УЧЕНИКИ СОЧИНЯЮТ

Елизавета МАНЬКОВСКАЯ,
10-й класс, школа № 57, г. Москва

Пушкин в романе И.С. Тургенева
«Отцы и дети»

Роман «Отцы и дети» весь проникнут Пушкиным – от первых глав, где Николай Петрович цитирует «Онегина»: «Как грустно мне твое явленье…» – до эпилога, где упоминается «равнодушная» природа из стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных…». Герои Тургенева характеризуются в числе прочего тем, что они говорят и думают о Пушкине. Любовь к нему Николая Петровича наряду с игрой на виолончели, «сочувствием» природе противопоставлена небрежности отношения и незнанию Базарова. Отношение к поэту выдает в героях представителей разных эпох, борьбе которых посвящен роман. И то, что «Stoff und Kraft», рекомендуемая Базаровым, занимает место «Цыган», тоже значимо: «Цыганы» в свое время были вещью почти политической, ее с восторгом встретили декабристы (Рылеев в письме к Пушкину: «От “Цыган” все без ума»). Теперь же стремление к свободе заменяется «материей» и «силой» (Аркадий: «Мы ломаем, потому что мы сила»), одна философия – другой, гегелисты – нигилистами. Имя Пушкина становится символом, и не только эпохи или определенного периода литературы, а как бы поэзии вообще, и находится, таким образом, в ряду таких понятий, как искусство, природа, то есть всего того, что отрицает Базаров. И не случайно в «разговоре в стогу» – самом знаменитом «пушкинском» месте романа – эти понятия соединяются в словах Базарова: «“Природа навевает молчание сна”, – сказал Пушкин». Как «романтизм» для Базарова «природа – храм», так точно такой же «романтизм» и «вздор» поэзия.

Но если для Базарова это символ эпохи уходящей, то для Тургенева эти ценности непреходящи, что видно прежде всего из того, как в различных комбинациях, может быть, невольно в романе просвечивают параллели с пушкинскими произведениями. Прежде всего с «Евгением Онегиным» и теми произведениями, которые «Евгений Онегин» породил, потому что «Отцы и дети», безусловно, стоят в ряду произведений о «герое времени» (вспомним чисто «печоринское» высказывание Базарова: «Нет, я еще долго на свете маячить буду» и «тоскливую скуку»), и, может быть, невольно, но очень явно проступают параллели с пушкинским романом о «герое времени» – «Евгением Онегиным». Наиболее очевидно, конечно, сопоставление Евгения Онегина и Евгения Базарова, но у Тургенева все сложнее, и часто образы некоторых героев имеют нечто общее с другими совершенно, казалось бы, несопоставимыми.

На первый взгляд, правда, в глаза бросается внешнее несходство героев: красные руки и бакенбарды Базарова (по выражению Прокофьича, уподобляющие его «свинье в кусте») противостоят онегинским «щеткам тридцати родов и для ногтей, и для зубов» и его прическе «по последней моде» – каждый герой наделен внешними приметами человека своего круга и своей эпохи (не случайно у человека предыдущего века – Павла Петровича – «ногти хоть на выставку»). Однако Базаров, как и Онегин, производит впечатление крупной трагической фигуры, резко противопоставленной обществу. Если Онегин «людей, конечно, знал // И вообще их презирал», то Базаров презирает всех и «с невыразимым спокойствием» отрицает «всё».

Очень много общего и в строении романов. Повествование следует за передвижениями Базарова из города в деревню, из деревни в город и т.д. Сравним с планом «Онегина»: герой приезжает из города в деревню, сразу же противопоставляет себя местному обществу («он фармазон», «он дамам к ручке не подходит»); объявляется «опаснейшим чудаком». Описание бала в уездном городе перекликается с подобными описаниями в «Евгении Онегине»: во-первых, с именинами Татьяны (ср.: отставной советник Флянов, «обжора, взяточник и плут», и чиновник у Тургенева, говорящий о весне, что тогда «каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку»; ротный командир, «созревших барышень кумир», и военный, залихватски восклицавший «pst, pst, mon bibi»); во-вторых, с петербургским балом: встреча с Одинцовой, зарождение «чего-то», отрицаемого Базаровым, «вселившегося в него», и любовь Онегина к Татьяне – светской даме.

Нечто общее есть и в характерах Татьяны и Одинцовой. Если у Татьяны «душа ждала кого-нибудь», то Одинцова хочет «чего-то, сама не зная, чего именно». Обе обладают решительным характером и независимым умом; первыми способны сделать шаг навстречу мужчине: Татьяна пишет письмо Онегину; Одинцова вызывает Базарова на объяснение. То достоинство, с каким держит себя Одинцова на балу, напоминает «принятые» Татьяной приемы «утеснительного сана», ее «небрежную величавость». Но если в княгине из восьмой главы можно узнать «прежнюю Таню», если ее душа жива, то Одинцова пуста, и этим она напоминает Ольгу: «В чертах у Ольги жизни нет». И даже сам Базаров говорит, что «чудо – не она, а ее сестра». На что удивленный Аркадий замечает: «Как? эта смугленькая?» – а Базаров поясняет, что все в ней «свежо, нетронуто, и пугливо, и молчаливо» (вспомним онегинское: «Я выбрал бы другую, // Когда б я был, как ты, поэт»). Даже окончание разговора одинаковое:

Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

В «Отцах и детях» «Аркадий ничего не отвечал Базарову».

