НОВЫЙ ПОДХОД

В.В. БОРИСОВА,
Т.Н. ДОРОЖКИНА,
Башкирский институт развития образования,
г. Уфа, Республика Башкортостан

Переложение с творческим заданием в системе творческих работ школьника

Апробировано в Республике Башкортостан

В условиях начавшегося процесса модернизации образования, совершенствования его содержания и структуры успешно идет поиск новых форм аттестации учащихся по многим предметам. Однако специалисты пока не предложили критериев объективного измерения качества знаний по литературе. Без этого она не будет включена в структуру единого государственного экзамена и в результате может оказаться в школе в ряду «второстепенных» предметов, на задворках образования. Следовательно, совершенно необходимо найти достаточно надежный и показательный способ проверки знаний выпускника по литературе, который позволил бы выявить умение выпускника читать художественные, литературно-критические произведения и его филологическую эрудицию.

Многие специалисты и школьные учителя считают, что достойной альтернативы сочинению как форме итоговой аттестации выпускников средней школы нет. Мы согласны с этим мнением: сочинение представляет собой творческую работу универсального характера. Это – речевое произведение, в котором пишущий сам «изобретает» содержание и находит наиболее соответствующие ему словесные формы; сочинение позволяет проверить и уровень мышления, и эрудицию, и начитанность, и умение строить текст по законам жанра, и, конечно же, грамотность.

Однако сочинения используемых в школьной практике жанровых форм действительно не укладываются в прокрустово ложе аттестационных стандартов. К примеру, такие жанры, как эссе, отзыв, а также сочинения, предполагающие авторскую интерпретацию художественного текста, по природе своей имеют (должны иметь!) то индивидуальное и вариативное содержание, для которого трудно предусмотреть унифицированную оценку. Эти особенности содержания, не поддающиеся объективному измерению, распространяются практически на все известные жанры школьного и вузовского (вступительного) сочинения.

Но все ли его возможности исчерпаны? Нет, если расширить имеющуюся жанровую типологию сочинений. Ее можно дополнить, на наш взгляд, такой жанровой формой, как переложение с творческим заданием. Этот вид письменной творческой работы, терминологически напоминающей изложение, на самом деле весьма далек от последнего. Изложение, как известно, позволяет проверить компетенцию школьников прежде всего по русскому языку: знание норм современного русского литературного языка и умение соблюдать их, навыки создания текста на репродуктивном и продуктивном уровне (в тех случаях, когда требуется дополнить предложенный для изложения текст новыми фрагментами при сохранении его идейно-тематического единства и жанровой принадлежности). Изложение не позволяет учащимся творчески порождать такой целостный текст, в котором в полной мере проявляется языковая личность и ее филологическая (в том числе литературная, литературоведческая) эрудиция. В какой-то степени позволяет «уловить» уровень читательской компетентности творческое задание к тексту, по которому ведется пересказ, но и в этом случае есть издержки – результатом работы учащегося над изложением с творческим заданием выступают: 1) текст-пересказ, близкий к дословному, 2) высказывания, представляющие собой ответ на творческое задание. Целостный же текст, в котором бы вполне отразились языковая личность учащегося как творца текста и его литературная эрудиция, в этом случае не порождается.

Все это делает изложение (в любых его вариантах) не вполне адекватной формой аттестационного экзамена по литературе. Сделаем, однако, оговорку: для школ с родным (нерусским) языком обучения, где контингент учащихся приобщается к русскому языку как инструменту общения в большинстве случаев лишь в школе, изложение с творческим заданием может быть использовано как вариативная форма экзамена – в ряду других (традиционные сочинения разных жанров и др.). Во всяком случае прошлогодний федеральный эксперимент в нашем регионе показал, что учителя, работающие в этих школах, расценивают такой вид экзамена как одну из оптимальных аттестационных форм.

В отличие от изложения, переложение с творческим заданием отнюдь не мыслится как близкий к дословному пересказ. Это аналитический комментарий к исходному тексту – на основе его идейно-художественного содержания, его фактов, характеристик, деталей, описаний и т.п. Создаваемый учащимся текст-переложение принципиально отличается от любого пересказа тремя главными моментами:

1) «изобретением» собственных мыслей и суждений в связи с восприятием, интерпретацией и оценкой исходного текста;
2) изменением субъектной точки зрения: содержание исходного текста передается с точки зрения самого школьника;
3) тем, что видение предмета речи, авторская позиция в тексте-переложении едины для комментария к исходному тексту и для ответа на творческое задание.

