Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №17/2004

АНАЛИЗ ТЕКСТА

Павел УСПЕНСКИЙ,
10-й класс, школа № 57,
г. Москва


Время в стихотворении Булата Окуджавы «Чаепитие на Арбате»

Булат ОКУДЖАВАСтихотворение Булата Окуджавы «Чаепитие на Арбате» (1975 г.) встраивается в ряд стихов об Арбате. Арбат для Окуджавы был всегда центральной улицей, не только в жизни, но и в творчестве, он был и призванием поэта, и его бедой, сам Окуджава назначил себя дворянином с арбатского двора, своим двором взведенным во дворянство. С большинством стихотворений об этой улице связано одно интересное свойство – на Арбате привычные представления о времени превращаются в нечто совершенно другое, нет границ между прошлым и настоящим, «снимаются» обыденные временные противопоставления, герой способен встретить мертвых людей, стирается грань между живым и мертвым.

ЧАЕПИТИЕ НА АРБАТЕ

Пейте чай, мой друг старинный,
забывая бег минут.
Желтой свечкой стеаринной
я украшу ваш уют.

Не грустите о поленьях,
о камине и огне...
Плед шотландский на коленях,
занавеска на окне.

Самовар, как бас из хора,
напевает в вашу честь.
Даже чашка из фарфора
у меня, представьте, есть.

В жизни выбора не много:
кому день, а кому – ночь.
Две дороги от порога:
одна – в дом, другая – прочь.

Нынче мы – в дому прогретом,
а не в поле фронтовом,
не в шинелях, и об этом
лучше как-нибудь потом.

Мы не будем наши раны
пересчитывать опять.
Просто будем, как ни странно,
улыбаться и молчать.

Я для вас, мой друг, смешаю
в самый редкостный букет
пять различных видов чая
по рецептам прежних лет.

Кипятком крутым, бурлящим
эту смесь залью для вас,
чтоб былое с настоящим
не сливалось хоть сейчас.

Настояться дам немножко,
осторожно процежу
и серебряную ложку
рядом с чашкой положу.

Это тоже вдохновенье...
Но, склонившись над столом,
на какое-то мгновенье
все же вспомним о былом:

над безумною рекою
пулеметный ливень сек,
и холодною щекою
смерть касалась наших щек.

В битве выбор прост до боли:
или пан, или пропал...
А потом, живые, в поле
мы устроили привал.

Нет, не то чтоб пировали,
а, очухавшись слегка,
просто душу согревали
кипятком из котелка.

Разве есть напиток краше?
Благодарствуй, котелок!
Но встревал в блаженство наше
чей-то горький монолог:

«Как бы ни были вы святы,
как ни праведно житье,
вы с ума сошли, солдаты:
это – дрянь, а не питье!

Вас забывчивость погубит,
равнодушье вас убьет:
тот, кто крепкий чай разлюбит,
сам предаст и не поймет...».

Вы представьте, друг любезный,
как казались нам смешны
парадоксы те из бездны
фронтового сатаны.

В самом деле, что крученый
чайный лист – трава и сор –
пред планетой, обреченной
на страданье и разор?

Что – напиток именитый?..
Но, средь крови и разлук,
целый мир полузабытый
перед нами ожил вдруг.

Был он теплый и прекрасный...
Как обида нас ни жгла,
та сентенция напрасной,
очевидно, не была.

Я клянусь вам, друг мой давний,
не случайны с древних лет
эти чашки, эти ставни,
полумрак и старый плед,

и счастливый час покоя,
и заварки колдовство,
и завидное такое
мирной ночи торжество:
разговор, текущий скупо,
и как будто даже скука,
но... не скука – естество.

В стихотворении «О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой…» (1957 г.) есть строки, в которых отрицается смерть, и тогда привычные деления на прошлое и настоящее, свойственные человеческому уму, трансформируются и в общем-то стираются: и нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят, лишь те, кому надо, уснули, но те, кому надо, не спят...… В «Сказке» (1959 г.), где герой вспоминает о девушке, которая развешивала белье, все глаголы употреблены в прошедшем времени, однако в последних двух строфах вдруг появляется настоящее время, причем речь сначала идет об Арбате, а потом о девушке: а двор наш арбатский совсем невелик, а двор наш арбатский капелью залит. А она все ходит, губами шевелит, словно позабыть про себя не велит. Видимо, из-за такой игры глагольных времен и создается ощущение своеобразного бессмертия. Судя по названию стихотворения, упомянутый арбатский двор является каким-то сказочным, заповедным местом, в котором временные границы нарушены и время течет по-иному. В стихотворении «Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем…» (1964 г.) герой встречает прогуливающегося Пушкина, а в «Звездочете» (1988 г.), смотря на пропасть Арбата, вдруг видит свою маму, которая идет по этой улице с фанерным чемоданчиком в руке. В «Воспоминании о Дне Победы», написанном в том же году, есть строки, декларирующие бессмертие, которое оказывается невозможным в отсутствие Арбата:

Какие слезы на асфальт
из круглых глаз катились,
Когда на улицах Москвы
в обнимку мы сходились –
И тот, что пули избежал,
и тот, что наповал, –
В те дни, когда в Москве
еще Арбат существовал.

Так что на протяжении всего творчества Окуджавы с Арбатом неразрывно связано смещение временных планов, нарушение и/или исчезновение временных границ и пределов.

