ПРОБЛЕМЫ ПУНКТУАЦИИ

Есть языковедческие темы, которые интересуют только ученых-теоретиков; другие волнуют лишь школьных учителей. Но вот вопросы языковой нормы и вариативности вызывают живой интерес и тех, и других. Два материала, представленных в сегодняшнем спецвыпуске, затрагивают одну и ту же тему – принципиальную вариативность русской пунктуации. Опытный школьный учитель Надежда Ароновна ШАПИРО говорит о некорректности требований, предъявляемых абитуриентам; лингвист-теоретик Владимир Иванович БЕЛИКОВ обсуждает принципы, лежащие в основе существующей издательской практики. И за всем этим – вариативность как неотъемлемая черта русской пунктуации. К сожалению, ни действующие Правила русской орфографии и пунктуации 1956 г., ни многочисленные учебники и пособия, опирающиеся на эти правила, ни проект новых правил не определяют четких рамок, за пределами которых пишущему предоставляется полная свобода действий. Так не пора ли наконец решить, когда и по каким правилам следует играть?..

В.БЕЛИКОВ

«И ПУЧИНУ ВЗВОРОТИЛА
И ПОСТАВИЛА ВВЕРХ ДНОМ»?

(Заметки об авторской пунктуации)

 Знаки ставятся по силе разума.
Михайло Ломоносов

1. В поисках подходящего «Утеса»

Все началось с того, что мне понадобилось процитировать текст тютчевского стихотворения «Море и утес». Как человек ленивый, я не захотел набирать его собственноручно и полез в Интернет. Как человек недоверчивый, я ожидал опечаток, поэтому скачал несколько «Утесов», собираясь сравнить с имевшимся у меня изданием 1945  г. и воспользоваться правильным.
Я был твердо убежден, что цитировать надо «правильно». Дело не в моем пиетете к Ф.И.   Тютчеву: перед нами авторское произведение, а уважительное отношение к правам автора, даже и не такого маститого, — это недвусмысленное требование законодательства.
О моих впечатлениях от того, что я обнаружил в Интернете, – разговор особый. Скажу лишь одно: почти все, найденное в сети, оказалось для моих нужд бесполезным. Но зато я понял степень сложности проблемы и, ощущая недостаток профессиональной подготовки, не рискнул самостоятельно окунаться в море печатных изданий Тютчева. Тут совершенно неоценимую помощь оказал мне Никита Глебович Охотин — низкий ему поклон.
Заглянув в разные издания поэта, современные и не очень, я столкнулся с еще большим разнобоем, чем в Интернете. Как и следовало ожидать, самой несчастливой оказалась 13-я строка. Внутри стиха знаков препинания нет нигде, зато для конца — шесть вариантов (перечисляю по хронологии изданий, с 1886 по 1999): точка, восклицательный знак, тире, запятая – тире, запятая, многоточие. Вот они:

Бьетъ в утесъ береговой. 1886 : 117
Бьетъ в утесъ береговой! 1913 : 189
Бьет в утес береговой — 1934 : 11
Бьет в утес береговой, — 19572 : [19571 : 146]
Бьет в утес береговой, 1995 : 129
Бьет в утес береговой... 1999 : 366

Вряд ли я видел десятую часть опубликованных вариантов текста, так что скорее всего «и это еще не всё»…...

2. Экскурс в теоретическую текстологию

Если после экскурсии в Интернет я усомнился в аккуратности сетевых публикаторов, то знакомство с печатными изданиями навело меня на мысль более крамольную: а существуют ли вообще публикации, трепетно воспроизводящие особенности авторской пунктуации? В растерянности я решил выяснить, что думают об исполнении авторской воли классиков специалисты по их изданию. Сведения эти не относятся к разряду общеизвестных, так что позволю себе пространное цитирование книги С.А.  Рейсера «Палеография и текстология Нового времени»¹. Авторитетный текстолог утверждает: «Никакой “воли” у них в этом отношении не было. Некоторые, особенно писатели старого времени, вообще обходились почти без всяких знаков препинания. Одни делали это по слабому знанию грамматики, другие — еще и потому, что были уверены, что знаки препинания не помогают пониманию смысла и интонации их произведений — единственного, что их интересовало»² [172]. «Большинство писателей XVIII—XIX и XX  вв. относились к расстановке знаков препинания совершенно равнодушно, перелагая эту работу на корректоров и спокойно принимая проведенную ими правку» [там же].

