Муки творчества

Если вам когда-нибудь приходилось выполнять просьбу ученика «взглянуть» на его рассказ или стихотворение, то вы знаете, какие подводные камни подстерегают учителя, решившегося сделать ставку на ученическое творчество. Да и просто рассуждая логически, легко представить себе результаты наших противоречивых действий: сначала мы изо всех сил стараемся пробудить в ребенке жажду сочинительства, поддерживая каждый его шаг в нужном нам направлении, а потом вдруг начинаем объяснять ему, что все его достижения по большому счету ничего не стоят. Дескать, сюжет скучный, композиция рыхлая, мысли плоские, образы неубедительные, стиль корявый, грамотность вовсе никуда не годится. В результате – обиды, комплексы, нежелание работать над текстом. Впрочем, захваливать ребенка, восхищаться каждой его строчкой тоже нельзя – все равно рано или поздно он услышит нелицеприятное мнение о своих творениях.

Написала – и вспомнила, как лет десять назад мне пришлось показывать работу девочке, получившей двойку за сочинение из-за невероятного (штук 30!) количества грубых речевых ошибок. Милый ребенок горько плакал и говорил: «Но моя учительница всегда хвалила меня и ставила мне пятерки за эмоциональное отношение к литературе!». Была ли права ее учительница? Боюсь, что нет...

Так как же все-таки найти золотую середину между необходимостью поддерживать в ребенке творческие склонности и желанием научить его «писательскому» ремеслу? Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно разобраться в природе детского сочинительства и понять, чем оно отличается от творческой потребности взрослого человека.

Прежде всего следует вспомнить, что дети входят в речевую стихию дважды: в младенчестве они погружаются в мир устной разговорной речи, в котором живут примерно до пяти–семи лет, а затем им приходится начинать погружение в мир письменной речи. Одни (по-видимому, ярко выраженные «визуалисты» с аналитическими склонностями) входят в него рано и чувствуют себя в нем даже комфортнее, чем в стихии устной речи; другие (явные «аудиалы») начинают читать и писать позже, неохотнее. Не все взрослые замечают, что ребенок трех–трех с половиной лет, только недавно освоивший основные речевые конструкции, начинает сочинять. Сначала не сюжетные сказки, а образы:

– Димушка, иди обедать!
– Я не Димушка, я мушка, я пойду по потолку вверх ногами, я на потолке буду жить! Я большая, толстая муха! Я вас съем!

Слово уже стало в сознании малыша языковым знаком, у него есть означаемое и означающее, и ребенок играет этим знаком, жонглируя фонетическими и смысловыми ассоциациями. Эти ассоциации
не обусловлены причинно-следственными связями (до них еще очень далеко!), они порождаются сходством или смежностью, совместной встречаемостью в одних и тех же ситуациях. Эти ассоциации будят воображение, и его бурный поток увлекает малыша за собой, заставляя забыть о реальности. Сказки, которые мы читаем и рассказываем детям в этот период, приучают ребенка к тому, что река фантазии должна течь в определенном направлении – от раннего к позднейшему, от причины к следствию. Так законы нашего мира вторгаются в мир детского воображения.

Становясь старше и погружаясь в мир письменной речи, ребенок во многих отношениях повторяет этапы, которые он проходил, учась говорить. Чтение по складам, прописи сродни детскому лепету. И вот наступает день, когда юному «писателю» уже легко прочитать и записать любое слово. Серьезное чтение, толстые книги пока его не увлекают: слишком многие детали ускользают от понимания (вспомните, как вы читаете по-английски без словаря: Агату Кристи – с удовольствием, а Диккенса и вовсе не станете). И в то же время недавно приобретенное умение словно щекочет – так и хочется им похвастаться. Можно, конечно, писать записки одноклассникам... Но если учитель предложит что-нибудь сочинить, а потом еще и похвалит за это, то наступает пора наивной графомании. В зависимости от психологических особенностей ребенка и социальных условий (поощрение со стороны родителей и учителя) возраст, когда ребенок начинает увлекаться «писательством», может варьировать от шести до примерно десяти и даже двенадцати лет.

Начинающих «писателей» отличает примерно то же, что и юных «сказителей», – бурное воображение. Образы и события прихотливо переплетаются, сменяя друг друга (у младших – по прихоти ассоциаций, у старших – в большем соответствии с законами реального мира). Детей привлекает возможность переделать мир, поэтому очень часто в их сказках фигурируют волшебники, волшебные палочки и прочие чудесные предметы. В детских сказках волшебник может сделать так, чтобы посреди зимы наступило лето и мама с папой увезли юного сочинителя к морю. Или чтобы люди научились летать. Или чтобы брошенная во дворе, поломанная и никому не нужная машина вдруг обрела способность ездить без шофера, не ломаться, не попадать в аварии, а в придачу уменьшаться до размеров игрушечной (иначе ее домой не унесешь). Чем труднее и тревожнее жизнь ребенка, тем больше в его сказках чудесных примирений и исцелений: ведь детская фантазия так или иначе отталкивается от знакомого мира, от привычных предметов и проблем. Чем спокойнее живется автору, тем более «избыточна» его фантазия.

Дети чаще всего отождествляют себя с главным героем своей сказки, дают ему свое имя. Однако герой обычно обретает черты, о которых автор может только мечтать. «Писатели» постарше, наоборот, склонны делать вид, что не имеют отношения к своим героям, и в их сочинениях появляются экзотические (сейчас – чаще всего иностранные) имена. Герой побеждает более сильных обидчиков, дружит с волшебниками и старается помочь им, за что бывает щедро вознагражден. Все бытовые трудности (уроки, контрольные, домашние дела и т.п.) преодолеваются одним росчерком пера. В общем, детское сочинительство – это путешествие в мир фантазии и мечты.