Такая работа учащегося представляет собой единый, связный, целостный, творчески порожденный текст. Это, по сути, сочинение: содержание, композицию, словесную форму – все это должен найти, разработать, выстроить автор-ученик. При этом творческий характер работы может быть отражен также и в поиске учащимся заглавия для этого сочинения. Очевидно, что переложение должно быть озаглавлено иначе, чем исходный текст, так как все его содержание и главная идея определены и вербализованы уже другим субъектом речи – автором-учеником.

Следует отметить, что в Республике Башкортостан в рамках федерального эксперимента 2000/2001 учебного года наряду с апробацией изложения с творческим заданием успешно прошла – по согласованию с МО РФ – и апробация переложения с творческим заданием. Кафедра русского языка и литературы Башкирского института развития образования организовала – под эгидой МНО РБ – подготовку учителей и учащихся к переложению и предложила критерии его оценки. Были подробно разъяснены особенности переложения как творческой работы, предложены и прокомментированы корректные образцы переложения, в частности, фрагмента о Наполеоне из романа Л.Н. Толстого «Война и мир» (этот фрагмент МО РФ представило в регионы в качестве примерного текста для изложения с творческим заданием). Этот образец, разработанный нами, приведем здесь – в сопоставлении с исходным текстом.

Фрагмент из художественного текста для изложения с творческим заданием

НАПОЛЕОН

Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненною тоской ожидал конца того дела, которому он считал себя причастным, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для него страданий и смерти. Он в ту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтоб усилить огонь по столпившимся русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Им еще хочется!.. – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Государь? – не расслышав, повторил адъютант.
– Еще хочется, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом. – Ну и задайте им.
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что-то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжелее всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни своей, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противуположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.

(Л.Н. Толстой)
(433 слова)

Задания

1. Перескажите подробно отрывок из романа Л.Н. Толстого «Война и мир».
2. Дайте аргументированный ответ на вопросы:

– Может ли, по Л.Н. Толстому, отдельный человек оказывать влияние на ход исторических событий?
– Как в этом отрывке и в романе в целом отражается взгляд Л.Н. Толстого на роль личности в истории?

Образец переложения этого фрагмента с ответом на творческое задание

НАПОЛЕОН ГЛАЗАМИ Л.Н.ТОЛСТОГО

В приведенном фрагменте из романа «Война и мир» описывается страшный вид поля сражения глазами Наполеона. Л.Н. Толстой рисует ужасающие подробности: множество убитых и раненых, среди которых двадцать знакомых полководцу генералов. Писатель развенчивает Наполеона, проверявшего свою душевную силу созерцанием картины смерти и разрушения. Такие поступки, по мысли автора, свидетельствуют скорее о бесчеловечности и жестокости.
Писатель прямо указывает на то, что ужасный вид поля сражения надломил Наполеона, победил в нем ту душевную силу, которая была предметом его гордости. Поэтому император так поспешно и возвратился к Шевардинскому кургану.
Раскрывая образ героя, писатель дает его портретное описание – очень выразительное. Подчеркивается болезненный вид Наполеона: желтое лицо, мутные глаза, красный нос, охриплый голос, опухлое, тяжелое тело. Этому виду соответствует состояние болезненной тоски полководца, желавшего теперь, в разгар жестокой битвы, лишь отдыха, спокойствия и свободы.
Однако на Семеновской высоте он снова начал отдавать приказания. Через его разговор с адъютантом показывается ненужность этих команд, поскольку и так все делалось согласно желаниям императора. Автор дает свою оценку той призрачной, хотя и жестокой, печальной и тяжелой исторической роли, которая, как казалось Наполеону, была ему предназначена.
Завершается характеристика французского полководца после Шевардинского сражения авторским приговором: никогда этот человек с помраченными умом и совестью не мог понимать ни добра, ни красоты, ни истины, от которых он отрекся во имя своих поступков, восхваляемых половиной света.
В целом данный отрывок позволяет отрицательно ответить на вопрос, может ли, по Толстому, отдельный человек оказывать влияние на ход исторических событий. Здесь развенчивается Наполеон, привыкший к мысли, что он может и должен вершить судьбы других людей. Толстой показывает, что такое понимание власти преступно, несет зло. Наполеон в описании Толстого совсем не активен, скорее выглядит марионеткой истории, и эта «марионетка» исполняет непонятную, нечеловеческую роль. Историческое поведение героя безусловно осуждается, показывается в негативных красках.
В своем видении истории Толстой был очень национальным художником, подобно русскому мужику, полагавшему: «На все воля Божия». В романе исторические взгляды Толстого отразились, во-первых, прямо – в специальных историко-философских отступлениях, особенно в конце четвертого тома. Во-вторых, они легли в основу идейной концепции романа-эпопеи. Этой концепции соответствуют его образы, прежде всего Наполеона, Кутузова, а также Андрея Болконского, Пьера Безухова, Платона Каратаева.
Сам писатель фаталистически смотрел на историю, видя в ней роль Провидения, проявляющуюся через роль народа, нации. Для него история – такая же стихия, как и природа, вмешиваться в которую отдельный человек не может. Эгоизм исторического деятеля Лев Толстой отрицал с моральной и религиозной точек зрения. Его философия истории – это философия религиозного моралиста.

Как видим, переложение – действительно новый текст, который создан в речетворческом процессе. Это – сочинение, представляющее собой специфический жанр. Его особенности можно усмотреть в содержании и построении. Так, ученик должен выразить свое понимание текста, свое отношение к авторской позиции и дать оценку писательского мастерства – это возможно при «отстраненном» комментировании. Однако переложение – это не собственно интерпретация художественного текста, это более интегрированная форма, сочетающая в себе элементы анализа содержания и построения исходного текста, рассуждение о том, как проявляется авторское начало в композиционных и словесных формах, как они мотивированы с художественной точки зрения. Создаваемый учащимся вторичный текст-переложение оформляется в соответствии с текстоцентрическими требованиями, которые одновременно являются критериями оценки: завершенность, целостность, связность, содержательность (информативность), логичность, структурность, необходимые качества словесного выражения. Именно на них строится технология оценки. Текстоцентрически ориентированные параметры «измерения качества» сочинения поддаются формализации и позволяют с достаточной объективностью оценить переложение любого текста (художественного, публицистического, литературно-критического) и уровень подготовки выпускника как по литературе, так и по русскому языку.

Приведем для иллюстрации вполне корректный образец переложения фрагмента статьи М.Г. Качурина о поэме «Мертвые души». Это сочинение ученицы одной из пилотных школ, участвовавших в эксперименте по нашему региону; в текст сочинения-переложения органически входит ответ на вопрос о том, как раскрыты критиком гоголевские «идеалы огрубения» в изображении персонажей и какие еще примеры из текста могут быть приведены в доказательство такого прочтения.

Ольга Меркурьева, 11-й класс,
гимназия № 105,
г. Уфа

«ИДЕАЛЫ ОГРУБЛЕНИЯ В ПОЭМЕ Н.В.ГОГОЛЯ «МЕРТВЫЕ ДУШИ»

