ЖИЗНЬ ЯЗЫКА

Эр.И.ХАН-ПИРА

Плеоназм и тавтология. Разные судьбы плеоназмов

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТЕРМИНОВ

Плеоназм – языковедческий термин. У него есть конкурент – тавтология. Соотношение этих терминов понимается языковедами по-разному. Вот ряд примеров. «Плеоназм<...> 1. Избыточность выражения как постоянное свойство языковой единицы. (Автор не иллюстрирует толкование примерами. – Э.Х.) 2. Фигура речи, состоящая в накоплении синонимических выражений; ... стилистическая избыточность. ¦ Русск. Надо докончить, завершить, выполнить начатую работу. Плеоназм грамматический <...> Накопление синонимических грамматических средств. ¦ Русск. Та красивая, молодая женщина...» (О.С. Ахманова. Словарь лингвистических терминов. М., 1966).

«Тавтология <...> Неоправданная избыточность выражения; ср. плеоназм. ¦ Русск. прост. самый наилучший, более красивее» (там же). Значит, в отличие от тавтологии, плеоназм – это оправданная избыточность.

Обратимся к «Словарю-справочнику лингвистических терминов» Д.Э. Розенталя, М.А. Теленковой (М., 1985, изд. 3-е), адресованному учителю: «плеоназм <...> Многословие, выражение, содержащее однозначные и тем самым излишние слова (если только это не связано со стилистическим заданием, например, в градации, построенной на синонимах). Каждая минута времени (минута всегда связана с понятием времени); в апреле месяце (в слове апрель уже заключено понятие месяца); промышленная индустрия (индустрия – то же, что промышленность); отступить назад (отступить – значит «отойти, отодвинуться назад»); своя автобиография (в слове автобиография уже содержится понятие «своя»); впервые знакомиться (знакомиться означает именно первую встречу) и т.п.».

Слово однозначные имеет три значения. Здесь оно употреблено в первом из них: «имеющие одно и то же или тождественные значения» (кстати, следует различать эти значения: носители первых – абсолютные синонимы, дублеты, триплеты и т.д.: лингвистика, языковедение, языкознание; носители вторых – денотативные синонимы (синонимы по денотату, по объекту называния), понятия, обозначенные ими, имеют один и тот же объем, но различаются содержанием: небоскреб и тучерез; древнецерковно-славянский, старославянский, древнеболгарский). Употребление слова однозначные в первом из его значений в данном случае неточно: минута и время, отступить и назад, индустрия и промышленный и др. подоб. не синонимы. Тавтология в этом словаре истолкована так: «1. Тождесловие, повторение сказанного другими словами, не вносящее ничего нового. Авторские слова – это слова автора. 2. Повторение в предложении однокоренных слов. Следует отметить следующие особенности произведения. <...> 3. Неоправданная избыточность выражения. Более лучшее положение (в форме лучшее уже заключено значение сравнит. степени). Самые высочайшие вершины (в форме высочайшие уже заключено значение превосходн. степени)». По-моему, упоминание третьего значения («неоправданная избыточность») можно было, как это принято в лексикографии, сопроводить указанием: то же, что плеоназм. Стало быть, в этом словаре термин тавтология понимается как родовой, а другой (плеоназм) – как видовой.

В энциклопедии «Русский язык» (М., 1997, 2-е изд., перераб. и доп.) о плеоназме сказано: «оборот речи, основанный на употреблении в словосочетании или предложении семантически близких, часто логически избыточных слов. П. иногда рассматривают как разновидность повтора. Особенность П. по отношению к некоторым видам повтора и крайней форме П. (т.е. повтора? – Э.Х.) – тавтологии – в лексической, корневой или звуковой нетождественности повторяемых компонентов. <...> При расширительном толковании П. нередко понимают как многословие, граничащее с «пороком стиля». Избыточность выступает в П. как постоянное свойство языковой единицы, поскольку мотивирована передачей уже выраженного смысла (выделено мной. – Э.Х.): лично я, своя автобиография, промышленная индустрия (индустрия и есть промышленность), наследие прошлого (наследие – явление, полученное от предыдущих эпох), в анфас (анфас от франц. en face – в лицо), иностранные земли и т.п. Построенные на основе П. сочетания могут приобретать устойчивый характер: ходить вокруг да около. Граница между П. как недостатком речи, ошибкой и П. как стилистической фигурой прибавления зыбка и определяется общим стилем эпохи <...>». Из процитированного следует, что плеоназм и тавтология – разновидности повтора. Словно подхватывая мысль О.С. Ахмановой о постоянном свойстве избыточности языковой единицы, автор энциклопедической статьи объясняет наличие этого свойства мотивированностью соседством с другой языковой единицей. Но ведь соседство-то возникает в речи, а не в языке: у слов я и лично нет избыточности, так же как у своя и автобиография. Статья «Тавтология» в этой энциклопедии написана другим автором. Видимо, из-за этого сюда попали примеры плеоназмов: памятный сувенир, возобновиться вновь, сумма зарплаты, сатирическая карикатура, что толкает к выводу: плеоназм – разновидность тавтологии.

