АНАЛИЗ ТЕКСТА

 С.И. ГИНДИН

Извинение перед Ушаковым,
или Опечатка как повод для лингвистического анализа текста

Месяц назад в № 40 газеты мы знакомили вас с образцами творчества замечательного русского поэта Н.Н.  Ушакова. Во вступительной заметке говорилось об удивительной афористической концовке его стихотворения «Вино», одновременно и наследующей прославленному тютчевскому завету Молчи, скрывайся и таи….., и спорящей с ним.
И надо же так случиться, что именно в это программное стихотворение мастера вкралась досадная (мягко говоря!) опечатка: 12-я строка напечатана Виноторговцы – те болваны, а должно быть:

Виноторговцы – те болтливы.

Николай Николаевич Ушаков был человеком хотя и страстным, но мягким и незлобивым. Надеемся, что он простил бы нас – в крайнем случае, пожурив:

Редакторы так торопливы.

Сами же мы – и авторы, и редакторы, и корректоры – постараемся извлечь урок из случившегося и удвоить бдительность.
Но как ни горько в этом признаваться, опечатки и ошибки, боюсь, все равно будут прорываться на наши (и не только наши) страницы. Читатель, знакомый с современной техникой компьютерного набора, возможно, удивится и спросит:
– А разве у вас в редакции не установлена автоматическая система проверки орфографии (Spell-checker)?
Такому читателю-доке мы ответим:
– Конечно, установлена. Да только и она принципиально не может спасти от возникновения во вновь публикуемых текстах ошибок и опечаток.
– Как же так? – снова спросит читатель. – Разве не любую последовательность букв можно сравнить со словарными эталонами, заложенными в память Spell-checker’а?
– Сравнить-то можно, а вот опечатки все равно через такой автоматический контроль будут проскакивать.

В чем же тут загвоздка? Все описки и опечатки можно поделить на два класса. Одни – назовем их обессмысливающими – превращают слово в ничего не значащий набор букв. Вот их-то легко обнаружить и внимательному корректору, и машине. Если вместо сток написано или напечатано стом, то такая аномалия бросится в глаза человеку даже при быстрой читке, а машина не найдет такого слова и в самом большом словаре. Но если вместо сток в тексте появится стог, обнаружение подобного незваного гостя уже не будет столь простым. Знающая орфографию машина окажется здесь бессильной – ведь стог такое же полноправное слово русского языка, как и сток. Да и человеку для ее обнаружения потребуется, возможно, привлечь соседние слова, связанные с данным, что требует уже не быстрой корректорской читки, а вдумчивого смыслового анализа.

Между тем такие опечатки – назовем их смыслоизменяющими – встречаются даже чаще обессмысливающих. Те возникают в основном из-за нашего несовершенства. И незамеченными они остаются тоже только по нашей вине или немощи. А вот опечатки смыслоизменяющие возникали бы и в том случае, если б и наборщик, и корректор, и редактор были само совершенство и работали в идеальных условиях. Ибо причины таких опечаток – в законах человеческого восприятия и в устройстве языка.

В самом деле, грамотный человек при чтении текста не производит полного побуквенного разбора слов, а опознает их (с учетом уже прочитанной части текста) по нескольким опорным буквам. Но язык устроен так, что одно и то же сочетание букв может входить в несколько разных слов, и читающему первым из этих слов может прийти на ум не то, которое реально стоит в тексте. Если это вспомнившееся слово не противоречит явно смыслу уже прочитанной части текста, оно вполне может оказаться написанным или набранным. Так, кстати, и произошло при наборе стихотворения Ушакова: ясно, что про «виноторговцев» будет сказано что-то отрицательное, эта отрицательная характеристика начинается на буквы бол- – и первым невольно приходит слово болваны, в нашей повседневности куда более частое, чем болтливы.