Бывали, конечно, и исключения. Яркий пример — Достоевский, резко возражавший, по воспоминаниям современников, против пунктуационной правки своих текстов: «У каждого автора свой собственный слог, и потому своя собственная грамматика. Мне нет никакого дела до чужих правил! Я ставлю запятую перед “что”, где она мне нужна; а где я чувствую, что не надо перед “что” ставить запятую, там я не хочу, чтобы мне ее ставили!» [В.В.  Т-ва (О. Починковская). Год работы со знаменитым писателем. «Исторический вестник», 1904, №  2, стр. 492. Цит. по: Рейсер, 1970: 174—175; там же ссылки на воспоминания типографского наборщика о Ф.М.  Достоевском]. Но стоит автору выпустить текст из рук, его всевластие кончается: как говорится в анекдоте, съесть-то он съесть, да хто ему дасть. И безразличных к правописанию авторов, и тех, кто проявлял горячую заинтересованность во всех внешних атрибутах своего текста, исправляли многие. При жизни автор мог (если хотел) как-то влиять на судьбу своих творений, после смерти — нет. Тот же опытный текстолог признает, что значительная часть такой навязанной художественному произведению правки портит его. «Источниками порчи текста последовательно — вольно или невольно — являются писарь (в наше время — машинистка), редакторы, наборщик, корректор и др. — некоторые из них уверены, что они улучшают текст своим вмешательством» [95]. Как вернуть читателю первозданный текст? Можно, конечно, всех классиков издавать по автографам, но они далеко не всегда существуют. Да и не странно ли, убрав еры и яти, сохранять дезориентирующую современного читателя пунктуацию (как мы уже знаем, часто бессистемную)? Специалисты пришли к разумному решению: «Там, где будет установлено равнодушие писателя, мы вправе унифицировать систему пунктуации в соответствии с современными нам нормами, вводя даже те знаки, которых при писателе не было. Во всяком случае нет надобности педантически сохранять систему издательства, корректора или писаря старого времени. Мы обязаны лишь сохранить все индивидуальное, поскольку удается его выявить и поскольку оно имеет смысловое значение» [184]. Практически то же говорится и про «авторскую орфографию». «Внимательно всматриваясь в орфографию, например, некрасовского “Современника”, мы приходим к выводу, что та или иная система была относительно едина и последовательна лишь на протяжении определенного отрезка времени — очевидно, при данном корректоре. Со сменой его изменялись и некоторые детали. Воспроизводить при переизданиях в наше время эту систему — значит воспроизводить не “волю автора”, а более или менее случайные приемы корректора» [171].

Выходит, ключевой фигурой в правописании прижизненных изданий авторов прошлого был корректор, мнение которого нас мало занимает. Но вот классик давно умер, и над его творческим наследием работают специалисты-литературоведы. Единообразия тоже не наблюдается. Тот же С.А.  Рейсер заметил, что «в пределах первой главы “Евгения Онегина” в ПСС в десяти томах (изд. 1949  г. Академии наук) сравнительно с однотомником Пушкина (1936), вышедших под редакцией одного и того же редактора, высококвалифицированного филолога Б.В.  Томашевского, насчитывается (на 756 стихов) 36 расхождений. В тексте того же десятитомника сравнительно с большим академическим изданием [где редактором соответствующего тома выступал тот же Б.В.  Томашевский. — В. Б.] расхождений не менее 6» [182]³. В различных авторитетных изданиях стихотворения «Смерть поэта» Лермонтова С.А.  Рейсер нашел от 1 до 4 пунктуационных расхождений. Но особенно любопытно, что констатацией этих расхождений текстолог иллюстрирует следующее положение: «Каждый литературный работник знает, что при переиздании ‹…› рачительный корректор при вычитке неизменно в чем-то расходится со своим предшественником» [там же].

Итак, узкий специалист-филолог готовит издание классика, тщательно сверяя черновые и беловые автографы. По части пунктуации он стремится выявить и бережно сохранить все индивидуальное, а кроме того, «независимо от действий писателя‹…› обязан восполнить пунктуационные лакуны, а где надо, привести текст в ясность» [179].

3. Визит на кухню текстолога-практика

Под «приведением текста в ясность», как я понимаю, Рейсер имел в виду случаи следующего типа. При издании «Горя от ума» в серии «Литературные памятники» (М.: Наука, 1987; издание подготовил Н.К.  Пиксанов при участии А.Л.  Гришунина) архаичная пунктуация сохранена; в результате в известном монологе читаем (с. 48):

Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?

Тут современный читатель после первого слова невольно останавливается и оглядывается: Где? Грибоедов не имел намерения остолбенить потомков собственным постмодернизмом, так что правка С.А.  Фомичева в подготовленном им издании (Грибоедов  А.С. Сочинения. М.: Художественная литература, 1988, с. 65) выглядит уместно, ср.:

Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?

Помня о специфике издательств и их читательской аудитории, и Н.К.  Пиксанов с А.Л.  Гришуниным, и С.А.  Фомичев оказываются правы, каждый по-своему.
Каким образом происходит «бережное сохранение всего индивидуального» там, где и так все ясно, проиллюстрирую наблюдением над академическим изданием Некрасова. В 1873 году, имея за плечами четвертьвековой опыт редакторского труда в «Современнике» и «Отечественных записках» (то есть зная о пунктуации не понаслышке), он опубликовал в коллективном сборнике «Нашим детям» стихотворение «Накануне светлого праздника» (так оно названо в «Полном собрании сочинений и писем», т.  3. Л.: Наука, 1982, с. 113—116). Публикатору (О.В.  Ломан) «посчастливилось»: в библиотеке ИРЛИ сохранился экземпляр первого издания, принадлежавший детской писательнице А.Н.  Якоби, которая и издавала сборник. В примечаниях читаем: «Весь этот экземпляр сборника, в том числе и стихотворение Некрасова, имеет корректурную правку, очевидно, А.Н.   Якоби. Правка касается знаков препинания; в настоящем издании она учтена» [указ. изд., стр.  442]. Вот те раз! Я бы не рискнул заметки на полях изданной книги, даже якобы принадлежащие самой Якоби, называть правкой корректурной.

Автограф рассматриваемого стихотворения Некрасова не сохранился, но я бы не усматривал никакого чуда в том, что при публикации авторские знаки могли сохраниться нетронутыми. Тогдашний издатель сборника, А.Н.   Якоби, почему-то не внесла правку до выхода издания, в корректуру (!), зато в собственном экземпляре готового тиража убирает тире, меняет в одном случае точку с запятой на запятую, а в другом — запятую на точку с запятой. (Поди знай — может, она и раньше пыталась все поменять, да маститый поэт заругался. А в своей книжке — что хочу, то и делаю. Я вот Некрасову буденновские усы подрисовал.) Ценность якобинской правки и нужду в ее учете через сто лет каждый может оценить. Фрагмент с точкой с запятой выглядел так:

Я доброго всем им
Желаю пути;
В родные деревни
Скорее прийти,
Омыть с себя копоть
И пот трудовой
И встретить Святую
С веселой душой…...

А.Н.  Якоби, а за ней, через 100 с лишним лет, О.В.  Ломан точку с запятой меняют на запятую. Произошло ли «приведение текста в ясность»? Не знаю. Семантические нюансы, на мой взгляд, изменились.
Относительно «ненужного», по выражению современного публикатора, тире замечу, что некрасовский текст до правки мог бы послужить идеальной иллюстрацией для прим.  1 к §  169 действующих правил правописания («для усиления оттенка неожиданности тире может ставиться после сочинительных союзов, связывающих две части одного предложения»):

Идут кузнецы —
Кто их не узнает?
Они молодцы
И петь и ругаться,
Да — день не такой!

Поразительно: осмысленное тире в последней строке убрано, а формальная (но с точки зрения современных правил обязательная!) запятая в середине предыдущей строки — не вставлена (должно быть: Они молодцы И петь, и ругаться — прошу прощения за навязчивое тыканье в Правила — §  146).
Реальную практику в области усилительного тире в некрасовские времена я не знаю (не ее ли след мы видим в тусклой правке Якоби?), не исключаю, что поэт «опередил время» и «гениально предвосхитил» действующие ныне правила. Стало быть, налицо факт сокрытия от потомков прозорливости классика. Это объективно. А субъективно это как раз тот случай, о котором писал Рейсер: «...редакторы <...> уверены, что они улучшают текст своим вмешательством».