«Лингвистический энциклопедический словарь» (М., 1990) представляет плеоназм как «избыточность выразительных средств, используемых для передачи лексического и грамматического смысла высказывания». Здесь смущает упоминание «выразительных средств». Когда говорят о выразительных средствах языка, обыкновенно имеют в виду, например, эмоционально-экспрессивную лексику. Сомнительна непременность использования таких языковых средств в каждом плеоназме. Это подтверждается и самой словарной статьей: «По своей природе П. может быть: 1) обязательным – обусловленным системой или нормой языковой, 2) факультативным, стилистическим – обусловленным экспрессивными целями высказывания. Обязат. П. широко представлен в грамматике разл. языков, напр., в системе согласования (дублирование грамматич. значений существительного в форме зависимых от него слов), в некоторых конструкциях глагольного управления (дублирование пространств. значений глагольных префиксов в предлогах, ср. спуститься с дерева <...>) или двойного отрицания (никогда не был) и т.п. <...> С понятием П. тесно смыкается понятие тавтологии, к-рая иногда считается разновидностью П.». О тавтологии в этом же словаре сказано, что она – «содержательная избыточность высказывания, проявляющаяся в смысловом дублировании целого и его части». Тавтология «всегда принадлежность речи (узуса), не входит в систему и норму языка, <...> необязательна и свидетельствует о недостаточной логич. и языковой грамотности говорящего, допускающего Т. неосознанно (не как стилистич. прием). Т. может быть явной, лексической, т.е. выраженной в повторении тех же или близких слов (ср. <...> у А.П. Чехова утоплый труп мертвого человека), и скрытой, пропозициональной, т.е. проявляющейся в смысловой тождественности логич. субъекта и предиката предложения (напр.: неустойчивый человек часто меняет свои убеждения и склонности; здесь предикативная часть дублирует смысл субъектной части). Иногда Т. закрепляется во фразеологич. выражениях <...>, ср. рус. пути-дороги». Упомянув «в рус. яз. конструкции с т. наз. тавтологич. инфинитивом (ср. читать не читал, но знаю) или тавтологич. деепричастием (лежмя лежать), словарь сообщает, что «такие случаи Т. свойственны разг. и нар.-поэтич. речи и отличаются от просторечных ошибок – Т. типа более теплее – своей стилистич. окрашенностью». Замечу: принадлежность какого-либо факта к просторечию уже придает факту определенную стилистическую окраску.

В «Словаре лингвистических терминов» Ж.Марузо (перевод с французского, М., 1960) плеоназм пояснен так: «Избыточность слов во фразе, излишних с точки зрения точной передачи мысли; различают несколько видов плеоназма, именуемых перифразой, периссологией, диттологией, тавтологией». Ж.Марузо называет случаи, когда близкие по смыслу однокоренные слова употребляются «для подчеркивания определенной мысли в высказывании: Le carrosse fut verce et renverse – «Карета была опрокинута и перевернута». А тавтологию Ж.Марузо понимает как «плеонастическое выражение», состоящее из повторения «одного и того же либо путем буквального, либо путем приблизительного повторения». К этому сделано примечание переводчика: «Ср. русск. к сегодняшнему дню или целиком и полностью». Как видим, Ж.Марузо считает тавтологию одним из видов плеоназма.

В «Кратком лингвистическом словаре» Г.А. Нечаева (Ростов-на-Дону, 1976) нет статьи «Плеоназм», а про тавтологию написано: «избыточное, излишнее выражение или слово, напр., биография жизни, патриот родины, свободная вакансия, самое выгоднейшее». Примеры на излишнее слово налицо, а где же излишние выражения?

В «Толковом словаре иноязычных слов» Л.П. Крысина (М., 1998, далее ТСИС) плеоназм – «оборот речи, в котором повторяются слова, одинаковые или близкие по значению (напр., патриот родины, приснилось во сне). П. широко представлен в народной поэзии (грусть-тоска, горе горькое, путь-дороженька), часто используется как стилистический прием. Усиливающий смысл сказанного: Но без страха, без боязни вышел Шенгибис на битву (“Песнь о Гайавате”, перевод И.А. Бунина <...>)». А тавтологию словарь рассматривает как двузначный термин: 1. лингв. Повторение того же самого другими словами, не уточняющее смысла и обычно являющееся речевой ошибкой». Примеры: мертвый труп, более длиннее. «2. филос. В логике: логическая ошибка в определении понятия, состоящая в том, что определение подменяется изменением словесной формы определяемого понятия». Пример: Круг – это геометрическая фигура круглой формы.

Чем отличается тавтология мертвый труп от плеоназма приснилось во сне? В современном языке труп = мертвое тело, а приснилось во сне = привиделось во сне, т.е. сема мертвый входит в значение слова труп, а сема сон – в значение приснилось. В обоих случаях в словосочетаниях физически присутствуют, но семантически отсутствуют слова (мертвый, сон). И в обоих случаях это не «повторение того же самого», а излишнее удвоение одной из сем.