Конечно, и заметить, и устранить смыслоизменяющую опечатку возможно, но для этого требуется принять во внимание не только искаженное слово, но и гораздо больший диагностический отрезок текста. Если из-за смыслоизменяющей опечатки возникло слово с иной грамматической или лексической сочетаемостью, чем исходное, то этот контекст ограничивается пределами предложения. Но если сочетаемость у искаженного слова и у исходного более или менее совпадает, то ошибка может особенно долго оставаться незамеченной. Для ее обнаружения в таких случаях необходимо привлечение соседних предложений того текста, других текстов того же автора и даже внетекстовых аргументов.

Поэтому если вам в каком-то тексте встретилась (или показалось, что встретилась) смыслоизменяющая опечатка, – не торопитесь возмущаться, но подумайте, нельзя ли на ее материале построить для ваших учеников задание по анализу текста. Фактически каждая такая опечатка – это самим Случаем поставленный эксперимент для тренировки в анализе текста, в обнаружении языковых и текстовых закономерностей. А еще со времени последних работ Л.В.  Щербы известно, какое значение имеет эксперимент, – и в науке о языке, и при изучении языка индивидом.

Чтобы не быть голословным, разберу два примера, встретившихся мне и моим товарищам по редакции при подготовке тютчевских материалов для этого номера газеты. Первый пример был замечен И.И.  Гиндиной при считке отрывков из статьи Н.Я.  Берковского «Ф.И.  Тютчев». В его книге «О русской литературе» (Л.: Худож. лит., 1985), по которой мы готовили текст к публикации, на с. 182 черным по белому напечатано: «Теперь Просперо, которая носится над этим стихотворением, важна для понимания его смысла». Возможно, корректор, некогда вычитывавший книгу, не знал, что Просперо – мужское имя (хотя в предшествующей фразе Берковский говорит «Этот маг и волшебник»). Но для человека, знающего это или – тем более – читавшего «Бурю» Шекспира, нарушение сочетаемости в словах Просперо, которая носится очевидно. Предположение об ошибке в слове которая привело бы к признанию такой же ошибки и в слове важна, что маловероятно. Гораздо естественнее предположить, что слово Просперо попало на роль подлежащего из-за ошибки в написании действительного подлежащего. Кандидатом в искаженное подлежащее слева от сказуемого может быть только слово Теперь. Учитывая семантику стоящего в придаточном сказуемого носится, нетрудно опознать исходное слово: это, конечно, Тень, что согласуется и со смыслом предшествующих предложений. И действительно, в первой публикации статьи Берковского (в кн.: Тютчев  Ф.И. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1962) напечатано именно: «Тень Просперо, которая...…».

Гораздо более тонкий случай встретился мне в публикации фрагментов статьи о Тютчеве Валерия Брюсова в книге Тютчева «О вещая душа моя!..», изданной в 1995 г. в серии «Круг чтения» издательством «Школа-пресс». На с. 364 читаем: «Лиры у Тютчева было две, впрочем, давно согласованные между собою». Ни к грамматике, ни к семантике этого предложения не придерешься. И только очень внимательный читатель статьи заметит, что перед этим автор везде говорит о постоянных свойствах поэтики Тютчева, никак не отмечая время их появления. А тут вдруг слово давно. И если две «лиры» давно уже были согласованы, может быть, нет особой нужды их разграничивать, разделять?

Обращение к полной публикации статьи Брюсова (например, в т.  6 его «Собрания сочинений», М.: Худож. лит., С.  204) подтверждает: слово давно возникло в результате смыслоизменяющей опечатки и надо читать: «дивно согласованные...…».

Вот каких аналитических ухищрений может потребовать обнаружение опечатки всего лишь в одну букву! И для каких интересных сопоставлений могут дать повод опечатки.

В случае с Ушаковым обнаружить ошибку проще. Это стихи, и достаточно заметить, что слово болваны не образует необходимой рифмы со словом терпеливый. Но попробуйте все-таки задать ученикам вопрос: не режет ли им здесь слух слово болваны? Пусть подумают, не выпадает ли оно из контекста по своим стилевым характеристикам.

Поддержано грантом РФФИ № 03-06-80145