В «Чаепитии» такого явного смещения не обнаруживается, однако можно заметить очень интересную игру времени. В стихотворении мы сразу видим два временных среза – настоящее и военное прошлое. Вначале герой оказывается в настоящем, в нем он обращается к своему другу, призывая совершить совместный обряд (пейте чай, мой друг старинный). Но это не простое настоящее. Во-первых, оно очень четко связано с бытом: желтой свечкой стеаринной я украшу ваш уют; плед шотландский на коленях; самовар, как бас из хора; даже чашка из фарфора у меня, представьте, есть; и серебряную ложку рядом с чашкой положу – и т.д. А отсутствующие, но желаемые предметы быта достраиваются воображением: не грустите о поленьях, о камине и огне... …И второе, еще более важное: все эти предметы напоминают то ли о довоенном времени, то ли вообще о дореволюционном, во всяком случае никаких примет настоящего, т.е. 70-х годов XX в., у этого описываемого быта нет. В строках, посвященных этому настоящему, очень много слов, связанных со старостью и древностью: мой друг старинный, по рецептам прежних лет, друг мой давний, не случайны с древних лет, старый плед. Да и слово чаепитие достаточно архаично для середины семидесятых. Как будто герой сделал свой выбор в пользу старого уюта:

В жизни выбора не много:
кому – день,
а кому – ночь.
Две дороги от порога:
одна – в дом,
другая – прочь.
Нынче мы – в дому прогретом…

Это настоящее отсылает нас к литературе и XIX, и XX в. Вспомним второй том гоголевских «Мертвых душ», где есть такое лирическое отступление: Где не бывает наслаждений? <...…> Трещит по улицам сердитый тридцатиградусный мороз, взвизгивает исчадье севера, ведьма-вьюга, заметая тротуары <...…>, но приветливо <...…> светит вверху окошко где-нибудь и в четвертом этаже: в уютной комнатке, при скромных стеариновых свечках, под шумок самовара, ведется согревающий и сердце и душу разговор, читается светлая страница вдохновенного русского поэта...…

Пожалуй, с «Чаепитием» Окуджавы соотносится стихотворение Блока «На улице – дождик и слякоть» (1915 г.):

<...> Глухая тоска без причины
И дум неотвязный угар.
Давай-ка наколем лучины,
Растопим себе самовар!
………………………
За верность старинному чину!
За то, чтобы жить не спеша!
Авось и распарит кручину
Хлебнувшая чаю душа!

Если учесть, что стихотворение Блока написано во время Первой мировой войны, связь этих текстов становится еще более крепкой. Зная, что такое война, блоковский герой, как позже и герой «Чаепития», стремится вернуться в / вернуть устоявшийся уютный быт. Они верны старинному чину, традиции чаепития, а блоковское житье не спеша, возможно, переходит в подробное и обстоятельное описание заваривания чая:

Я для вас, мой друг, смешаю
В самый редкостный букет
Пять различных видов чая
По рецептам прежних лет.

Кипятком крутым, бурлящим
Эту смесь залью для вас...

А шотландский плед мы встречаем у Мандельштама, в стихотворении «Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето» 1933 г.:

Есть у нас паутинка шотландского
старого пледа,
Ты меня им укроешь, как флагом
военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше
ячменное горе,
Выпьем до дна!

Связь военной темы с шотландским пледом, пусть и ассоциативная, в стихотворении Мандельштама, в общем, напоминает и чаепитие, где герой с шотландским пледом на коленях полностью уходит в воспоминания о войне.

Интересно, что чай является магическим питьем, которое обладает возможностью разграничивать время: кипятком крутым, бурлящим, эту смесь залью для вас, чтоб былое с настоящим не смешалось хоть сейчас...… С другой стороны, из-за этого напитка прошлое врывается в настоящее и его заполняет.

Военное воспоминание – второй временной срез в стихотворении Окуджавы. Поначалу прошедшее входит в настоящее волей героя: но, склонившись над столом, на какое-то мгновенье все же вспомним о былом. Однако в дальнейшем контроль над прошлым теряется. На протяжении 10 строф, т.е. около половины стихотворения, герой вспоминает военное время, и в центре этих воспоминаний – не собственно бой, а то, как после боя живые в поле устроили привал и душу согревали кипятком из котелка и как услышали чей-то горький монолог:

Как бы ни были вы святы,
как ни праведно житье,
вы с ума сошли, солдаты,
это дрянь, а не питье!
Вас забывчивость погубит,
равнодушье вас убьет,
тот, кто крепкий чай разлюбит,
сам предаст и не поймет…

Эта речь сначала показалась герою смешной и парадоксальной:

В самом деле, что крученый
Чайный лист – трава и сор –
Пред планетой, обреченной
На страданье и разор?
Что напиток именитый?

Но заваривание чая приобретает значение символическое, отказ от него оборачивается гибельным равнодушием, даже предательством, а память о нем – тем, что

…средь крови и разлук
Целый мир полузабытый
Перед нами ожил вдруг.
Был он теплый и прекрасный…

Именно прошедшее, воспоминание о войне, определяет настоящее, в котором приметы быта – лишь знаки высокого и счастливого содержания жизни:

Я клянусь вам, друг мой давний,
Не случайны с древних лет
Эти чашки, эти ставни,
Полумрак и старый плед,

и счастливый час покоя,
и заварки колдовство,
и завидное такое
мирной ночи торжество.

Получается, что настоящее в «Чаепитии на Арбате» – не что иное, как возвращенное, воскрешенное или удержанное, сохраненное давнее прошлое. Или нечто, известное с древних лет и обладающее ценностью непреходящей.

 

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru