным результатам. В
том самом 1630 г., когда вышло в свет второе издание
«Энциклопедии» Альштеда, появилась книга
итальянского врача, археолога и весьма
плодовитого писателя по различнейшим вопросам
Ф.Личети (Liceti F. Encyclopaedia ad aram mysticam Nonarii Terrigenae...
Pataviae, apud G.Crivellarium, 1630), представлявшая собой
исследование об одном древнеримском алтаре.
Обоснование для наименования этой монографии
энциклопедией заключалось для Личети в том, что
его исследование представляло собой сводку всех
сведений по данному предмету. Придуманное им
название, по-видимому, весьма понравилось Личети:
в последующие годы он продолжал выпускать в свет
подобные же «энциклопедии», и в Парижской
национальной библиотеке их имеется целых пять.
Другой пример произвольного словоупотребления:
монах Марцеллин Пизанский выпустил в 1637 г. в
Париже сборник своих проповедей под заглавием
«Нравоучительная энциклопедия, то есть собрание
всех наук, нравоучительно истолковывающее
пресвятые евангелия...» (Moralis encyclopaedia, id est Scientiarum
omnium chorus, expendens moraliter Sacrosanta evangelia...). «Энциклопедия»
эта имела успех и была переиздана под тем же
заглавием в 1640 и 1644 гг.
<Энциклопедия как систематизация знаний>
Таким образом, еще и в середине XVII в.
слово энциклопедия не имело точно
фиксированного значения и прилагалось ко всякой
произвольно комплексируемой совокупности
знаний. Но и толкование Альштеда о
систематизации знаний как существенном признаке
произведений, называемых энциклопедиями, все же
оставалось в силе. Это легче, так сказать,
аргументировать от обратного, чем показать на
положительных примерах соответствующего
словоупотребления.
Дело в том, что «Энциклопедия» Альштеда – первая,
озаглавленная соответствующим словом, – была по
странной иронии судьбы вместе с тем и последней
энциклопедией старого, систематически
располагающего материал типа. Полное
исчезновение во второй половине XVII и в течение
почти всего XVIII в. систематических энциклопедий
есть, конечно, явление не случайное. Подробное
объяснение его завело бы нас в данном случае
слишком далеко. Позволю себе только конспективно
наметить причины этого явления.
Прежде всего укажу на все возрастающие трудности
систематизировать совокупность человеческих
знаний, неизбежно вытекающие из того
грандиозного прогресса едва ли не во всех
отраслях науки, – не только в науках о природе, но
и в науках об обществе,— которым ознаменована
вторая половина XVII в. Поток хлынувших отовсюду
новых фактов, наблюдений, теорий не давал
возможности систематизировать эти достижения
науки. Во всяком случае этих возможностей не было
у компиляторов, какими неизбежно были
составители энциклопедических пособий, как бы
велики ни были знания, ум и талант лучших из них. И
потому систематическая энциклопедия стала для
людей второй половины XVII в. и последующих
поколений задачей непреодолимой трудности.
Но одновременно задача эта утратила и свое
значение, или, точнее говоря, то, что мы ныне
называем актуальностью. Это объясняется новой
организацией научной работы, осуществленной в
той же второй половине XVII в. Ранее центрами
научной работы в разных странах являлись
университеты, соединявшие
научно-исследовательские функции с функциями
научно-педагогическими, причем последние
определенно преобладали над первыми. В течение
XVII в. и особенно во вторую половину его
университеты все более отодвигаются на второй
план новым типом научных учреждений, свободных
от научно-педагогических задач, могущих (и даже
обязанных) концентрировать все свои силы на
исследовательской работе: академиями. Члены этих
академий, как и всякий профессиональный ученый и
специалист, не нуждались в универсальных
систематических энциклопедиях, столь важных для
студентов – а тем самым и для
преподавателей – университетов.
Не было нужды в систематических энциклопедиях и
для относительно новой в XVII в. категории
читателей: для «светски образованных» людей,
которых удобнее всего характеризовать по
отрицательному признаку: нестудентов,
непроповедников, непрофессоров и
неспециалистов-ученых. Нельзя преувеличивать
замкнутости круга образованных людей и в
предшествующие столетия. Во все века
существовала прослойка просвещенных
(относительно) лиц, которые не чуждались чтения.
Но ранее с интересами этой группы можно было не
считаться, она не определяла жанров и типов
литературы, во всяком случае научной. С XVII в.
удельный вес этих читателей значительно возрос.
Но для этой категории читателей систематические
энциклопедии были не нужны, потому что они были
неудобны и не приспособлены к быстрому наведению
нужной справки, касалась ли она политического
события, научного открытия или богословского
вопроса.
Параллельно с исчезновением систематических
энциклопедий для второй половины XVII в.
характерно появление словарей, все более широких
по охвату и все более обращающих внимание на
информацию по существу вопроса.
В настоящем очерке нет ни нужды, ни возможности
указать на генезис и эволюцию подобных словарей.
Важнейшие сведения фактического порядка можно
найти в разных местах, и прежде всего в том
обширном введении, которым снабдил свой словарь
Ларусс. (Larousse P. Preface... Ouvrages lexicographiques // Grand
dictionnaire universel du XIX siиcle. Paris. 1866. T. 1. P. VII–XVII.) В данной
связи укажу только на один факт, непосредственно
возвращающий нас к терминологической проблеме:
ни один, даже самый крупный, даже наиболее
далекий от толкового словаря, труд указанного
выше типа не именует себя энциклопедией. В
заглавиях их неизменно встречается слово словарь.
Причина того, почему составители словарей
избегали слова энциклопедия, достаточно
ясна: слово это к концу XVII в. получило специальное
значение: оно стало обозначать классификацию
наук.
