Как избежать очереди… перед учительским столом?

Я помню эту мучительную процедуру – сдачу стихов по литературе наизусть. Помню, как покрывалась красными пятнами и забывала следующую строчку (чаще строфу). Будь то на уроке – перед всем классом или после урока – один на один с учителем. Правда, с глазу на глаз легче было получить пятерочку – угождая учительнице приподнятым голоском. Перед классом же выражать на лице вдумчивый энтузиазм стыдно. Да и с глазу на глаз стыдно!
В соседней школе у меня есть знакомые восьмиклассники, которые деловито зарабатывают стихами халявные оценки по литературе. Только это у них теперь называется не мелодекламацией, а задушевным голосом.
Я не спешу упрекать их в цинизме. Я скорее рада за них. Ведь когда на уроке слушаешь в который раз «Белеет парус одинокий» и вынужден при этом хранить на лице вдумчивое выражение или после уроков стоишь в очереди перед кабинетом литературы – и вот сейчас тебя вызовут на ковер, то в конце концов надо же как-то выживать! И выживать помогает игра. Пусть такая.
Впрочем, учителю тоже, наверно, тоскливо слушать много раз один и тот же текст. Если только он не упивается абсолютной безнаказанностью своего суда: «Ты хорошо прочитал. Пять. А ты – невыразительно. Три».
Тем не менее учить стихи надо. Эрудиция, развитие памяти, литературного вкуса, экзамен в вуз... Это понятно. Что же делать? Как и себя, учителя, не мучить, и учеников озадачить, и литературный текст не убить?

Вглядись в морскую даль

Я начала с малого – с традиционного задания на дом. Не всем одну и ту же строфу «Руслана и Людмилы» выучить, а кто какую хочет – любимую, например. Или самую понятную (непонятную). Последовательность же чтения строф ученики на уроке выясняли сами – по тексту.
Потом решила пойти дальше и предложить выучить наизусть любое стихотворение поэта, чье творчество изучается в данный момент. Пусть даже на первых порах большинство учеников выберет самое короткое, например, «О, закрой свои бледные ноги!» Валерия Брюсова (в нем всего одна строчка – вот эта).
Но это их выбор! И есть надежда, что к этим строчкам они уже не отнесутся отчужденно. Так же как и слушатели: ведь так или иначе, а каждый человек в классе выбрал именно эти, а не какие-нибудь другие строки. Интересно: почему?
Но как же быть со стихотворениями, которые входят в программу выпускных и вступительных экзаменов? Их как минимум надо помнить, не говоря уже о том, что анализировать и понимать. Например, все тот же «Парус» Лермонтова.
А если предложить ученику читать стихотворение так, как будто он в самом деле видит этот белеющий в море парус? Рассказывая, чтец начинает всматриваться в морскую даль. Видит он парус или у него не получается – это можно обсудить. И, опираясь на мнение зрителей, поставить оценку. За что? А за то, что все вместе сочтут нужным. За то, что чтец отбарабанил «Парус» без запинки? Или за то, что он действительно «увидел» этот парус? Озадачивая чтеца, мы тем самым озадачиваем и зрителя, слушателя. Он не сидит сложа руки, а тоже занят делом.

Скромное обаяние домашних заданий

Я задала такое домашнее задание: очередное программное стихотворение переписать в тетрадь по литературе точь-в-точь как в книжке. На следующий день в начале урока предложила соседям по парте поменяться тетрадками и за минутку оценить точность работы соседа-переписчика...
Минута прошла. Гляжу – а они все шебуршатся там что-то, пальцами в тетрадку тычут. «Что, – вслух озаботилась я, – неужели ошибок поналяпали?» Нет, грамматических ошибок обнаружено не было, в том-то все и дело! Разговоры о точности переписывания шли совсем в другой плоскости.
– Вот это слово должно заканчиваться под третьей буквой верхнего слова. А у тебя под первой.
– Заглавные буквы всего в два раза больше строчных. А у тебя в три-четыре!
– Где в стихах ты видел, чтобы слова переносили на другую строчку?!
Кто-то требовал даже не засчитывать вовсе эти работы, поскольку они выполнены не печатными буквами...
А тут еще выяснилось, что в одном издании в конце третьей строчки второй строфы тире есть, а в другом издании нету. Интересно! Полезли в комментарии.
Пританцовывая на перемене после урока, Катя вдруг автоматически выдала две первые строфы. Мальчики присвистнули...

