Русский устный

Немку зовут Хельгой. Чуть выше среднего роста, стройненькая. Нерусские щуплые ножки обтянуты черными легинсами. Выше – серенькая бесхитростная кофточка и тончайшая золотая цепочка на рельефно выступающих изгибах ключиц. Лицо? Довольно нежное. Глаза? Есть и глаза. Кажется, серые. Выражение их спокойное, но шансов не дающее. Глаза Хельги щетинятся черными иголочками ресниц. Посмотришь в них – извинишься и отойдешь.
Волосы хорошие. Улыбка – еще лучше. И еще: двигается немка несколько медлительно, с кошачьей осмотрительностью.
Русский... Русский – это я. Джинсы, куртка, борода. Подробности опустим. Могу добавить, что рядом с немкой выгляжу не очень естественно.
Хельга изучает русский язык. Приехала в Москву закрепить пройденный материал. Меня попросили пообщаться с ней, чтобы она усовершенствовала русский устный. Вот мы и гуляем вторую неделю. Кусково, Архангельское, Коломенское, речной трамвайчик, Арбат, Кремль, сад «Эрмитаж»... Теперь вот пришли на Патриаршие пруды.
Солнце плещется в деревьях, растекается по дорожкам и траве. Сидим с Хельгой на лавочке, я рассказываю ей о Булгакове. На разноцветной детской площадке резвятся голосистые дети. Бронзовый Крылов тщетно пытается отвернуться от них. Над водой кружат птицы, напоминающие трефовых тузов.
– Мищ-ща, чей там сидит?.. Темный мужчина в пальто?
– Это наш сидит. Поэт сидит. Крылов.
– Как?
– Кры-лов. Крило-о-оуф-ф-ф, – подражая иностранному произношению, по-дурацки выдыхаю долгую ф. – Басни писал, – пантомимически изображаю, как Иван Андреевич писал свои сочинения.
– Что есть басни?
– Э-э-э... Истории о животных, которые... В общем, они там говорят, как люди.
– А-а-а, он словно братья Гримм?
– Н-не совсем. В баснях главное – не волшебство, а...
– Что ти сказаль? Большинство?
– Вол-шеб-ство.
– Подожди, надо смотреть мой книга...
Из сумочки извлекается сине-желто-русско-немецкий словарь. Я его уже видеть не могу! Находим слово басня. Хельга понимающе дергает головой.
– А, йа-а! Баснья... И о чем его баснья?
– Да у него их много. Ну, например, о Вороне и Лисице.
– Кто это?
– Ворона! – жестом вытягиваю себе клюв, машу «крыльями» и страшно каркаю.
– А-а, понятно, – серьезно кивает Хельга. – А другой?
– Лисица... – Тут я задумываюсь. Как ее изобразишь, едрена вошь?!
Немка цепко держит меня взглядом. Ждет объяснений.
– Лиса... рыжая такая... с хвостом.
– Что есть «хвостом»?
Встаю, неуверенно показываю, как выглядит хвост. Мамаши, сидящие вокруг детской площадки, тревожно посматривают на нас. Дети открывают рты. Немка морщит лоб:
– Не понимаю.
Я, с усталым выдохом:
– Давай лучше поищем в словаре.
Пока она колдует с сине-желтым словарем, я изучаю ранее упущенные детали ее внешности. Она это понимает и потому не слишком торопится. Наконец лиса найдена. Хельга просит пересказать сюжет басни.
– Значит, так, – обреченно говорю я. – Дерево. Ворона. Во рту – сыр...
Дети на площадке завороженно следят за каждым моим движением. Я когда-то мечтал об актерской славе, но сейчас...
– Лиса говорит Вороне: «Ты красивая! У тебя чудесные глаза, улыбка...».
– Улибка? – удивляется Хельга.
– То есть – клюв. Клюв, говорит, у тебя замечательный. И голос.
– Что есть «голёс»?
Открываю рот и, как на приеме у врача, тяну:
– А-а-а-а!
Немка чуть отодвигается, дети же – наоборот, начинают приближаться ко мне с ангельскими улыбками. Я нервно кошусь на них и продолжаю:
– «Спой, светик, не стыдись!» Ну, Ворона заслушалась, хорошо ей стало.
– Карошо?
– Хорошо-о-о. Лиса ей: «Спой, битте!». А Ворона: «Кар-р-р!».
Дети вздрагивают, потом смеются и подходят совсем близко: слышу их дружное сопение.
– Сыр выпал. Лиса его – хоп! И убежала.
– А, йа-а... – Немка вежливо улыбается.
– Расскажи еще, – внезапно просит меня самый отважный ребенок, щекастый пухляк в откровенно красной кепочке.
Но мамаши уже оттаскивают от нашей лавочки своих доверчивых крошек. Красная кепка упирается и пыхтит:
– Подожди, он еще не кончил!
– Что он хотель? – поинтересовалась Хельга, когда деток вернули на прежние позиции.
– Басня ему понравилась.
– Просто ти очень громко говориль, – съехидничала Хельга.
Я обиделся:
– Тихо ты бы не поняла.
– Нет, поняла. – Подумав, Хельга решила смилостивиться. – Ти хорошо рассказываль. Это умный история. У меня был друг в Германии. Он похож на лисица. Такой...
– Рыжий? – подсказал я.
– Не-е-ет, очень хитрый. Он тоже мне сказаль: «Ти красивая, у тебя глаза, улибка...». А потом ходил к другой девочка. Я знать, я видеть все! А он смотрель мои глаза и говориль: «Все нормально». У, хитрий тако-о-ой!
«А ты не будь вороной», – думаю, но вслух говорю:
– Ничего, бывает.
– Бивает! О, так бивает, да! – Немка потрясает тоненьким пальцем. – А ти не делай так?
– Как?
– Как лисица?
– Не помню. Вроде нет. А что?
– Все так делай. Сначала мужчина говорить: я-а! ты-ы! А потом контакт, кроватка – и прощай! Я правильно сказала?
– Нет.
– Нет, так можно сказать: «контакт, кроватка»?
– Можно, но лучше не надо. Ну что, пошли?
Она поднялась, хмуря брови и сбивая с легинсов приставшие соринки.
– Он говориль, что я – зимний баум.
– Виноват?
– Н-ну, баум, дерево. Потому что у меня мало тела, – для наглядности Хельга ущипнула себя за худую руку. – Как зимний баум без листиков.
– Он врет, – усмехаюсь я, – ты красивая.
– Ага! Я же сказать: все мужчины одинокие! Нет, как это?.. Одинакие?
– О-ди-на-ко-вы-е, – отчеканиваю я скрипучим голосом.
Когда проходили мимо детской площадки, красная кепка крикнула мне:
– Приходи еще!
Я помахал ему рукой.
– Он тебя любит, – заметила немка. Потом погрузилась в задумчивость, глаза ее начали уплывать. Я закурил. Вдруг Хельга повернулась ко мне и спросила: – Мищ-ща, ти любишь сыр?..

Май 2003