В то же время Одинцова своей холодностью напоминает и Онегина: для нее важнее всего покой, «спокойствие лучше всего на свете», – думает она после объяснения с Базаровым, заставляя вспомнить онегинское «свою постылую свободу // я потерять не захотел».

Связанная с Одинцовой тема соперничества Аркадия и Базарова перекликается с ревностью и бешенством Ленского. Пара героев, похожих, как «стихи и проза, лед и пламень», из которых один старше и опытней, тоже отсылает нас к «Онегину».

Возвращаясь к плану романа, перекликающемуся с пушкинским (где из соперничества вытекает дуэль), скажем, что дуэль, хронологически и по содержанию разъединенная с одним соперничеством (Аркадий – Базаров), соединена с другим, и тоже любовным (Павел Петрович – Базаров).

Сравним ситуации двух дуэлей: Ленский – Онегин и Павел Петрович – Базаров. Онегин получает от Ленского «короткий вызов, иль картель», а Базарова Павел Петрович вызывает при личной встрече. Совокупность выдуманного повода к дуэли (непочтительный отзыв о сэре Роберте Пиле) и истинных переживаний Павла Петровича, связанных с Фенечкой, сопоставима с воображаемой изменой Ольги. Даже восклицание Ленского:

Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал, –

почти точно соответствует бреду Павла Петровича: «Я не потерплю, чтобы какой-нибудь наглец посмел коснуться…».

Принятие вызова Базаровым «по-джентльменски» и невозможность отказа («тогда он бы меня ударил») соответствуют светскому «всегда готов» Онегина и светским причинам невозможности отказа. После принятия вызова и Онегин, и Базаров мысленно возвращаются к истинной причине дуэли – любовной. И для Онегина, и для Базарова сама по себе причина дуэли – незначащее событие. Базаров: «что за важность, поцелуй»; Онегин сам знает, что «подшутил вечор небрежно».

Однако поведение Базарова в ночь перед дуэлью приближает его к Ленскому – оба не спят: один начинает письмо к отцу, другой пишет стихи; перед обоими встает образ любимой женщины. Ленский «видит Ольгу пред собой»; «Одинцова кружилась перед ним», – сказано о Базарове.

Тема мистики, сна: кружится Одинцова, она уже мать, потом Фенечка – кошечка, Павел Петрович предстает в виде леса, – относит нас к сну Татьяны с его дремучим лесом, чудищами и предвидением дуэли. Само действие дуэли разворачивается у Тургенева по пушкинскому плану. Дуэль Онегина и Ленского со многими грубыми нарушениями ее правил начинается с опоздания Онегина. Этот мотив присутствует и в тургеневской дуэли. Встреча начинается со слов Павла Петровича: «Извините, я, кажется, заставил вас ждать».

Цепь нелепостей и нарушений продолжается у Пушкина представлением секунданта – камердинера. У Тургенева чем-то «вроде секунданта» оказывается Петр. Одинаковым оказывается и план дуэли – действия участников: заряжаются пистолеты, отмериваются шаги, камердинеры отходят – «За ближний пень // Становится Гильо смущенный», а Базаров предлагает Петру «даже за дерево стать и уши заткнуть». Интересно совпадение. Когда Базаров отмеривает шаги, считая вслух, он произносит: «Четыре... Пять...…» – что заставляет вспомнить, как сходятся Ленский и Онегин. «Два врага <...…> четыре перешли шага, // Четыре смертные ступени <...…> Вот пять шагов еще ступили».

Ощущение нереальности, несерьезности происходящего у Пушкина создается грубыми нарушениями правил дуэли и небрежностью Онегина, сквозящей во всем – от лакея-секунданта до ленивого «Начнем, пожалуй». Точно то же гнетущее ощущение фарса испытывает Базаров: «Экую мы комедию отломали». Но если у Пушкина последние мгновения перед дуэлью окрашены трагедийно, то в «Отцах и детях» фарс выдержан до самого конца. Мысли у Базарова в эти мгновения достойны скорее балаганного персонажа: «Он мне прямо в нос целит, – подумал Базаров, – и как щурится старательно, разбойник!» (Вспомним, что Ленский, «щуря левый глаз, стал также целить»).