Другое дело — анализ любого рода заметок на полях изданных книг. Если заметки сделаны рукою автора, учитывать их следует непременно. Если есть основания полагать, что автор видел чужие заметки и имел по их поводу некоторое мнение, то со вниманием следует отнестись к мнению автора, а не к самим заметкам. Тщательному анализу подлежат и пометы в издании Некрасова, принадлежавшем, скажем, Чуковскому (который был известным специалистом по Некрасову и неоднократно издавал его тексты), а замечания, например, Маяковского (всего лишь высоко ценившего Некрасова как поэта) для текстологии Некрасова бесполезны, и даже для комментария не особенно ценны. А в остальном текстолог может пользоваться чем угодно — и пометами некрасовских современников, и советами собственных племянников.

Менторство мое в адрес издателей Некрасова имеет известные основания. Думаю, при переиздании тома  3 указанного собрания небезынтересным окажется мой экземпляр. Правлю я, впрочем, лишь издателей, вот пример. На указанной странице комментариев дается разъяснение:

«Накануне светлого праздника — светлым праздником называлась пасха, <...>. Первый день пасхи всегда бывает в воскресенье, а суббота накануне называется страстной или великой».

Против пасха называлась — суббота называется у меня стоит знак вопроса. А конец цитаты и вовсе исправлен: «‹…›называется Страстной, или Великой». Дело в том, что перед одиночным или запятая не ставится при дизъюнктивной семантике (я этого правила не знал или забыл), а при упоминании двух идентичных именований одного и того же, согласно §  154 Правил 1956  г., запятая перед или ставится (бегемот, или гиппопотам). Перед будущими издателями комментария выбор: либо «сохранить все индивидуальное» в тексте предшественников (но тогда грамотный, но невоцерковленный читатель так и останется в неведении, как следует соответствующую субботу называть – страстной или же, наоборот, великой), либо предпочесть «приведение текста в ясность» и поставить-таки мою запятую. Подчеркну: правила насчет запятой перед или жесткие. Нельзя ставить запятую в предложении Сначала обсудим, кто – Ленин или Сталин – был истинным автором национальной политики РСФСР, а в предложении Руководителем партии большевиков к этому времени уже стал Ленин, или Ульянов она обязательна. Значительная часть пунктуационных правил позволяет большую свободу. Например [Правила русской орфографии и пунктуации. М.: Учпедгиз, 1956, с. 74, 80]:

§  132. Точка с запятой ставится между распространенными однородными членами предложения, особенно если внутри хотя бы одного из них есть запятые <...>.

§  143. Запятая ставится между однородными членами предложения, не соединенными посредством союзов <...>.

Тут пишущий сам решает, какие из однородных членов предложения достаточно распространенны, чтобы отделяться точкой с запятой, а какие, напротив, теснее связаны между собой и разделяются всего лишь запятыми. «Для придания изложению большей выразительности после коротких предложений, рисующих какую-нибудь единую картину», можно даже поставить точку, — гласят Правила (§  126, стр.   71) и иллюстрируют это пушкинским ‹…› выходит Петр. Его глаза сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен, он весь как божия гроза. Идет. Ему коня подводят. По сходным правилам писали и во времена Некрасова — Якоби.

Обратите внимание: Якоби, имея собственное мнение по поводу того, как лучше расставить знаки препинания в опубликованном ею стихотворении, оставила свою пунктуацию для индивидуального пользования. А в Полном собрании сочинений подправленный текст предлагается каждому, кто возьмет в руки одну из 300  000 копий книги, включая и последующих издателей, которые не могут не оглядываться на авторитет академического издания. Но — спасибо за академичность — неленивому читателю в примечаниях оставлена лазейка на издательскую кухню, где можно вытащить мух из котлет.

4. Кто ставит последнюю точку

Как видим, профессионалы-литературоведы работают по-разному. Но вот научная подготовка произведения закончена, на сцену выступает все тот же корректор, задача которого — устранить опечатки. Ругать издание за очевидные опечатки — дурной тон, редкая книга без них обходится.