А что же такое взрослое сочинительство? Оно обычно начинается с того, что некая тема, проблема, иногда образ настойчиво всплывают в сознании, вызывая непреодолимое желание поведать об этом «городу и миру». Зудящее желание сформулировать, описать, какое оно, чем оно прекрасно или ужасно, откуда оно такое взялось, почему оно таким стало... И вот наконец все вроде бы становится ясным – и рука сама выводит строчку за строчкой. То? Не то! Неубедительно! Неточно! Мысли, образы постепенно обретают отточенную форму. Это – творчество.

Ремесло отличается от творчества тем, что проблема приходит извне, а не рождается в муках в глубинах твоей собственной личности. Творец пишет потому, что не может не писать, а мастер должен суметь написать даже тогда, когда не очень хочется. И написать хорошо! Требования к отточенности формы, к умению точно передавать смысл едва ли не выше, чем «творческие». Толстой может себе позволить несуразности стиля, а хороший журналист – нет. Правда, от журналиста никто не может потребовать, чтобы он был таким же психологом, как Достоевский, или таким же гениальным метафористом, как Пастернак.

Стать в деле «писательства» мастером – это очень много. Дай бог стать хотя бы ремесленником. Школа должна выпускать ученика с аттестатом «сочинителя первого разряда». А лучше – второго. Особо одаренные и трудолюбивые могли бы получить третий или четвертый разряд...

Самое сложное – это проложить путь из страны детских фантазий в страну «писательского» ремесла. Что их объединяет? В первую очередь – образ. Портрет, душевные качества, характер, проявление сущности в поведении. Пусть ребенок творит – на уроках в это время нужно изучать то, как лучшие писатели создают образы. Какие детали внешности выделяют разные писатели? Какими бывают глаза? Как описать словами форму лба, бровей или носа? Могли бы вы нарисовать иллюстрацию к книге – портрет героя? Какие индивидуальные черты (морщинки, складочки и т.п.) есть у ваших знакомых? Полезно и поиграть в ассоциации. На какого лесного зверя похож Петя? С какой посудой он ассоциируется? С каким жилищем? С какой эпохой?

При обучении искусству «писать портрет» можно поработать с прилагательными. Какого роста человек? Высокого, громадного, среднего, низенький? Какие у него волосы – вьющиеся, кудрявые, волнистые, курчавые? В этом контексте разговор об эпитетах обретает глубокий смысл. При этом ребята с удовольствием пороются в словарях, не забывая про стилистические пометы. И очень скоро в их сочинениях появятся новые слова...

Особую роль в связи с обучением ремеслу сочинительства приобретает работа с лексикой, в первую очередь абстрактной. Даже старшеклассники, отвечая на вопрос о синонимах слова честолюбие, колеблются. Из предложенного мной ряда – аккуратность, педантизм, амбициозность, эгоизм, самолюбие, целеустремленность – не все сумели выбрать правильный ответ. Очень затрудняются ребята, когда им приходится придумывать ситуацию, в которой человек проявил бы то или иное качество. Чтобы научиться выполнять подобные задания, ученики должны при чтении обращать внимание на эпизоды, в которых герои совершают определенные поступки, демонстрируют какие-то качества, обозначенные тем или другим словом. Кроме того, нужно параллельно работать с толковыми словарями, чтобы интуитивно накопленные сведения могли быть осознаны.

Следует также обращать внимание на слова, описывающие эмоциональные проявления, – иначе весь мир чувств ребенок будет выражать словами хорошо – плохо, люблю – ненавижу. Как проявляется чувство – в словах, в жестах, в мимике? Как эмоция связана с действиями (ушел, потому что обиделся; ушел, потому что было скучно; уронил чашку, потому что испугался; уронил чашку, потому что смутился)? Эта работа, кстати, помогает противостоять стихии молодежного жаргона, который, помимо всего прочего, нивелирует границы между синонимами, подменяя целые лексические поля одной единицей (сто пудов, отстой и т.п.).

При анализе текстов стоит обратить внимание ребят на то, как жест или поступок может заменить подробное описание душевного состояния героя (например, если герой побледнел и отвернулся, мы догадываемся, что слова собеседника расстроили его, причинили ему боль). Иногда можно даже устроить на уроке «переменку» и поиграть в театр пантомимы.

Впрочем, работа с образом (она постепенно должна переплетаться с работой над литературными образами, которые примечательны тем, что всегда составляют единую систему, разгадав каковую мы разгадываем писательский замысел) – это только начало. За ней должна последовать работа с описанием события (пишущий всегда описывает образ события), особняком стоит обучение искусству писать диалоги. Очень интересно заставить ребят задуматься над тем, что такое сюжет. Поиск кульминационного события, ради которого задумывается все сочинение, предыстория этого события, вытекающие из него последствия, идея начала и конца – все это обретает для пишущего ребенка особый смысл. От сюжета можно перейти к композиции. Путь долог!

Поначалу стоит разбирать в классе только чужие тексты, писательские или ученические. Постепенно, приучая ребят к идее плодотворности критики, можно деликатно перейти к обсуждению того, что создано непосредственно этими учениками. С одними нужно общаться лично, потихоньку, с другими, более храбрыми и самоуверенными, – через публикацию в школьном самодеятельном журнале или в стенгазете. И рано или поздно ребята научатся быть самыми строгими судьями своих творений...