В «Толковом словаре русского языка» (под редакцией Д.Н. Ушакова, далее ТСУ) о плеоназме сказано: «Оборот речи, содержащий однозначные слова, выражения, напр.: спор был долгий и продолжительный; я его расцеловал и облобызал; надо докончить, завершить, выполнить начатую работу». Наверное, точнее было бы сказать о приведенных словах равнозначные или близкие по значению: равнозначны долгий, продолжительный; расцеловать, облобызать (последнее стилистически окрашено); докончить, завершить (оба эти слова называют действие, ведущее к финалу начатого). А выполнить – относительный синоним (квазисиноним) к докончить, завершить (ему нужно слово начатую, а им нет). Словарь показывает тавтологию как термин двух дисциплин – литературоведения и логики: «1. Разновидность плеоназма – повторение того же самого другими словами, а потому излишнее (лит.). 2. В логике – суждение, в к-ром подлежащее тождественно со сказуемым (филос.)». «Повторение того же самого другими словами» означает повторение мысли. Не всегда оно – излишество, которого следует избегать. Например, повторение даже абсолютных синонимов в тексте помогает избегать его однообразия (ср. разумеется, конечно, ясное дело, естественно). Или вспомним встречающиеся в научных работах, например, у М.В. Панова, повторения сути уже высказанной мысли, начинающиеся словами иначе говоря, другими словами и помогающие лучше понять эту мысль.

В «Словаре русского языка» (в 4 томах, далее МАС): «Плеоназм <...> Лит. Оборот речи, в котором сочетаются однородные по значению слова, излишние с точки зрения логического смысла (бежать бегом, снилось во сне и т.д.)». Вызывает вопрос сочетание однородные по значению слова. Родство значений в том, что значение одного из сочетающихся слов включено в значение другого? «Тавтология. Лит. Повторное обозначение уже названного понятия другим, близким по смыслу словом или выражением». Заметим: словарь под ред. Д.Н. Ушакова по-разному относится к разным плеоназмам: одни из них – недостаток, ошибка, другие нет. МАС понимает плеоназм уже, чем ТСУ, и указывает на содержащийся в нем ненужный дубляж ТСУ, рассматривая второе значение тавтологии как принадлежащее логике, тем самым считает тавтологию логической ошибкой. А МАС, видя в тавтологии термин литературоведения, позволяет не считать ее ошибкой.

В «Большом толковом словаре русского языка» (СПб., 1998, далее БТС) плеоназм – «речевое излишество с точки зрения смысловой полноты высказывания, стилистической выразительности, выражающееся в скоплении близких или идентичных по значению слов (сниться во сне, самый лучший, толпа людей, своя автобиография и т.п.)». Среди примеров не вижу ни одного, где были бы идентичные по смыслу слова, а в самом толковании обнаруживается выразительность, выражающаяся, что вряд ли можно назвать плеоназмом или тавтологией и по ТСУ, и по МАС, но можно считать тавтологией по словарю-справочнику Д.Розенталя и М.Теленковой (тавтология во 2-м знач.). В плеоназм зачислено самый лучший, а в статье «Лучший» в числе примеров правильных сочетаний с лучший (как превосх. степени хороший): Самая лучшая бегунья в мире. Что реабилитирует строчку в известной песне: «Ведь тебе положено по праву в самых лучших туфельках ходить».

Тавтология в БТС: «1. Повторение того же самого другими словами, не уточняющее смысла (примеров нет. – Э.Х.). 2. Лог. Суждение, в котором определяемый предмет определяется через самого себя». Статья заканчивается прилагательным от тавтологии и примерами его сочетаний с существительными: «Т. эпитет. Т-ое словосочетание. Т-ое определение. Т-ая речь. Т. текст». Если понятно, в каком из двух значений тавтологии употреблено образованное от него прилагательное, стоящее рядом с речью, текстом (видимо, в 1-м) и в каком возле определения (во 2-м), то нет ясности в остальных двух примерах. Не имеем ли мы здесь дело не с тавтологией, а с плеоназмом как его понимает БТС?

В «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (М., 1997, далее СОШ) плеоназм снабжен пометой «спец.» и понимается как «оборот речи, в к-ром без надобности повторяются слова, частично или полностью совпадающие по значениям (напр., человек двадцать людей), или такие, в к-рых значение одного слова уже входит в состав другого (напр., своя автобиография, патриот родины, коллега по работе)». К сожалению, нет примера на слова, «частично совпадающие по значению». Тавтология с пометой «книжн.» истолкована как «повторение того же самого другими словами, не уточняющее смысла» (примеров нет).

Перед фактом такой терминологический разноголосицы вынужден оговорить свое понимание терминов плеоназм и тавтология. Принимаю понимание плеоназма в СОШ с некоторыми уточнениями: словосочетание, в котором употреблены слова, полностью совпадающие по значению (человек двадцать людей), либо такие, в которых значение одного слова включено уже в состав значения другого (двадцать человек солдат, народный фольклор, совместное соглашение).

Обращают на себя внимание случаи, в которых речь идет о неопределенном, приблизительном числе людей, денег: В комнату вошло человек сорок солдат; Вошли солдаты, человек сорок (ср.: примерно сорок солдат, приблизительно сорок солдат, около сорока солдат, вошло солдат сорок) или: У него было денег рублей сорок; Денег-то было рублей сорок. Такое словоупотребление, кажется, приемлемо в разговорном стиле.

Тавтология – повторение той же мысли иными словами, не уточняющими и/или разъясняющими ее. Возьмем два суждения. Не может быть свободным народ, угнетающий другие народы. Только народ, угнетаемый авторитарной или тоталитарной властью и заражаемый ею ксенофобией и идеей превосходства над иными народами, только такой народ может угнетать другие народы. Здесь нет тавтологии.

ПЛЕОНАЗМЫ ПОДЛИННЫЕ И МНИМЫЕ

1. Письменное делопроизводство

Уточнив термины, можно поговорить о плеоназмах подлинных и мнимых, ограниченных временем и всегдашних.