Но, оказывается, корректор берет на себя и те функции, которые текстолог не склонен считать ему присущими. Многократно мною цитированный С.А.  Рейсер пишет об этом с восклицательным знаком, символизирующим его возмущение: «...корректор все знает, по каждому вопросу имеет твердое мнение, испещряя рукопись автора многочисленными поправками и знаками удивления и даже возмущения!» [95]. Корректоры, как и все профессионалы, обидчивы, если посторонние начинают критиковать принципы их работы. Не знаю почему, но число опечаток в книге Рейсера на порядок больше, чем их бывало в советские времена в других произведениях того же издательства. Причем некоторые, имея в виду текстологический профессионализм автора, выглядят несколько нарочитым «ответом Чемберлену». Вот два примера: в первом автор вроде бы никак не мог поставить запятую, а во втором — пропустить ее.

Рейсер пишет об эпигонстве: «Второстепенный журналист, или писатель, вольно или невольно подпадая под влияние своего старшего собрата, ему подражал» [225]. Как ни раздвигай контекст, из-за наличия запятой перед или здесь неминуемо усматривается приравнивание писателя к второстепенному журналисту (и обратно).

А вот о праве читателя на интерес к личности писателя: «Оно вполне естественно, оправдано вековой традицией там, где оно не переходит определенных границ, в нем нет ничего дурного» [263]. При отсутствии запятой перед там придаточное, ограничивающее интерес к личности писателя, заведомо (и, на мой взгляд, подчеркнуто) касается лишь вековой традиции. В результате замечание относительно определенных границ нарочито отделяется от последнего самостоятельного предложения в составе сложного («в нем нет ничего дурного»), каковое выглядит вполне вызывающе.

Правды, как это часто бывает, не доищешься, но не исключаю, что ехидный корректор, ознакомившись в начале рукописи книги Рейсера с нелицеприятным мнением о своей касте, решил выразить свое удивление и возмущение. Читая увлекательную книгу Рейсера, трудно отделаться от впечатления, что в издательско-полиграфический комплекс удалось-таки впрячь и коня, и трепетную лань, а то, что получает читатель, — результат совместного творчества редакторов и корректоров, причем точку ставят последние, а первым точка эта может показаться, мягко говоря, не вполне уместной.

 5. Ревизия «Утесов»

Теперь, имея представление о пунктуационных навыках писателей прошлого, а также узнав многое об обычаях и привычках их давних и новых издателей, вернусь к Тютчеву.
«Тютчев в большинстве случаев относился к знакам препинания весьма небрежно, а иногда записывал стихи, не поставив ни единой запятой, и забывал даже поставить точку в конце стиха» [Чулков   Г. Новый Тютчев // «Литературный критик», 1934, №  5, стр. 180]. Простор для «приведения в ясность» текстов такого писателя велик. Магия цифры 1956 на меня действует, так что за основу возьму лишь более поздние издания (хотя на пунктуировании этого произведения реформа 1956   г. в общем-то не должна была сказаться). Вот два варианта стихотворения «Море и утес»:

На 36 строк 11 пунктуационных расхождений – не мало. Промежуточные по времени издания находятся посредине, но ведут себя по-разному. Так, издание 1987 года пунктуационно расходится с 19572 в 9 случаях, а с 1995 — всего в трех (по строфам: 2-3-2-2 и 0-1-1-1), издание 1988 года, наоборот, «архаичнее»: число расхождений по строфам с изданием 19572 — 0-2-0-2, а с изданием 1995 — 2-2-3-0. Эволюция, конечно, есть, но направление ее несколько отдает броуновским движением. Рад бы усмотреть у тютчевских редакторов опору на предшественников, да не могу. В подтверждение добавлю к двум полным текстам еще четыре варианта последней строфы:

1886

Стой же ты, утесъ могучiй,
Обожди лишь часъ-другой;
Надоћстъ волнћ гремучей
Воевать съ твоей пятой!
Утомясь потћхой злою,
Присмирћетъ вновь она,
И безъ вою, и безъ бою,
Подъ гигантскою пятою
Вновь уляжется волна.