Но фарс не кончается, ожидание смерти, закрепленное и «Евгением Онегиным», и «Героем нашего времени», не оправдывается. От пушкинского образа смерти и снега остается лишь струйка крови «на белых, как снег», панталонах. Из дуэлянтов Базаров и Павел Петрович превращаются в доктора и пациента. Получается очень интересное совпадение: реплики, которыми перед дуэлью обмениваются Павел Петрович и Базаров, – одна по-французски, другая по-латыни – забавно отражаются в том, что Павел Петрович готов, несмотря на рану, продолжать дуэль, то есть поступает благородно и «по-французски». Базаров же, как и следует медику, запрещает ему это, и, как он сам перед дуэлью говорит: «Так-то: вы мне по-французски, а я вам по-латыни», – наносит и здесь поражение Павлу Петровичу.

Дуэль не завершилась смертью, но тема смерти продолжается: «Освещенная ярким дневным светом его красивая исхудалая голова лежала на белой подушке, как голова мертвеца…... Да он и был мертвец».

Сюжет романа и дальше следует пушкинскому. Один из дуэлянтов – «мертвец», другой, победивший, то есть Базаров, уезжает. Он едет к родителям. «Тоскливая скука и глухое беспокойство», овладевающие Базаровым в деревне, сродни тоске путешествующего Онегина. После дуэли в судьбах героев наступает перелом, и как в последней главе Онегин становится другим героем, так и Базаров в конце – другой. Эта перемена важна и с точки зрения пушкинской темы: Базаров, отрицавший поэзию, говоривший, что «порядочный химик в двадцать раз полезнее поэта», неожиданно становится способным чувствовать поэзию. Эта перемена начинается в нем с объяснения с Анной Сергеевной: «темную, мягкую ночь» мы видим глазами Базарова – он открывает окно.

Вначале встреченная им с раздражением (его это «мучит и бесит», и он издевается над «красивой» фразой Аркадия о кленовом листе) поэзия все же проникает в него, и последние его слова Одинцовой: «Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…» – полны истинной поэзии.

К пушкинской теме в романе относятся и такие персонажи, как родители Базарова: старички, живущие в деревне, где Василий Иванович посадил «несколько деревьев, любимых Горацием» (что заставляет вспомнить пушкинское «Капусту садит, как Гораций»), впрочем, Василий Иванович, конечно, не Зарецкий, а скорее Ларин, а Арина Власьевна – Ларина. Про нее сказано, что «ей бы следовало жить <…...> в старомосковские времена»; она набожна и чувствительна; прочла только «Алексиса, или Хижину в лесу» (прямая параллель с «она любила Ричардсона // Не потому, чтобы прочла»); неизменные французские клавикорды; выходит замуж неохотно, и «скоро все перевелось»: «расплылась и позабыла музыку и французский язык», «в хозяйстве, сушенье и варенье» узнала толк, «привыкла и довольна стала».

После объяснения с Одинцовой, после дуэли Базаров ни в чем не находит радости, на него находит онегинская хандра. Все то, что он отрицал, оказалось настоящим, существующим. Но он не может перемениться и начать жить по-другому и обречен на смерть.

Если в самой ткани романа так много пушкинских мотивов, то тема гибели героя к ним совершенно не относится. Тема смерти Базарова возникает еще тогда, когда он говорит Аркадию, что вот он и отправился к «отцам» после «рыцарского турнира»; продолжается в разговоре с Одинцовой, где он сравнивает ее слова о том, что он добр, с возложением венка из цветов на голову мертвеца, и разрешается, наконец, физической смертью от заражения крови. С мыслью о смерти связаны рассуждения Базарова о том, что «часть времени, которую» ему «удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где» его «не было и не будет».

Но если для Базарова все кончается смертью, крахом его идей, то сам роман кончается любовью, то есть победой: Аркадий женится на Кате, Николай Петрович на Фенечке, и даже судьба Павла Петровича не омрачает картину (к концу романа Базаров и Павел Петрович опять поменялись ролями: Базаров мертв по-настоящему, в середине пути, в ожидании успехов, какие прочат ему отец и мать, а Павел Петрович, как Онегин, «изгнанник», вечно скучающий денди). Но даже эта мрачная нота вечного холода и воспоминаний не заставляет любовь уступить: над могилой Базарова приходит поплакать любящая чета «старичков». Поэтому роман кончается не спокойствием «равнодушной природы», а вечным примирением – эта тема тоже пушкинская: в стихотворении «Брожу ли я вдоль улиц шумных…...» тоже все кончается «жизнью бесконечной». Базаровские рассуждения о вечности, где его нет и где его не будет, перекрываются пушкинским приветствием племени «младому, незнакомому» и утешением от мысли о том, что жизнь будет продолжена в потомстве.

Таким образом, пушкинские темы, герои и мотивы получают в романе «Отцы и дети» новое преломление. И именно благодаря им возникает еще один вариант решения проблемы «отцов и детей»: сталкивающееся, враждующее в конце концов примиряется в «жизни бесконечной», которая невозможна ни без одной, ни без другой стороны и которая их объединяет в себе.