Рассказ от имени мачты

Можно ли сделать так, чтобы один и тот же текст стихотворения звучал как разный? Этому нас учат драмогерменевтические процедуры, разработанные В.Букатовым. Одна из них, корнями уходящая в театральную практику режиссера-педагога П.Ершова, такая: читая, как бы рассказывать некую историю.
Озадачьте чтеца (или группу чтецов), например, таким вопросом: как ты думаешь, кто мог бы рассказывать эту историю (стихотворение или прозу)? Например, историю, изложенную в басне «Стрекоза и Муравей». Стрекоза? Муравей? Как только задумаешься над этим вопросом, сразу возникает ряд других: кому рассказывается история, кто слушатель? учитывает ли чтец аудиторию или говорит в пространство? с какой целью рассказывает? где и когда все это происходит?..
Ученики бормочут, склонившись над текстом: подбирают подходящий голос, придумывают обстоятельства, обговаривают соответствующие жесты, поведение. «Если ты ведешь рассказ от лица мачты, то почему не гнешься и не скрипишь?.. Ты кому это говоришь? Буре? А буря где – внизу или вверху?» Такая фрагментарная работа иногда растягивается на несколько уроков, и тогда по ходу дела рушатся старые версии и рождаются умопомрачительные новые. Которые, в свою очередь, тоже проверяются на прочность. Возвратами к тексту и чтением наизусть.
Каждое чтение отличается от предыдущего. Истории получаются разные. И дети слушают, потому что им есть до этого дело: ведь, по сути, надо отгадать загадку – понять, кто рассказывает, кому, с какой целью, где...
С каждым прочтением что-то запоминается, что-то укладывается в голове, что-то понимается. И когда доходит очередь читать наизусть – уже не приходится лихорадочно вспоминать следующую строчку. Да и не до того, честно говоря, образ бы не потерять!
И опять возникает вопрос: за что ставить оценку? Наверное, все-таки не за то, что «без запинки» или «с выражением» (хотя это как-то само собой вдруг получается). А за что и какую? Пусть вам подскажут ваши ученики: ведь они были очень заинтересованными и дотошными зрителями.

Подсказы телом разрешены

А вам не случалось разучивать стихотворение прямо на уроке? Четыре группы примерно по пять человек, у каждой группы на столе – текст стихотворения, отксеренный или в книжке. Учитель дает три минуты (три пишем, пять в уме), чтобы группы могли прочесть стихотворение раз-другой и кое о чем договориться.
Затем в каждой группе кидается жребий. Тот, на кого он пал, должен (о ужас!) рассказать стихотворение наизусть. От того, насколько точно он расскажет, зависит оценка всей группы. А слушатели-оценщики – соседняя группа. Группы в парах еще одной жеребьевкой (попросту – считалочкой) устанавливают, какая группа выступает первой, а какая оценивает (потом они поменяются ролями).
Одна парочка групп ищет себе место в классе, чтобы не мешать другой парочке. И вот чтец, запомнив в лучшем случае десятую часть стихотворения, да и то через пень-колоду, выходит на лобное место, набирается духу, вздыхает поглубже и начинает-таки рассказывать стихотворение. Как же это возможно?
Хитрость в том, что группа имеет право подсказывать своему чтецу. Подсказывать как угодно, но только не написанием слов (ни на бумажках, ни в воздухе пальцем) и не проговариванием их (одними губами в том числе). И, конечно, никаких подсказов звуками. Только телом. Можно махать руками, изображать все, что угодно. Но, чур, не сходя с места, возле своего стула. Таковы правила. Если участники группы за те три минутки (а пять в уме) успели договориться между собой о каких-то условных знаках, жестах по тексту стихотворения, то это, конечно, упрощает дело. Подсказывают все, кто во что горазд. Ну а на кого смотреть чтецу – это дело его личных пристрастий. Оценщики же, в свою очередь, смотрят в оба, чтобы правила подсказов блюлись неукоснительно, и за каждое нарушение начисляют штрафные очки.
Вот так пятиклассники учили наизусть «Меркнут знаки зодиака» Заболоцкого. Длинное стихотворение. И чтецу надо прочесть его по возможности плавно, не разрывая текст на куски (это тоже учитывается оценщиками при выставлении отметки, чтобы, не порвав фразы, успеть понять очередную подсказку одногруппников, чтецам приходится тянуть гласные и, таким образом, почти петь). При таком разучивании, конечно, хохоту много – «толстозадые русалки» одни чего стоят!..
Тексты?! Текстом могут пользоваться все, кроме, разумеется, чтеца. Но текст – один на группу. Приходится ухватывать взглядом и изображать сразу целые куски текста. И не только чтец, стоящий на лобном месте, невольно запоминает стихотворение, но и те, кто ему подсказывает.
Когда телом пытаешься выражать смысл слов, словосочетаний, предложений – тут всплывает какое-то другое понимание, вдруг какие-то слова открываются с неожиданной стороны. По себе знаю: тоже показывала телом, как «спит растение картошка» и «дремлет рыба камбала».
Таким же образом мы учили девятую песнь «Одиссеи» Гомера. Это было еще круче – как-никак гекзаметр!

К берегу близкому скоро пристав с кораблем, мы открыли
В дальнем, у самого моря стоящем утесе пещеру,
Густо увитую лавром, где простирался мелкий во множестве скот...