1913

Стой же ты, утесъ могучiй!
Обожди лишь часъ, другой —
Надоћстъ волнћ гремучей
Воевать съ твоей пятой!
Утомясь потћхой злою,
Присмирћетъ вновь она,
И безъ вою и безъ бою,
Подъ гигантскою пятою
Вновь уляжется волна.

1934

Стой же ты, утес могучий!
Обожди лишь час, другой —
Надоест волне гремучей
Воевать с твоей пятой...
Утомясь потехой злою,
Присмиреет вновь она,
И без вою и без бою,
Под гигантскою пятою
Вновь уляжется волна...

1987

Стой же ты, утес могучий!
Обожди лишь час-другой —
Надоест волне гремучей
Воевать с твоей пятой…...
Утомясь потехой злою,
Присмиреет вновь она —
И без вою, и без бою
Под гигантскою пятою
Вновь уляжется волна...

Статистически расхождения в последней строфе между шестью уже процитированными изданиями можно представить в следующей таблице:

Прогресс, конечно, налицо: чем ближе два издания к современности, тем меньше между ними расхождений; но до введения единомыслия в издательской среде далеко.
Все пока упомянутые тексты редактировались разными лицами. Можно исследовать и эволюцию взглядов одного из литературоведов-текстологов. Текст, изданный П.В.  Быковым в 1913  г., в трех строках отличается от его же недатированного, но, судя по месту издания (Петроградъ), вышедшего вскоре:

Колебания Быкова, вероятно, можно считать не имеющими особой значимости (существует «общепринятое» мнение, что научная текстология русской классики началась лишь после Октября). Другое дело — К.В.  Пигарёв. Во-первых, — это (многими) признанный лидер тютчевианы на протяжении десятилетий. Во-вторых, с 1963  г. до конца жизни (1984) его трактовки текстов Тютчева в пределах СССР носили в известном смысле официальный характер⁴. И, наконец, я начинал свое знакомство с тютчевским текстом по пигарёвскому изданию 1945  г. От целиком процитированного (пигарёвского же) варианта 19572 оно отличается значительно. В издании 1945  г. в конце строк 5, 8 и 33 стояли запятые; в 19572 первые две пропадают, а последняя меняется на тире. Строки 7 и 34 в 1945  г. знаков препинания не имели; в 19572 в конце первой из них появляется тире, а в конце второй — запятая (большая часть этих перемен случилась в изданиях, подготовленных между 1945 и 1957  гг., в частности, в 1957₁⁵.); позднее, в пигарёвском же издании 1965 г., пропадают запятые в 11-й и 12-й строках. Но это — однонаправленная эволюция, а пунктуация 34-й строки трепещет, как струна:

1945 И без вою и без бою,
1957₁ И без вою и без бою
1957₂ И без вою и без бою,
1965 И без вою, и без бою

Последний, выстраданный, вариант — окончательный; именно он утверждается в последних изданиях, где фигурирует имя Пигарёва (1980, 1988) — правда, уже не как текстолога. Второе из только что упомянутых изданий, хотя и вышло через четыре года после смерти Пигарёва, в данном стихотворении целиком повторяет пунктуацию 1965  г. Издание же 1980 г., напротив, выпущенное при жизни Пигарёва под его «общей редакцией», имеет принципиальные расхождения с тем, как он сам издавал «Море и утес». У Пигарёва никогда не бывало запятых после начальных Но и И, здесь же мы видим: Но, спокойный и надменный; Но, о камень неизменный; И, озлобленные боем. Столь же не по-пигарёвски выглядит дефисное час-другой, принятое в редакции 1980  г. Почему Пигарёв, оставаясь общим редактором издания, изменил свои установки — пока не ясно.

Другой случай куда загадочней. Редактор не имел ни малейшей возможности внести в свой (то бишь тютчевский) текст изменения, но они появляются-таки! Через сто с лишком лет после выхода аксаковского исследования поэзии Тютчева (1886) оно было переиздано в сокращенном виде (1999). «Море и утес» в тексте по-прежнему наличествует, в стихотворении, как и во всем тексте, изменена графика (что не удивительно; «что естественно» — я бы не сказал), поправлена строка 16: точка в конце ее — явная ошибка наборщика. Но еще в четырех строках — полная мистика:

Издание 1999  г. снабжено комментариями. Относительно текста, опубликованного И.С.  Аксаковым, узнаем [1999 : 480]:
Публикуется по изданию: К.С. Аксаков, И.С. Аксаков. Литературная критика. М., 1981. (Сокращенный вариант.) Полностью: Репринтное воспроизведение издания 1986 г. М.: Книга и бизнес, 1997.
«Сокращенный вариант» не смотрел, а вот там, где «полностью», — с пунктуацией дело обстоит совсем иначе. Почему? Дух Аксакова распорядился⁶?