<Как название энциклопедия закрепилось за универсальными словарями>
Дальнейшая история термина энциклопедия
есть история одной читательской
невнимательности.
В 1728 г. Э.Чемберс первый применил слово энциклопедия
к труду, располагающему материал в алфавитном
порядке, и назвал его [«Энциклопедия, или
Всеобщий словарь искусств и наук»] (Cyclopaedia or an
universal dictionary of arts and sciences...). В глазах Чемберса право
на такое наименование словарь его получил от
детально разработанной карты знаний,
предпосланной тексту словаря.
Словоупотребление Чемберса заимствовали Дидро и
Д’Аламбер (не случайно их «Энциклопедия» была
первоначально задумана как перевод словаря
Чемберса. Следы влияния последнего можно
усмотреть во многих особенностях труда Дидро и
Д’Аламбера). Объясняя заглавие, Д’Аламбер пишет
в своем «Предварительном рассуждении»: «Труд,
который мы предпринимаем... имеет два назначения:
как энциклопедия (курсив Д’Аламбера) он
должен отобразить... порядок и взаимную связь
человеческих знаний, как толковый словарь наук,
искусств и ремесел (курсив его же) он должен
указать по каждому знанию и каждому искусству,
как свободному, так и механическому, общие
начала, являющиеся их основой, и наиболее важные
детали». И чтобы обосновать название энциклопедия,
Дидро и Д’Аламбер, подобно Чемберсу, дали
немедленно после «Предварительного
рассуждения» обширную классификацию наук.
Как видим, ни Чемберс, ни Дидро и Д’Аламбер не
помышляли о какой-либо терминологической
реформе. Ее произвели за них их читатели. Они
оставили без внимания их карты знания и позабыли
полные, громоздкие названия их трудов, удержав в
памяти только первое приметное слово. Это почти
случайно возникшее значение быстро становится
общепринятым как в Англии, так и во Франции: когда
У.Смелли издал в 1771 г. свой словарь, которому
суждено было превратиться в авторитетнейшую из
английских энциклопедий, он назвал его «Encyclopaedia
Britannica» (Британская энциклопедия). А когда Ш.Ф.
Панкук приступил в 1782 г. к переизданию
энциклопедии Дидро и Д’Аламбера, с разбивкой ее
на ряд серий по систематическому признаку, он
должен был специально оговорить в заглавии эту
особенность, назвав новое издание «Encyclopиdie
methodique...».
<Энциклопедия в значении ‘классификация знаний’>
Обогатившись новым значением, слово энциклопедия
не потеряло, однако, старого. Именно в значении
«классификации знаний» понимал это слово
Ф.Энгельс, когда писал: «Для восемнадцатого века
характерной была идея энциклопедии; она
покоилась на сознании, что все эти науки связаны
между собой, но она не была еще в состоянии
совершать переходы от одной науки к другой, а
могла лишь просто ставить их рядом» (Энгельс Ф.
Положение Англии: Восемнадцатый век // Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 599).
В 1863 г. в журнале «Quarterly Review» (Ежеквартальное
обозрение) в связи с новым изданием «English cyclopaedia»
появилась анонимная статья, сохраняющая,
несмотря на свою 80-летнюю давность, значение
одного из лучших общих очерков по истории
энциклопедий. В начальных строках ее автор
сравнивает классификацию знаний с грамматикой
науки, а энциклопедию – со словарем ее и
настаивает на том, чтобы термин энциклопедия
прилагался только к этим словарям во избежание
нежелательных смешений.
Справедливость этого положения неоспорима, и тем
не менее оно и доселе не реализовано. Через
пятнадцать лет после выхода в свет статьи в
«Quarterly Review» Ф.Морлей говорит об
«энциклопедической концепции человеческого
знания», разумея под этим классификацию наук. И
еще позднее первым энциклопедистом назвала
Бэкона «Grande encyclopedie», именно учитывая его роль в
области классификации наук.
<Термин энциклопедия в русском языке>
Несколько замечаний о нашем словоупотреблении. Слово энциклопедия прибыло к нам вместе с томами труда Дидро и Д’Аламбера и первоначально применялось в России исключительно в приложении к этому труду. В многочисленных переводах отрывков из последнего <...> Энциклопедия, или чаще Енциклопедия, пишется с большой буквы и без всяких дальнейших пояснений: читателю должно быть ясно, о какой «енциклопедии» идет речь. <В родовом значении> слово энциклопедия впервые нашло свое употребление в «Технической энциклопедии», вышедшей под ред[акцией] Д.И. Менделеева в СПб. в 1862–1868 гг. (при том только в заглавии двух последних выпусков). Для универсального словаря оно впервые было применено С.Н. Южаковым («Большая энциклопедия». СПб., 1900–1909) уже в первые годы XX в. С тех пор подобного рода заглавия становятся употребительными и окончательно канонизируются «Большой», «Малой» и «Краткой» «советскими энциклопедиями».
* * *
Подведем итоги. Ни одно из тех
значений, которые слово энциклопедия приобрело
за свою более чем двухтысячелетнюю историю, не
прошло бесследно. <...> Когда в разговоре мы
характеризуем кого-нибудь как энциклопедически
образованного человека, в нашем
словоупотреблении слышны отголоски
представлений эпохи Возрождения. То, что можно
назвать «предпоследним» значением
интересующего нас термина (классификация
знаний), в настоящее время, по-видимому, вышло из
употребления, хотя оно существовало еще полвека
назад.
В настоящее время в Западной Европе и особенно в
США существует определенная тенденция называть энциклопедией
любое комплексное произведение, как бы ни был
специален соответствующий комплекс.<...>
Нужно сказать, что подобное применение термина
чуждо нашему словоупотреблению. Термин энциклопедия
сохраняет в русском языке свое монументальное
значение...
1947