Во фрагменте литературно-критической статьи о поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» ее автор М.Г. Качурин достаточно подробно рассматривает образы двух героев-помещиков – Ноздрева и Собакевича. При этом читателю предоставляется возможность увидеть их конкретные, индивидуальные и универсальные, типические черты.
Прежде всего М.Г. Качурин, вслед за Н.В. Гоголем, определяет Ноздрева как человека в некотором отношении «исторического». Он постоянно попадает в какие-то истории: то его поймают на нечистой игре в карты, то он проврется самым жестоким образом, то «нарежется» в буфете.
Но, кроме этой его способности, Ноздрев обладал еще одним, более важным для понимания его натуры свойством. Чем ближе он сходился с каким-нибудь человеком, тем быстрее создавал ему неприятности: расстраивал свадьбу, торговую сделку, распускал небылицы и вздорные слухи. Однако при новой встрече с этим человеком Ноздрев вел себя по-дружески, как ни в чем не бывало.
Еще глубже раскрывается характер этого персонажа в другом определении Н.В. Гоголя – «жизнерадостный пакостник». Критик, основываясь на содержании поэмы, показывает читателю, что и с Чичиковым Ноздрев проделывал то же, что и с другими. Так, он оповестил всех, что Чичиков скупает «мертвые души», намеревается похитить губернаторскую дочку и к тому же является шпионом. Но тут же наведывается к Чичикову в гости, чтобы признаться в любви и дружбе.
В статье отмечается, что Ноздрев не просто кутила и врун, который, где бы он ни оказался, не обойдется без истории, – за его поведением скрывается страсть нагадить, насолить ближнему.
М.Г. Качурин объясняет истоки появления в Ноздреве этой нечеловеческой по своей сути черты. По мысли как автора поэмы, так и критика, Ноздрев действует так не из мести или расчета, а из «эстетического» удовольствия, беззлобно и бескорыстно. Чудовищно разросшаяся в нем жажда удовольствия, достигаемого без затраты душевных сил, подавила все человеческие чувства, став жизненным кредо и главной целью существования.
М.Г. Качурин замечает, что фигура «жизнерадостного пакостника» оказалась необыкновенно «живой и живучей». Здесь критик упоминает гоголевское определение «идеалы огрубения» и указывает, что сам Гоголь считал их типичными, универсальными.
О другом гоголевском персонаже, Собакевиче, М.Г. Качурин пишет, цитируя Н.В. Гоголя так же обильно. Это крепкий хозяин, у которого в деревне все надежно и добротно. Он прекрасно знает своих мужиков и ценит их трудовые качества, во всяком случае уверенно дает им хвалебные характеристики, набивая тем самым цену. Критик соглашается с Чичиковым, который называет Собакевича «кулаком» не только потому, что тот требует деньги за мертвых крестьян, как за живых. Критик оправдывает такую характеристику, обращаясь к словарю В.И. Даля, где слово кулак имеет много переносных значений: скряга, торговец-обманщик, делец. По мнению М.Г. Качурина, и Собакевич у Гоголя «многозначен»: он не только крепкий хозяин, но и бездушный барышник, который не упустит «пользу дела» ни в городе, ни в деревне.
В конце фрагмента дается оценка гоголевским «идеалам огрубения» и отмечается, что они универсальны и деятельны. И тем-то, пожалуй, всего более страшны.
Продолжая рассуждения критика, можно обратиться и к другим персонажам, которых рисует Н.В. Гоголь в своей поэме. Они также глубоко индивидуальны, но вместе с тем представляют собой обобщенные характеры и типы.
Это и «дубинноголовая» Коробочка, дом которой напоминает один большой шкафчик с разложенными на его «полочках» бесчисленными коробками и мешочками. Это и Манилов, которому автор подобрал точно характеризующие его определения: ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, ни то ни се. Он только сначала производит впечатление человека довольно приятного и доброго, но при дальнейшем знакомстве с ним всякому хотелось только сказать: «Черт знает что такое!». Потому что его бессмысленные фантазии и прожекты далеко не безобидны, а оборачиваются бездействием и в итоге развалом.
Нужно сказать, что Н.В. Гоголь не случайно определил «маршрут» Чичикова следующим образом: Манилов, Коробочка, Ноздрев, Собакевич, Плюшкин. Писатель выстраивает перед читателем ряд героев, все более деградирующих. Плюшкин недаром замыкает этот ряд: Гоголь показал читателю, к чему придет человек с мертвеющей душой.
Поэтому перед тем, как познакомить читателя с Плюшкиным, Н.В. Гоголь дает лирическое отступление о юности. Его герой вспоминает, что в те годы относился ко всему с величайшим любопытством. Очень живо работала его фантазия. Лирический герой жалеет об утраченной им свежести впечатлений, о покинувшей его юности. И эти воспоминания контрастируют с атмосферой смерти и гниения в доме Плюшкина. Читая об усадьбах гоголевских помещиков, мы «дышим» их затхлым воздухом. У Плюшкина же и дышать-то нечем...
Думается, прав был А.И. Герцен, один из первых отметивший, что определение мертвые в названии поэмы относится не к умершим крестьянам, – оно прежде всего характеризует маниловых, собакевичей и им подобных.

Это переложение самостоятельно озаглавлено. В нем ярко проявляется необходимый для данной жанровой формы эффект «отстранения». Ученица, глядя на исходный текст как бы со стороны, последовательно разбирает основные идеи литературно-критической статьи (точнее, ее фрагмента). При этом она показывает адекватное понимание позиции критика, его оценки произведения Н.В. Гоголя. Ее переложение имеет творческий характер, поскольку, продолжая рассуждения критика, она добавляет собственные мысли и наблюдения. Так же, как и в традиционном сочинении, здесь использованы дополнительный историко-литературный материал и свои найденные в гоголевском тексте примеры. Данная работа являет собой целостный творчески порожденный текст и служит корректным образцом представляемого нами жанра.

Особо следует подчеркнуть, что этот жанр как нельзя лучше соответствует стратегической цели школьного литературного образования – воспитать грамотного (квалифицированного) читателя: ведь переложение нацелено на понимание текста, на выявление авторской позиции, на осознание художественного произведения как феномена словесного искусства. А в качестве аттестационной формы переложение (тем более – с творческим заданием) дает все основания для объективной оценки читательской культуры, эрудиции выпускника. Более того, оно служит показателем его подготовки не только по литературе, но и по русскому языку, причем обнаруживает уровень и грамотности, и коммуникативной компетенции, то есть навыки и умения строить письменную речь по законам текста.