От пунктуации голова идет кругом. Но это не все. Различается «лексическое наполнение» стихотворения. Двадцать шестая строка в изданиях 1934, 1945, 1957₁, 1957₂, 1965, 1988 и 1995 (а также во втором и четвертом из интернет-вариантов) выглядит как И струится мутной пеной, а в изданиях 1886/1999, 1913, 1980, 1987 (и в интернет-вариантах 1 и 3) ей соответствует И клубится мутной пеной (1886 и 1913, естественно, пћной). Второй вариант восходит к двум публикациям 1854  г. — в «Современнике» и в собрании сочинений. Обе публикации редактировал И.С.  Тургенев, которому с большой вероятностью и принадлежит правка. В обеих во второй строке было не хлещет <...>, а плещет, свищет и ревет. Положившись на авторитет Тургенева-издателя, следовало бы повторять обе замены, сделанные им (или при нем), но плещет оказалось среди последующих публикаторов менее популярным: в изданиях 1886/1999 и 1913 так, а в 1980, 1987 и в интернет-вариантах (как и во всех остальных упомянутых) морская стихия хлещет.

Тут самое место еще раз вспомнить издание 1980, ничем не отличающееся от 1987 и тем самым проливающее яркий свет на то, чем может быть «общая редакция текста». Вероятно, бывает по-разному. Но «общее редактирование» Пигарёвым издания 1980  г. не означает ровным счетом ничего. В текстологическом смысле ничего; а в науковедческом, смею предположить, очень даже чего. Если некто П. готовит второе издание некоего Т. в «Библиотеке поэта», а некто Н., выпуская в той же серии третье издание того же поэта, трактует его тексты принципиально отлично от своего предшественника П., — перед нами нарушение традиции в текстологической практике. Если же между двумя изданиями (1957₂ и 1987) выходит промежуточное (1980), где на долю Н. выпадает составление и подготовка текста, а на долю П. — общая редакция, то налицо творческое развитие новым редактором традиции, заложенной его предшественником.

6. Все «Утесы» хороши…

Резюмирую. Тютчев если и расставил знаки препинания, то небрежно. Каждый из его издателей по-своему проникается духом произведения и расставляет их бережно, но — опять же — по-своему. Причем с годами точка зрения издателя может эволюционировать, его эстетические воззрения — меняться. Или редактор оказывается не в силах сдержать прессинг злодея корректора. Или не волен остановить руку переиздателя, который кистью сонной замазывает то, что счел шероховатостью (это я в первую очередь про тире у Некрасова). Или сами собой «досадно вкрадываются» опечатки. Или и то, и другое, и третье в разных (или равных) пропорциях. «Творческая история» каждой оказавшейся перед взором читателя запятой остается за кадром...
Наиболее надежный способ расставить знаки препинания в цитате из классика — изучить правописание, понять смысл текста и пропунктуировать его. А кому это кажется чересчур сложным, трудно запретить идти по пути, проторенному «писателями старого времени», сплошь и рядом обходившимися «почти без всяких знаков препинания».
Чтобы не вносить сумятицу, я пока собираюсь цитировать «Море и утес» в варианте 1995 г. Но имею право переменить свое мнение.

Список цитированных публикаций текста Тютчева

1886: Бiографiя F.И.  Тютчева. Сочиненiе И.С.  Аксакова. М.: Тип. М.Г.  Волчанинова, 1886. [Цит. по репринтному переизданию: М., АО «Книга и бизнес», 1997.]
1913: Полное собранiе сочиненiй F.И.   Тютчева. Подъ ред. П.В.  Быкова. СПб.: Изд. т-ва А.Ф. Марксъ, 1913.
Б. г.: F.И. Тютчевъ. Полное собранiе сочиненiй. Подъ ред. П.В.  Быкова. Петроградъ: Изд. т-ва А.Ф. Марксъ. [Б. г.]
1934: Ф.И. Тютчев. Полное собрание стихотворений в 2 т. Ред. и комм. П.Чулкова. М.—Л.: Академия, 1934. [Цит. по репринтному переизданию: М.: Терра, 1995.]
1945: Ф.И.  Тютчев. Стихотворения. / Редакция, вступительная статья и комментарии К.В.   Пигарёва. М.: ГИХЛ, 1945.
1957₁: Ф.И.  Тютчев. Стихотворения. Письма. / Вступительная статья, подготовка текста и примечания К.В.  Пигарёва. М.: ГИХЛ, 1957.
1957₂: Ф.И.  Тютчев. Полное собрание стихотворений. / Подготовка текста и примечания К.В.  Пигарёва. Л.: Советский писатель, 1957. (Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 2.)
1965: Ф.И.  Тютчев. Лирика, т. 1. / Изд. подг. К.В. Пигарёв. М.: Наука, 1965. (Серия «Литературные памятники».)
1980: Ф.И. Тютчев. Собр. соч. в 2 томах. / Общая редакция К.В. Пигарёва. Составление и подготовка текста А.А.  Николаева. М.: Правда, 1980. Т. 1. (Б-ка «Огонек».)
1987: Ф.И.  Тютчев. Полное собрание стихотворений. / Составление, подготовка текста и примечания А.А.  Николаева. Л.: Советский писатель, 1987. (Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3.)
1988: Ф.И.  Тютчев. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. / Составление Л.Н.  Кузиной. Вступительная статья, комментарии Л.Н.  Кузиной и К.В.   Пигарёва. М.: Правда, 1988.
1995: Ф.И.  Тютчев. «О вечная душа моя!..». Стихотворения. Переводы. Размышления о поэте. / Вступительная статья, составление, рассказы о Тютчеве Л.А.  Озерова. М.: Школа-пресс, 1995.
1999: Аксаков  И.С. Федор Иванович Тютчев // Ф.И.  Тютчев в документах, статьях и воспоминаниях современников. / Редактор-составитель Г.В.  Чагин. М.: Книга и бизнес, 1999. [Извлечения из публикации 1886.]

¹  М.: Просвещение, 1970; ниже цифры в квадратных скобках указывают на страницы этого издания.

²  Как лингвист, замечу: владение искусством правописания — и орфографией, и пунктуацией — не вполне корректно приравнивать к знанию грамматики; но «знание грамматики» в таком обиходном понимании, то есть умелое пользование правописной нормой, особенно там, где она не вполне жесткая, а также осмысленное отклонение от нормы — это как раз надежный ключ к передаче «смысла и интонации произведения», правда, «понимание смысла и интонации» определяется правописной культурой читателя.

³  Первый читатель моего опуса попросил уточнить цитату ввиду ее стилистической небрежности. В самом деле: в пределах первой главы ‹…› сравнительно с однотомником ‹…›, вышедших ‹…› — немного неуклюже. О возможных причинах этого см. ниже, в разделе  4.

⁴  К.В.  Пигарёв был правнуком поэта, а С.А.   Рейсер, ссылаясь на журнал «Социалистическая законность», сообщает, что в 1963  г. судебная коллегия по гражданским делам Мосгорсуда разбирала дело об авторстве текста песни «По долинам и по взгорьям…» и, среди прочего, удостоверила, что изменения в авторский текст художественных произведений «могут вноситься только наследниками» [Рейсер, цит. соч., с.  137]. Текстолог сопровождает это решение собственным комментарием: «??!». На что всякий, чтящий законность, может лишь написать на полях его книги: «??????».

⁵ Оно на несколько месяцев опережает своим появлением издание 19572 (первое подписано к печати 1.02.1957, второе сдано в набор 28.06.1957).

⁶ В тех же комментариях к интересующему меня стихотворению есть отдельное примечание, вот оно целиком [1999 : 485]:
«Море и утес», 1848. Лирика, I, 103—104. В Лирике 2-я стр.: «Хлещет, свищет и ревет...». 26-я стр.: «И струится мутной пеной...».
К пунктуации это отношения не имеет, речь о лексических различиях (бывает хлещет, бывает плещет, бывает струится, бывает клубится).