9 мая Булату Окуджаве исполнилось бы 80...

Булат Окуджава <...>

Судьба ли меня защитила, собою укрыв от огня!
Какая-то тайная сила всю жизнь охраняла меня.
И так все сошлось, дорогая: наверно, я там не сгорел,
чтоб выкрикнуть здесь, догорая, про то, что другой не успел.

Б.Окуджава

Устройство личности

...В судьбе Булата, не столько соседствующей с нашей судьбою, а, пожалуй, возглавившей ее течение, то вялое, то горестное, – в этой судьбе есть нечто, что всегда будет приглашать нас к пристальному раздумью. Может быть, устройство личности Булата, весьма неоткровенное, не поданное нам на распахнутой ладони... Устройство этой личности таково, что оно держит нас в особенной осанке, в особенной дисциплине. Перед ним, при нем, в связи с ним, в одном с ним пространстве не следует и не хочется вести себя недостойно, не хочется поступиться честью, настолько, насколько это возможно. Все-таки хочется как-то немножко выше голову держать и как-то не утруждать позвоночник рабским утомленным наклоном. Булат не повелевает, а как бы загадочно и кротко просит нас не иметь эту повадку, эту осанку, а иметь все-таки какие-то основания ясно и с любовью глядеть в глаза современников и все-таки иметь утешение в человечестве. Есть столько причин для отчаянья, но сказано нам, что уныние есть тяжкий грех. И, может быть, в нашей любви, в нашем пристрастии к Булату есть некоторая ни в чем не повинная корысть, потому что, обращаясь к нему, мы выгадываем, выгадываем свет собственной души...

Б.АХМАДУЛИНА

1994

О песнях Булата Окуджавы

Многие из нас видели кадры фильма Марлена Хуциева «Застава Ильича» – молодой Окуджава с гитарой на вечере в Политехническом музее. 9 мая Булату Окуджаве исполнилось бы 80 лет. Мы помним и его школяра из пронзительной повести о юном солдате, и бедного Авросимова, и князя Мятлева из «Путешествия дилетантов» – книги, о которой Булат Шалвович написал в своей песне «Я пишу исторический роман»: «В путь героя снаряжал, наводил о прошлом справки и поручиком в отставке сам себя воображал».
Но, наверное, самое значительное из созданного им – его песни (современник назвал их неожиданно и точно «фольклором городской интеллигенции»), которые очень многое определили в жизни и сознании не одного поколения.
Приведем выдержки из книги «Встречи в зале ожидания. Воспоминания о Булате» (Нижний Новгород: ДЕКОМ, 2003).

Александр Половец:

Вот вы берете в руки его сборник, ставите на проигрыватель привезенный с собою диск, остаетесь с ним – ну, хотя бы на полчаса… Замечаете? И потом, может быть, спустя недели, вы слышите вдруг собственный голос, повторяющий строки Окуджавы.

Наум Коржавин:

Я хочу рассказать об одном эпизоде, связанном с Булатом и с его творчеством, как бы разобрать два его стихотворения. У него есть замечательная песня. Называется «Московский муравей». Песню эту я услышал, наверное, одним из первых. Это было на дне рождения у Станислава Рассадина. Как-то получилось, что мы с Булатом вместе вернулись из Ленинграда и оба были на дне рождения. В Ленинграде и по дороге он об этой песне даже не заикнулся. А здесь, когда его попросили что-нибудь спеть, он вдруг начал петь эту новую тогда для меня песню. Песня эта меня сразу, как говорится, «взяла»: ...Подумайте, простому муравью / вдруг захотелось в ноженьки валиться, / поверить в очарованность свою. Как точно: захотелось поверить в свою очарованность, в то, что все это правда.
Песня меня «взяла», но оказалось, что меня еще ждет некое испытание. Булат пел дальше: И муравья тогда покой покинул. / Все показалось будничным ему. / И муравей завел себе богиню / по образу... До этого все было замечательно, но тут у меня все оборвалось, инерция требовала «по образу-подобью своему». Но тогда ведь все пропадет – все, чему я доверился и успел полюбить... Какой же дурак влюбляется в свое подобие? Я замер. Но миг спустя все разъяснилось: И муравей завел себе богиню / по образу и духу своему. <...> У меня было ощущение, что человек перескочил через пропасть. А он ничего не перескакивал, он хотел сказать то, что он хотел сказать, инерция его не затянула.

Фазиль Искандер:

До Булата Окуджавы усилиями нашего официального искусства частная жизнь человека рассматривалась как нечто мелкое и даже несколько постыдное. И вдруг пришел человек, который своими песнями доказал, что все, о чем наши люди говорят на кухнях, в узком кругу или думают во время ночной бессонницы, и есть самое главное. Его песням свойственна такая высочайшая лирическая интимность, что, даже когда он исполнял их в переполненном зале, казалось, он напевает тебе лично.
Как где-то сказано у Достоевского, у человека всегда должен быть дом, куда можно пойти. В самые безнадежные времена таким домом для нас были песни Булата. Печаль в искусстве, которая понимает и отражает нашу жизненную печаль, есть бодрящая печаль. В этом смысле Булат Окуджава был нашим великим общенародным утешителем.

Однажды Булат вдруг сказал мне:
– Песни – как театр, они живут двадцать лет.
И это он сказал без всякого оттенка жалобы. Но я уверен, что он ошибся.

Позволю себе подтвердить мысль Фазиля Искандера личными впечатлениями. Я помню, как в 1970 г. всем студенческим стройотрядом – хором! в 120 человек! – пели вечером после работы недавно написанную «Молитву Франсуа Вийона». Спустя лет 15 ученик сказал мне: «Спойте что-нибудь ваше, доисторическое, Окуджаву, например…» – тогда мой класс очень увлекался песнями Кинчева и Цоя. А чуть больше месяца назад я слышала, как десятиклассники пели серьезно и взволнованно: «Пока земля еще вертится, и это ей странно самой, пока ей еще хватает времени и огня, дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня».

Еще одно свидетельство того, что песни и стихи Булата Окуджавы живы и важны для нынешнего поколения, – сочинение ученика 10-го класса.