Мне приходилось встречать в работах историков архивного дела странное сочетание: письменное делопроизводство. Я спрашивал некоторых из них: «А какое еще может быть делопроизводство? Какое могло быть делопроизводство без письменных документов сто и более лет назад?». Они соглашались, что другого и быть не могло. Наверное, это словосочетание они вычитали из сочинений архивистов прошлого. Но почему те так писали? Издаваемый в наши дни «Словарь русского языка XI–XVII вв.» не регистрирует этого слова. Нет его и в «Словаре Академии Российской», вышедшем первым изданием при жизни Екатерины II. Разгадку, кажется, предлагает «Словарь русского языка XVIII века». Вот какими значениями обладало слово делопроизводство тогда: «1. Совершение какого-либо дела, деяние, действие. Решился <он> первый в России завести фабрику флеровую <...> Двадцать лет, не жалея труда своего и иждивения своего, упражнялся он <...> в сем делопроизводстве<...> Химическое делопроизводство. Посредством химического смешения, растопления, пережигания, растворения, закисания и других химических делопроизводств <...> 2. Канц. Начало всякого делопроизводства челобитная. Радищев». Составители этого тома словаря почему-то отказались от толкования делопроизводства в его втором значении, ограничившись пометой «канцелярское» и снабдив примером из Радищева. Напомню: челобитная – письменный документ.

Видимо, второе значение – результат сужения первого. И, возможно, чтобы в тексте четко различать делопроизводство во втором значении, авторы прошлого писали канцелярское делопроизводство, письменное делопроизводство. Заглянем во 2-е издание Словаря В.И. Даля. Вот его толкование делопроизводства: «должностная бумажная переписка» (при всем глубоком уважении к автору замечу, что во времена Даля переписка в учреждениях шла только на бумаге, поэтому бумажная переписка тогда и позже – плеоназм). Прошло почти 80 лет – и в ТСУ: «Делопроизводство <...> (канц.). Ведение канцелярских дел. Канцелярия занимается делопроизводством». Помета канц. «означает: свойственно канцелярскому, деловому слогу» (ТСУ).

Давно уже первое значение этого слова – семантический архаизм, а потому письменное делопроизводство превратилось в плеоназм. Уже в XIX веке использование этого словосочетания было, полагаю, данью традиции и инерции. Однако сегодня, в эпоху компьютеризации, когда ЭВМ вторгаются в делопроизводство, может возникнуть (если еще не возник) термин компьютерное делопроизводство (машинное делопроизводство) и возможна реанимация, второе рождение термина письменное делопроизводство, который сегодня уже не будет плеоназмом, а будет названием традиционной формы делопроизводства. Таким образом, словосочетание письменное делопроизводство (став плеонастичным из-за действия внутриязыковых процессов, приведших к архаизации, к переходу в пассивный семантический запас первого значения слова делопроизводство) в итоге действия внеязыковых факторов может вернуться в активный запас лексики. При этом в смысловом составе слова делопроизводство произойдет (произошла?) утрата семы «письменные документы», место которой займет (заняла?) сема «документы». Стало быть, опять расширится значение слова делопроизводство, но не до прежнего объема, присущего ему в XVIII веке. Судьба слова делопроизводство и словосочетания письменное делопроизводство вызывает в памяти то, что Гегель называл отрицанием отрицания.

2. Государственный чиновник

Если бы в самом начале XX века кто-нибудь написал или сказал государственный чиновник, современники были бы немало удивлены. Они приняли бы это словосочетание за ошибку, плеоназм. Ведь что в то время и за сто лет до него значило слово чиновник? В.И. Даль пояснял: «служащий государю и жалованный чином, обер- или штаб-офицер или генерал, хотя высшие чиновники более зовутся сановниками». Избыточность (плеонастичность) словосочетания государственный чиновник в то время возникла бы из-за присутствия в лексическом значении слова чиновник семы «государственный».

В ТСУ чиновник толкуется так: «1. Государственный служащий (дореволюц., загр.), 2. перен. Человек, относящийся к своей работе с казенным равнодушием, без деятельного интереса, бюрократ. (укор.), 3. Архиерейский служебник, книга, по которой служит архиерей (церк.)». (В третьем значении это омоним к слову чиновник в первых двух значениях, хотя этимологически эти слова – родственники.)

Мне представляется, что, толкуя первое значение, словарь ошибочно опустил сему «чин». То же проделал с первым значением и МАС: «государственный служащий в дореволюционной России и в буржуазных странах». Точнее «Словарь современного русского литературного языка»: «человек, состоящий в каком-нибудь чине на государственной службе (в дореволюционной России и за границей)». И СОШ: «в России до 1917 г. и в некоторых странах за рубежом: государственный служащий, имеющий чин, служебное звание». Никто не называл дворника или гардеробщика, состоящих на государственной службе, скажем, в Императорской академии художников, чиновниками, а вот живописец М.В. Нестеров имел чин надворного советника, и письма к нему из Академии адресовались «Его высокородию Михаилу Васильевичу Нестерову», а письма Репину – «Его превосходительству Илье Ефимовичу Репину».

Все четыре словаря отмечают переносное значение у слова чиновник. Точнее всех его толкует МАС: «Должностное лицо, выполняющее свою работу формально, следуя предписаниям, без живого участия в деле». Сема «должностное лицо» не упоминается в толкованиях переносного значения этого слова в остальных словарях, там ее заменяет сема «человек». Но рабочего, актера, учителя, колхозника, «выполняющих свою работу формально», «без интереса, равнодушно», вряд ли называли чиновниками в переносном значении: ведь это были не должностные лица, т.е. не обладали административно-распорядительными функциями. А само переносное значение, по-видимому, появилось после 1917 г., когда перестало употребляться это слово в его прямом значении применительно к нашей послереволюционной действительности.

Интересен вопрос о возникновении второго значения у слова чиновник. Это метафора. Здесь перенос названия по сходству: качества худшей части чиновничества, обнаруживаемые у должностных лиц нового времени. Одновременно произошло расширение значения.

Чиновник в переносном смысле – слово стилистически маркированное (отмеченное), эмоционально окрашенное, а потому не употреблявшееся и не употребляемое в научных и официально-деловых текстах. Я помню недоумение внимательных читателей «Правды», когда в самом начале 1950-х годов там появилось официальное сообщение о том, что из-за халатности «чиновников МИД» «агент американской разведки» Анна Луиза Стронг проследовала через территорию СССР в КНР. Было неясно, в каком из двух значений употребили это слово. Если в первом, тогда это сигнал к возврату называния чиновниками государственных служащих, имеющих служебные звания (мидовцы их имели). Если во втором, тогда это присутствие в официальном тексте эмоционально-экспрессивной оценки служебных качеств сотрудников (кстати, американская журналистка была лично знакома с Мао Цзэдуном и не раз посещала Китай).

С недавнего времени у слова чиновник появилось новое значение: «человек, назначенный на невыборный административно-распорядительный, управленческий пост». Ни один словарь этого значения не отмечает. Произошло расширение значения: исчезла сема «государственная служба», а сему «чин» заменила сема «должностное лицо».

В двадцатые – тридцатые годы XX века говорили аппаратчики, партаппаратчики. Теперь говорят государственные чиновники, профсоюзные чиновники, партийные чиновники. Б.Н. Ельцин заметил о дискуссии с Геннадием Зюгановым: «Мне не о чем с ним дискутировать <...> Я хорошо знаю всех этих бывших и нынешних партийных чиновников<...>» (Известия. 1996. 12 июня). Татьяна Худобина в телепрограмме «Вести» (1996. 12 июля) сказала, что «партийные чиновники приватизировали свои прекрасные квартиры». Михаил Любимов спрашивает: «Может ли государственный чиновник или выборное лицо ехать по приглашению некоего концерна в Ниццу?» (Московские новости. 1995. № 22). В «Политологическом словаре» (Ч. 1. М., 1994. С. 116) читаем: «Растущие экономические и финансовые возможности дельцов подпольного и легального бизнеса приводят к возрастанию масштабов подкупа государственных чиновников». Фазиль Искандер в «Известиях» (1995. 30 декабря) сказал: «Я бы выпустил такой первый указ: снизить всем государственным чиновникам зарплату ровно настолько, чтобы никакие шахтеры, никакие учителя не бастовали». В книге «Политология: энциклопедический словарь» (М., 1993. С. 113) находим: «Люди, группы, классы, общество в целом рассматриваются как пассивные объекты деятельности идеолога и государственного чиновника». Однако в статье «Чиновник» этот словарь так толкует заглавное слово: «государственный служащий». Но при таком понимании плеонастично словосочетание государственный чиновник, употребленное в уже цитированном месте из другой статьи этого же словаря. И лишается смысла словосочетание партийный чиновник. Или же получает не тот смысл, который в него вкладывают: ведь, употребляя это словосочетание, не имеют в виду государственного служащего, состоящего в партии...

Интересно, что чиновник (в новом значении) используется в нашей печати и в материалах о других государствах: «<...> один факт японских рядовых налогоплательщиков потряс – оказалось, что в целом по стране местные бюрократы тратят на ублажение “центральных” государственных чиновников колоссальную сумму <...>» (Известия. 1995. 5 октября); «В последние недели китайская пресса принялась бичевать морально разложившийся элемент среди чиновников партгосаппарата» (Известия. 1995. 26 сентября); «Ким Чен Ир <...> возлагает ответственность за тяжелое положение с продовольствием на правительственных и партийных чиновников» (Известия. 1997. 21 марта). И здесь хочу обратить внимание на присутствие в работе Ленина «Государство и революция» (1917) словосочетания государственные чиновники. Сперва это сочетание появляется в цитате из статьи К.Каутского (в ленинском переводе): «...мы не обходимся без чиновников и в партийной, и в профессиональной организации, не говоря уже о государственном управлении. Наша программа требует не уничтожения государственных чиновников, а выбора чиновников народом» (Ленин В.И. Соч. Изд. 4. Т. 25. С. 456). Ленин и сам употребляет сочетание государственные чиновники: «понижение платы высшим государственным чиновникам» (С. 392), «“специфическое начальствование” государственных чиновников», «<...> сведем государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, сменяемых, скромно оплачиваемых “надсмотрщиков и бухгалтеров” <...>» (С. 397). Ленин употребляет в этой работе слово чиновник в значении «должностное лицо»: «<...> в наших политических и профессиональных организациях должностные лица развращаются (или имеют тенденцию быть развращаемыми, говоря точнее) обстановкой капитализма и проявляют тенденцию к превращению в бюрократов, т.е. оторванных от масс, в стоящих над массами, привилегированных лиц» (С. 457), «Особенно замечательна <...> подчеркиваемая Марксом мера Коммуны: отмена всяких выдач денег на представительство, всякие денежные привилегии чиновникам, сведение платы всем должностным лицам в государстве до уровня “заработной платы рабочего”» (С. 391). См. также С. 398, 458.

