ЮБИЛЕИ

С.Я.МАРШАК

Речь героев сказки и личность сказочницы

Мастер слова, знаток народной поэзии Тамара Григорьевна Габбе оставила нам пять сказок, в которых жизненная быль искусно сплетена с небылицей.
Но небылица в этих сказках никогда не бывает ложью или фальшью. Вместе с былью она служит той нравственной и художественной правде, которую призвана выразить сказка.

__________

Если актеры играют хорошо, у зрителей создается впечатление, будто действующие лица пьесы разговаривают друг с другом совершенно свободно, говорят, что им вздумается, что «бог на душу положит».
Но это только кажется. Время на сцене течет гораздо быстрее, чем в жизни. То, что в жизни происходит в течение нескольких дней, месяцев, даже лет, на сцене длится два с половиной – три часа, а то и меньше.
Значит, в спектакле дорога каждая минута, дорого каждое произнесенное слово. Вялые и невыразительные слова только затягивают действие.
Как в пословице, в хорошей пьесе ни одного слова нельзя выкинуть или заменить. Каждая фраза, произнесенная актером, не менее важна, чем поступок, действие.
Когда актеры обмениваются репликами, это похоже на фехтование. Реплика одного действующего лица – удар, ответная реплика другого – контрудар.
Только в плохих пьесах нет словесного отбора, а взяты первые пришедшие на ум слова.

<...>

Лучшие из сказочных пьес наших драматургов показывают, что и в сложной сказке, перенесенной на сцену, можно сохранить тот же строгий словесный отбор, ту же предельную выразительность, которую мы находим в краткой народной сказке.
Таковы сказки-пьесы, помещенные в сборнике «Город Мастеров».
Т.Г. Габбе необыкновенно находчива в ответных репликах. Действующие лица ее пьес перебрасываются репликами, как мячами.
В «Сказке про солдата и змею» точная и меткая характеристика короля и королевы, не брезгующих, несмотря на свои титулы, никакими мошенническими махинациями, дается всего лишь в двух-трех беглых фразах, которыми эти «высочайшие особы» обмениваются, оставшись наедине.

«Королева. ...Вы подтасовали карты.
Король (посмеиваясь). Что правда, то правда. Немножко подтасовал...
Королева. Вот вы всегда так! Хитрите, где надо и где не надо!
Король. А где же не надо хитрить?
Королева. Да там, где за это приходится расплачиваться...» <...>

Или вот, например, несколько реплик из пьесы «Хрустальный башмачок»:

«Придворный историк. Осмелюсь поднести вашему высочеству это краткое жизнеописание ваших предков. Оно состоит всего лишь из шестидесяти томов, ста двадцати частей и двухсот сорока глав и включает в себя поучительную историю двенадцати достославных королей от Дидерика Смелого до Будерика Кроткого.
Шут. От Дидерика до Будерика?.. Это что же – сказки или басни?
Историк (строго и сухо). Это история, господин шут!
Шут. Смешная история?
Историк. История никогда не бывает смешной.
Шут. Что вы! У нас тут на днях такая смешная история вышла! (Прыскает в кулак.) Такие дидерики-будерики, что хоть ложись и помирай! И всего в одном томе, то бишь в одном доме».

Сказки Т.Г. Габбе искрятся меткими и затейливыми пословицами, присловьями, поговорками и прибаутками.
Но все это – не украшения, не орнамент. Каждая поговорка – к месту, к делу, и порой трудно решить, какое крылатое словцо взято писательницей из сокровищницы фольклора и какое придумано ею самой.

• «Откладывай безделье, да не откладывай дела».

• «От меду да от квасу нет, говорят, отказу» («Авдотья Рязаночка»).

• «До свадебного дня невеста не родня» («Сказка про солдата и змею»).

Пожалуй, третья, а может быть, и вторая из этих поговорок придуманы автором сказок.
А как великолепно переругиваются между собой двое леших – Сосновый и Ольховый – в единственной фантастической картине сказки «Авдотья Рязаночка».

«Сосновый. Эй ты, сам ольховый, пояс вязовый, ладони липовы... Шу-шу, листом шуршу...
Ольховый. Ишь расскрипелся, сосна болотная! Зимой и летом – одним цветом! Шел бы к себе – на пески, на кочки, а это место спокон веку наше. Чей лес, того и пень. Тут ваших колючек да шишек и не видано...»

И совсем по-иному – степенно и величаво – ведет себя Старшой Лешой, Мусаил-Лес, тот самый, что сначала явился Авдотье Рязаночке в виде обыкновенного старичка, лохматого, большебородого, с зеленоватой проседью.
Авдотья не узнает его, когда ночью он показывается между вершин леса, а потом снова рядом с ней.

«Авдотья. Не признала я тебя. Будто ты поменьше был...
Мусаил-Лес. Ого-го! Я какой хочу быть, такой и могу быть. Полем иду – вровень с травою, бором иду – вровень с сосною...»

<...>

О том, каким человеком была писательница Тамара Григорьевна Габбе, можно судить хотя бы по небольшому отрывку из ее краткой автобиографии.
«Первые годы войны, – пишет она, – я провела в Ленинграде. Делала то, что и другие ленинградцы, – работала в пожарной бригаде, дежурила на чердаках, расчищала улицы. Союз писателей привлек меня к редактированию сборника о Кировском заводе. Делала кое-что и для радио...»
Так – просто и сдержанно – говорит Т.Г. Габбе о пережитых ею вместе со всеми ленинградцами долгих месяцах голода, холода, артиллерийских обстрелов и воздушных налетов.
Но читаем дальше:
«Моя работа в области детской литературы приняла в это время своеобразную устную форму: в бомбоубежище я собирала ребят самых разных возрастов и рассказывала им все, что могла припомнить или придумать для того, чтобы развлечь и ободрить их в эти трудные времена...»
По словам очевидцев, устные рассказы Тамары Григорьевны так захватывали слушателей, что они неохотно покидали бомбоубежище после того, как радио объявляло долгожданный отбой.
Ребята и не подозревали, сколько мужества и стойкости нужно было доброй сказочнице, чтобы занимать их затейливыми историями в то время, когда над городом кружили стаи вражеских бомбардировщиков, угрожая и ее дому, и всем ее близким, находившимся в разных концах города.

<...>

И можно не сомневаться в том, что ее сказки, придуманные в тревожные минуты воздушных налетов, не носили ни малейшего следа торопливости и волнения, не были похожи на сырой, сбивчивый черновик. Ибо все, что ни делала Тамара Григорьевна, она доводила до предельной стройности и законченности.
Изящен был ее почерк. Изящен стиль ее писем. Она любила порядок в окружавшей ее обстановке. Чувство собственного достоинства так естественно сочеталось у нее с приветливым и уважительным отношением к людям, каково бы ни было их звание, должность, положение.

<...>

Свою недолговечную жизнь она прошла легкой поступью.

<...>