АНАЛИЗ ТЕКСТА

О.ПАВЛОВА, Н.ШАПИРО

Стихотворение Н.Рубцова «Окошко. Стол. Половики»

В стихотворении Рубцова «Окошко. Стол. Половики…» перед читателем возникает образ человека, поглощенного творчеством.

Но в начале первого четверостишия героя еще нет – есть только взгляд, сначала внутрь комнаты: с окошка он переводится на стол, после – на половики. Потом – взгляд наружу, вдаль: в окошке, как в картинной раме, – вид реки. Так поясняется первый предмет перечня, а следом – и второй: на столе скорее всего и лежат черновики с чистовиками. Собственно, в связи с этими бумагами и появляется местоимение мои, т.е. входит в стихотворение герой – человек, работающий над черновиками и чистовиками. Важность именно этих предметов подчеркнута и параллелизмом в двух последних строках строфы, и кажущейся тавтологичностью подлежащих и прилагательных – сказуемых (обратим внимание: это единственные прилагательные в стихотворении). Первая строфа, состоящая преимущественно из существительных, кажется нарочито, подчеркнуто простой и по смыслу, и по рифмовке (все строки рифмуются одинаково: половики – реки – черновики – чистовики), и по лексике. Хотя впечатление это не совсем верное: здесь есть игра слов, ведь слова черный и чистый, являющиеся производящими для слов черновик и чистовик, могут иметь разные значения; в данном случае черный, конечно, обозначает не цвет, а большое количество зачеркиваний и исправлений, а чистый – аккуратную запись, однако не стоит забывать, что чистый лист – довольно устойчивое выражение, синонимичное пустому листу.

В первом четверостишии стихотворения Рубцова мы получаем представление о пространстве. Второе четверостишие говорит прежде всего о времени, причем о времени, летящем быстро: За часом час уходит прочь,// Мелькает свет и тень. Не случайно именно здесь впервые появляются глаголы, и это глаголы движения. Однако глагол мелькает означает не только быструю смену света и тени, но и малую значимость этой смены. Время как бы проходит мимо героя, не оказывая на него никакого влияния, ничего не меняя в его жизни. Сменяются свет и тень, чередуются день и ночь лишь за пределами мира героя, за окошком. Как и в первом четверостишии, впечатление мимолетного взгляда, который герой бросает за окно, на мгновение отрываясь от работы, создается отсутствием глагола: Звезда над речкой – значит, ночь. // А солнце – значит, день. Предельно просто умозаключение, которое делает герой. Интересно, кстати, что, как и обстановка помещения, вид за окном дан всего через три предмета: реку, звезду над речкой и солнце. Перекрестная рифмовка (прочь – тень – ночь – день), возможно, подчеркивает чередование темного и светлого времен суток (не случайно здесь рифмуются тень – день). Что касается ритма, то во втором, центральном, четверостишии все строки метрически полноударны, что вообще-то встречается нечасто; этот четкий ритм
соответствует мерному течению времени, упорядоченной смене дня и ночи, которая происходит в нормальном мире.

Итак, если в первых двух строфах и есть что-нибудь загадочное, то это именно демонстративная простота и ясность; немногочисленные слова, преимущественно существительные, употреблены в прямом смысле, не только половики, но и окошко и речка звучат «по-домашнему». Параллелизм третьей и четвертой строк появляется и во второй строфе, и опять «не хватает» одного слова в последней строке по сравнению с предыдущей (в первой – мои, во второй – над речкой). Читатель уже ждал здесь неполного предложения, поскольку в стихотворении не нарушается чередование четырехстопного ямба в нечетных строках с трехстопным в четных.

Простота и размеренность первых строф обещает нечто очень важное и необычное в последней. Но на первый взгляд ожидание кажется обманутым: в третьей строфе тот же метр, такой же параллелизм в третьей и четвертой строках (а также в первой и второй), те же исключительно мужские рифмы, а рифмовка выглядит еще более простой, чем в первой строфе, – она опять единая, сквозная, притом возникает тавтологическая рифма реки – реки. Почти все слова третьей строфы уже встречались в первой или второй.

Однако не случайно четверостишие начинается с противительного союза но: важное и необычное, конечно, есть, и оно выступает ярче на уже привычном фоне. Прежде всего появляется в первой строке значительное я – единственный раз в этом стихотворении, а глагол, который сопровождает прямое появление героя, говорит не о действии, а об отказе: двукратное забуду звучит как клятва или заклинание, интонация становится торжественной, а знакомые слова, соединяясь в необычные сочетания день реки и ночь реки (эта необычность усиливается неожиданной тавтологической рифмой), утрачивают конкретность и определенность значений.

Конечно, можно ограничиться приблизительным истолкованием забуду о том, что за окном. Но здесь река – скорее всего синекдоха: называется часть вместо целого – природа, внешний мир, так что это еще и забуду о внешнем мире. Слово река рядом со словами день и ночь заставляет вспомнить устойчивое выражение течение времени (а также знаменитый державинский образ из его последнего стихотворения: Река времен в своем стремленьи // Уносит все дела людей. Обращение к строкам, написанным почти два века назад, не кажется искусственным хотя бы потому, что в звучании сосредоточенного повтора реки слышится торжественный императив старинного глагола. Получается, что герой говорит о забвении времени и пространства. Однако известная метафора перевернута: реки – определение, а не определяемое. Значит, есть еще иное время – другой день, кроме дня реки, другая ночь? О том, почему герой не живет по законам обычного мира, со всей решительностью и неожиданностью сказано в последних строках.

Жизнью героя стихотворения распоряжаются оживающие черновики и чистовики. Теперь из перечисляемых предметов окружающего мира, какими они представали в первой строфе, черновики и чистовики превращаются в некую властную силу, становятся символом творчества, которое подчиняет себе человека. Примечательно, что если в начале стихотворения черновики в соответствии с логикой названы перед чистовиками, то в конце порядок изменяется: именно незаконченная работа велит вставать герою; черновики – последнее слово стихотворения Рубцова. Таким образом, стихотворение кончается не забвением, не сном, но пробуждением – и мощным побуждением к продолжению дела.

Вопросы и задания для более подробного лингвистического анализа

1. Найдите в стихотворении местоимения и подумайте, как их употребление связано со смыслом стихотворения.

2. Найдите в стихотворении глаголы, заметьте, когда, в какой форме и в какой синтаксической роли они употреблены. Подтверждают ли ваши наблюдения сделанный вывод о строении стихотворения?

3. Как изменяется структура предложений от начала к концу стихотворения? Как это можно объяснить?

4. Можно ли сказать, что в стихотворении есть пары контекстуальных антонимов? Есть ли здесь противопоставления?

5. Как изменяется в стихотворении значение повторяющихся существительных?

6. Сравните стихотворение Н.Рубцова с началом стихотворения М.Ломоносова «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния». Нет ли смысловой связи между этими произведениями?

7. Сравните стихотворение Н.Рубцова с «Осенью» А.Пушкина. Обратите особое внимание на заключительные строфы пушкинского стихотворения.