Слово чиновник в новом значении стилистически нейтрально. Административно-правовым термином оно не стало, как не стало пока и слово губернатор, которым в неофициальных текстах именуют главу областной (краевой) администрации.

Таким образом, в результате расширения значения слова чиновник появилась возможность его сочетания со словами государственный, партийный, профсоюзный.

Иногда можно прочесть или услышать, как президента называют чиновником, государственным чиновником. Это вряд ли правомерно. Должность президента выборная, он сам – высшее выборное должностное лицо. А государственный чиновник – это невыборное (назначенное) должностное лицо на государственной службе.

Ставшее устойчивым словосочетание государственный чиновник в сегодняшнем языке (в синхронии) – мнимый плеоназм. Но употреблять это сочетание применительно к дореволюционному времени ни в коем случае не следует: оно антиисторично, это будет речевым анахронизмом, т.е. «употреблением слова или выражения, не соответствующего лексическим, фразеологическим и т.п. нормам данной эпохи» (Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966). Вот пример такого анахронизма. Автор пишет о царской России: «<...> упрощенная структура управления, минимальное число госчиновников, институт судов присяжных, гарантированная свобода передвижения граждан, отсутствие унизительного правила прописки <...>» (Кентавр. 1995. № 4. С. 23). Все правильно, кроме госчиновников.

Обсуждая с коллегами эту статью, я столкнулся с двумя соображениями, касающимися словосочетания государственный чиновник. Во-первых, полагают, что оно употребляется только газетами определенного направления. Во-вторых, считают, что оно не стало достоянием языка.

Что до первого соображения, то оно легко опровергается фактами повседневной разноканальной радиотелевизионной речи, а также присутствием этого словосочетания в газетах разной ориентации. Второе соображение, лишающее словосочетание статуса языкового факта, не принимает в расчет воспроизведение этого словосочетания на протяжении уже более девяти лет разными авторами в разных изданиях, не говоря уже о постоянном употреблении его в ежедневной радиотелевизионной речи. Само словосочетание явилось мотивирующей основой для слова госчиновник, что тоже свидетельствует о языковом статусе словосочетания.

Чиновник в новом значении входит на правах родового названия (гиперонима) в лексико-семантическую группу, состоящую из следующих видовых названий (гипонимов): государственный чиновник, госчиновник, партийный чиновник, профсоюзный чиновник.

Подчеркну: все процитированные словарные толкования чиновника не дают ему права сочетаться с государственный (получился бы плеоназм) и с профсоюзный, партийный (получилось бы то, что логика называет противоречием в термине). Лишь значение, которое до сих пор не отражено словарями, позволяет чиновнику сочетаться с названными прилагательными. Интересна на этом фоне история слов сановник и бонза в русском языке XX века по показаниям словарей.

Сановник: «(дореволюц., загр.) Влиятельное лицо с высоким саном, высоким положением в государстве; вельможа». Бонза: «буддийский священник в Японии и Китае» (ТСУ). В Словаре С.И. Ожегова (1981) нет бонзы, а сановник – это «(устар.) Крупный влиятельный чиновник, занимающий высокое положение». Конечно, с такими сановником и бонзой не соединишь государственные, партийные, профсоюзные. Словарь С.И. Ожегова (1989, 2-е изд.): бонза: «(книжн.) Чванное должностное лицо, надменный чиновник», а сановник (пометы устар. нет) – «крупный чиновник, занимающий высокое положение». Все четыре издания СОШ повторяют сказанное в 21-м издании Словаря Ожегова. МАС: бонза: «1. Буддийский священник, монах в странах Азии. 2. перен. с определением. Разг. Надменное, чванное, оторвавшееся от масс должностное лицо»; сановник: «Лицо, имеющее высокий чин, сан в дореволюционной России. 2. Ирон. О зазнавшемся работнике, занимающем высокий пост». БТС: бонза: «1. В странах Азии: буддийский священник, монах. 2. Разг. о высокопоставленном должностном лице, общественном деятеле (обычно надменном, чванном). Профсоюзные бонзы»; сановник: «1. Крупный чиновник, занимающий высокое положение. Царские сановники. Городские сановники. 2. ирон. О зазнавшемся работнике, занимающем высокий пост. Исполкомовские, министерские сановники». ТСИС: бонза: «1. Европейское название служителей буддийского культа в Японии. 2. перен. неодобр. Надменное, чванливое должностное лицо. Высокопоставленные бонзы».

ТСУ не регистрирует переносного значения бонзы и сановника, а в Словаре Ожегова еще и в 1981 г. нет бонзы, а сановник имеет только одно значение, прямое и устарелое. С 1989 г. бонза в Словаре Ожегова и в СОШ только в переносном значении, а сановник, лишенный пометы устар., получает вид на жительство в синхронии. Начиная с МАС (2-е изд), словари показывают бонзу с метафорическим и расширенным значением. Очень может быть, что это семантическая калька. Любопытно, что бонза в переносном значении известен итальянскому языку уже в конце XIX в.