Вера, стоя на лобном месте, делала все, что могла, напевно растягивая «пещеру», на которой, по всему видать, прочно застряла: ...пеще-е-е-е-еру... Лешка между тем, пытаясь изобразить пещеру, густо увитую лавром, и страшно довольный своей идеей, схватил со стула куртку, натянул ее на голову, руки обмотал рукавами и завис над портфелем... Вера взглянула на Лешу и безмятежно продолжила:

...густо одетую куртками...

Хохоту было!
В школьной газете, которую пятиклассники выпустили-таки к концу года, были такие рубрики: «Самое страшное», «Самое смешное», «Самое поучительное», «Самое удивительное», «Самое серьезное», «Самое любопытное» из того, что произошло за год. Так вот, удивительно то, что одна фраза умудрилась попасть во все эти, казалось бы, такие разные рубрики. Вот она: «Как Никита с Марией Владимировной показывали телом Одиссея».
Пары стартуют одновременно у крыльца школы. У каждого в руках листочек с текстом. А у эксперта еще и часы. Эксперт идет рядом с чтецом и проверяет, во-первых, не порвалась ли фраза, не утрачен ли смысл, оправданны ли паузы; во-вторых, точность слов, произнесенных чтецом (все неточности и разрывы фиксируются экспертом на бумажке с текстом). И, в-третьих, эксперт засекает, на каком месте человек все же сломался и закончил чтение, хотя до крыльца школы еще далеко.
А что делает в это время учитель? Он остается один в классе и расслабляется. Например, пьет чай, поглядывая в окно, – в общем, занимается своими делами. Или, наоборот, эффективно использует это время, чтобы проверить тетрадки, заполнить журнал или подготовиться к следующему уроку. Дети приходят парами и с горящими глазами докладывают о результате. Знай только слушай с неподдельным интересом, с любопытством. И отметки в журнал проставляй – те, что назовут эксперты, конечно. Ведь им виднее.
А результаты – самые разные. Кто-то не прошел и половины пути, как длинное предложение закончилось. Кто-то остановился вон у того-то дерева, а кто-то у того вон окна... Были и совсем невероятные истории, ставшие впоследствии легендой. У Сани, например, на момент возврата в исходную точку маршрута – под крыльцо – даже парочка слов осталась в загашнике, и эксперт Ваня вроде бы утверждал, что все Санины паузы были оправданны.
Потом обсуждали, почему у кого что получилось и почему не получилось. И смеху тоже было разного много. Настя слишком быстро пошла (чтобы текста хватило!), у нее появилась одышка, она не смогла тянуть гласные и поэтому стала слишком быстро читать. У Мишки, оказывается, разорвалась фраза, потому что он споткнулся. А Веру напугала овчарка из окна первого этажа...
...И не надо давать домашнее задание «выучить наизусть». Нет ни одного человека, который бы уже не запомнил эти четыре строчки гекзаметра. Запомнил между делом! Между самыми разнообразными совместными делами. Вот что ценно!

Не сдать стихи, а принять их друг у друга

Если уж принимать (проверять) домашнее задание «выучить наизусть», то не поточным методом и... не учителю. Попробуйте доверить это дело самим детям.
Представьте: сидят ученики по группкам-компаниям, и в каждой компании одновременно идет несуетная работа. Ребята по очереди (как жребий выпал или как договорятся) рассказывают друг другу наизусть стихи. Конечно, повезло тому, кто будет рассказывать в группе последним: ведь пока выслушаешь троих (четверых, пятерых, а то и шестерых), пока обсудишь все нюансы, разумеется, стихотворение не только укладывается в голове, но и отшлифовывается.
Итак, один рассказывает, остальные слушают (причем могут, если захотят, смотреть в текст – это нормально). Слушают внимательно, поскольку им предстоит посовещаться, какую оценку поставить чтецу. Судят придирчиво, дотошно, обсуждая множество деталей. Иногда, пожалуй, даже строже, чем учитель. Пяти баллов явно не хватает. Попадается и четыре с двумя минусами, и три с двумя плюсами. Учителю остается занести «детские» отметки в журнал.
Каковы же критерии оценки чтения наизусть? Они могут быть самыми разными. Например, насколько чтецу удается не делать в стихотворных строчках равновеликих ударений (скандировать)? Или: всегда ли он ставит интонационную точку в конце предложения? Эти параметры обычно складываются по ходу работы с текстами. Их может задавать группам учитель. Но можно доверить детям самим договориться о параметрах оценки. Чем плох, например, такой: чтобы чтец ни разу не запнулся?
Никто не в обиде: ведь каждому сейчас предстоит побывать и в роли «судьи», и в роли «подсудимого». Никто не старается – как это обычно бывает, когда судит учитель, – увильнуть от роли «подсудимого». Нет и выпавших из работы. Напротив, все сосредоточенны, идет разговор по делу.
Учитель же, отдавший первую роль, а потому свободный и от «конвейера», и от выяснения отношений с учениками по поводу оценки, может побродить между группками, понаблюдать. Очень интересно бывает.