МАС первым регистрирует переносное (метафорическое и расширенное) значение сановника. Оба эти слова в переносных значениях могут сочетаться с прилагательными государственные, партийные, профсоюзные. Иначе говоря, то, что было невозможно в диахронии (случай с бонзой), стало возможным в синхронии, а то, что было бы плеоназмом в диахронии (случай с сановником), нормально в синхронии.

3. Разные разности

Итак, государственный чиновник – мнимый плеоназм в сегодняшнем языке. А вот порой встречающееся в печатной и радиотелевизионной речи народный фольклор – чистой воды плеоназм: сема «народный» находилась и находится в лексическом значении слова фольклор. И, конечно, столь же стерильно чистый плеоназм представляют собой пресловутые незаконные бандформирования, замелькавшие в текстах наших СМИ с 1994 года. А кто видел законные? Бандитизм – уголовно наказуемое деяние, т.е. преследуемое законом. Как же могут формирования бандитов, т.е. людей, занимающихся бандитизмом, быть законными? Но пишут и говорят: «<...> с незаконными бандформированиями уже вполне могут справиться части 58-й армии и внутренних войск МВД» (Известия. 1996. 26 июня). Не исключено, что незаконные бандформирования – плод контаминации сочетания незаконные вооруженные формирования и слова бандформирования. Это возможное объяснение, но никак не реабилитация плеоназма.

Защитники тоталитарного режима так позволяли себе выражаться: «<...> это уже не просто обывательское злопыхательство, а самая настоящая преднамеренная клевета на Советское государство, нашу экономическую политику <...>»; «<...> это еще и преднамеренная клевета»; «Повесть Г.Владимова (речь идет о произведении «Генерал и его армия». – Э.Х.) – вполне осознанная, заведомая клевета <...>» (С чужого голоса. М., 1985. С. 83, 86, 95). Вот так говорящий своим голосом автор понимал клевету, не ведая, что сема «преднамеренная, осознанная, заведомая» уже находится в лексическом значении этого слова рядом с семами «ложь» и «порочащая кого-нибудь или что-нибудь».

Народный фольклор, незаконные бандформирования, заведомая клевета и в прошлом, и в настоящем остаются плеоназмами, как и засоряющие речь журналистов совместная встреча, совместное соглашение, совместный союз, совместное сотрудничество, взаимное сотрудничество. Один лишь пример из этого скорбного ряда: «Вук (Драшкович. – Э.Х.) <...> добился <...> подписания совместного договора между СДО, Демократической партией и Гражданским союзом <...>» (Известия. 1997. 25 марта).

Словосочетание мертвые трупы, которое упомянуто в ТСИС в статье о тавтологии, плеоназм. И сегодня, и сто лет назад, и во времена Пушкина. Но вот в последней сцене «Бориса Годунова» читаем: «Народ! Мария Годунова и сын ее Федор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы». Неужто Пушкин проглядел плеоназм, а вместе с автором и те, кто слушал драму в его чтении? К сожалению, «Словарь языка Пушкина» в статье «Труп», дав пояснение «мертвое тело», просто приводит сочетание мертвый труп и цитату из «Бориса Годунова». Значит, согласно словарю перед нами плеоназм. В это невозможно поверить. И тут нас выручает книга В.В. Виноградова «Язык Пушкина», изданная задолго до упомянутого словаря. Виктор Владимирович писал о «приемах стилистического объединения» в «Борисе Годунове» «церковнославянизмов и древнерусизмов с нормами литературного выражения 20-х годов». Он отмечал: «Церковнославянизмы наряду со словами, фразами древнерусского летописного языка служат формами проецирования лиц и событий в бытовой контекст воспроизводимой эпохи». К месту, где Виктор Владимирович говорил об «отступлениях», «стилизующих речевой быт древности», он сделал такое примечание: «То обстоятельство, что Пушкин использовал для “Бориса Годунова” многие памятники русской средневековой литературы только в объеме цитат из них в примечаниях к “Истории государства Российского” Карамзина, не меняет сути дела. Важно, что языковой материал древнерусской письменности из “Примечаний” переносится в текст самой драмы».

Если вложенное в уста персонажа сочетание мертвые трупы не плеоназм, то, следовательно, здесь труп в значении, устаревшем к пушкинскому времени. Обратимся к словарям. В «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черных после указания на современное значение этого слова находим: «Ср. болг. труп – “труп”, а также “туловище”, “тело (человека или животного) без головы и конечностей” <...> с.-хорв. трЗуп – “туловище”, “корпус” (например, корабля), “колода”, “чурбан” <...> словен. trup – “туловище”, “корпус”, “фюзеляж” (“труп” – mrtvola, mrtve telo) <...> Др.-рус. (с XI в.) трупъ – “мертвое тело”, “труп”, а также “пень”<...> Ст.-сл. троупъ – “мертвое тело”». В «Этимологическом словаре русского языка» М.Фасмера читаем, что «др.-русск. трупъ – “ствол дерева, труп, побоище”». В «Этимологическом словаре русского языка» Н.М. Шанского и Т.А. Бобровой сообщается, что труп – слово общеславянское и что в праславянском оно означало «пень, ствол, дерево», а затем – «туловище» и «труп». «Полный церковно-славянский словарь» Г.Дьяченко в статье «Трупiе, трупiя» приводит словосочетание трупiя мертва и поясняет: «тела мертвыя». А в статье «Трупъ» указывает значения этого слова: «брюхо, живот; стан телесный». В «Материалах для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского среди примеров употребления слова труп есть и такой: «Видевше своихъ нагихъ и побитых лежаще, тако же и Новгородцевъ трупiя мертвая, и побегоша вскоре» (пример из Псковской летописи). Том «Словаря русского языка XI–XVII вв.» на букву т еще не вышел из печати, но в томе на м, в статье «Мертвый» обнаруживаем «Мертвый труп, трупие – труп, трупы (1380): И множество ... паде трупии мертвыихъ и много побьено христианъ отъ татаръ, а татаръ от христьян. Моск. лет. А труповъ мертвыих своихъ наметаша корабли и потопиша в мори. Житие Ал. Невского».

Есть сказка о том, как царь приказал мужику разделить курицу между царем, царицей и их чадами и как мужик это сделал: «Почесал мужик затылок и сказал царю: “Ты всему голова – тебе куриную голову. Царица твоя – домоседка – ей куриную гузку. Дочки выйдут замуж и улетят – им по крылу каждой. Сыны тоже дома сидеть не будут – им куриные ножки. А я мужик глуп – мне тулуп”». Есть вариант концовки: «А я мужик глуп – мне труп». М.Фасмер в своем словаре в статье «Туловище» напоминает древнерусское тулово, украинское тулуб, болгарское тулуб, тулобiшче, польское tulow, tulub, а в статье «Тулуп» пишет: «Трудно отрывать от слов, приведенных на туловище: укр. тулуб, блгр. тулуп (“туловище, шкура”) <...> Ввиду фам. Тулубьев Соболевский <...> считает форму на -б- более древней и связывает ее как исконнослав. с туловище <...> Другие видят в названии шубы, тулупа заимств. из тюрк.». Сказка тулупом называет туловище. А вариант сказки трупом тоже называет туловище, т.е. тело без головы и конечностей.

Мертвые трупы в «Борисе Годунове – это мертвые тела. Пушкин стилизует речь персонажа, архаизирует ее. К месту будет вновь сослаться на В.В. Виноградова: «...необходимо отличать нейтральную систему стихового языка “Бориса Годунова”, являющуюся как бы фоном характерологического расслоения стилей драматической речи, от индивидуальных особенностей говорения, присвоенных отдельным персонажам драмы. Эта “нейтральная” система драматического языка в “Борисе Годунове” определяет авторскую манеру воспроизведения исторической действительности, вводит слушателя и зрителя в стиль изображаемой эпохи». И даже если допустить, что Пушкин не знал о многозначности слова труп и воспринимал мертвые трупы в летописных текстах как плеоназм, он понимал архаичность этого мнимого (как я полагаю) плеоназма и его архаизирующую роль в речи персонажа.

Считаю приятным долгом выразить глубокую признательность Вере Александровне Робинсон (Плотниковой) и Михаилу Николаевичу Лукашеву, поддержавших меня в предположении о мнимой плеонастичности сочетания мертвые трупы в «Борисе Годунове» и давших несколько дельных советов.

Итак, некогда сочетание мертвый труп не было плеоназмом. Но со временем в слове труп значение «тело» присоединило к себе сему «мертвый» (возможно, это результат действия закона экономии языковых средств), сделав излишним дублирование сем и превратив сочетание в универб. Это случай, обратный случаю с чиновником.

Напоследок остановлюсь на всем известных и нередко признаваемых плеонастичными сочетаниях: в мае (январе и т.д.) месяце. Авторы популярных советов о правильной речи призывают не употреблять в этих сочетаниях слово месяц. К.И. Чуковский находил эти сочетания возникшими из-за стремления к складу и ладу в речи и не призывал к устранению из них слова месяц. Возможно, дело тут не в ладе и складе. Может быть, «лишние слова» в этих сочетаниях сперва появились в письменной официальной речи. Но как бы там ни было, они присутствуют в языке и, по-моему, находятся на границе литературного языка и просторечия. И есть на них, кажется, налет архаичности, устарелости.

Корней Иванович в книге «Живой как жизнь» (главы 9 и 10) назвал «дикими», «недопустимыми» словосочетания прейскурант цен, мемориальный памятник, хронометраж времени, памятный сувенир, промышленная индустрия, народный фольклор, биография жизни, патриот родины. Он писал: «Только темные люди, не знающие, что эмоция и чувство – синонимы, позволяют себе говорить эмоциональные чувства. И форму морально-этический могли ввести в обиход только неучи, не знающие, что моральный и значит этический». При этом Корней Иванович справедливо защищал сочетания: стыд и срам, целиком и полностью, оглянуться назад, сегодняшний день, ни свет ни заря, житье-бытье, если бы да кабы, до поры до времени, век вековать, дело делать, рыдать навзрыд, лежмя лежать, белым-бела, полным-полна: «Языкотворцу – народу, великому художнику слова, мало одной рационалистической стороны в языке. Ему нужно, чтобы речь была складной и ладной, чтобы в ней был ритм, была музыка и, главное, была выразительность». В сочетании стыд и срам Чуковский слышал стихотворный размер (анапест). И то, что два слова здесь «начинаются единым звуком [с], ... играет немаловажную роль». Это словосочетание «так выразительно, так безупречно по ритму и звукописи».