МЕТОДИЧЕСКИЕ РАЗРАБОТКИ

М.В ПАНОВ

Продолжение. См. № 32, 33/2003, 3, 11/2004

Как можно преподавать морфологию в школе

Лекция № 5

<Вступление>

<О 20-х годах ХХ в.> Это был Ренессанс в педагогике! Сколько новых методов! Сколько замыслов! Некоторые из них были очень глупые. Вот, например, я захватил еще бригадный метод. Ох, глупая выдумка была! Это означает, что на экзамен от бригады идет один человек. И все получают отметку. Чтобы я из математики что-нибудь знал – ни в коем случае! Потому что за математику шли отвечать другие лица.

Но была одна хорошая идея, так и не получившая воплощения, а только заявленная: чтобы учебники писали сами ученики. Вот это была идея! Профессор Малаховский очень энергично ее проповедовал, но учебника у него не получилось все-таки¹.

Почему эта идея может быть плодотворной? Что же, ученики будут теорию какую-то свою сочинять? Вот Фортунатов придумал свою грамматику, а какой-нибудь там Петя Петров свою будет писать? Нет. Учитель рассказывает ученикам, идя им навстречу, то есть такими словами, с помощью таких примеров, которые хотя и касаются научной грамматики, но понятны для детей. Значит, речь шла о том, чтобы научную грамматику, а именно фортунатовскую грамматику, донести до сознания ученика, но учитель должен постараться уже сдвинуться навстречу ученику. А ученик должен сдвинуться навстречу этой грамматике. То есть ученики, послушав учителя, почитав учебник, выполнив упражнение, занимаются сами уже рассказом о том, что они услышали. Они по-своему пересказывают. Вот такое совместное движение: от учителя к детям – и от детей к науке.

Почему это важно, почему это было бы хорошо? Дети по-своему, на своем языке рассказали бы то, что, может быть, для них во взрослом изложении сложно, нашли бы свои слова, свои упражнения, свои объяснения – это было бы замечательно! У Малаховского – очень опытного методиста и лингвиста-диалектолога – это не получилось, судя по всему. И я думаю, и у нас с вами не получится. Но это интересно использовать как прием обучения.

Своеобразная игра: мы пишем учебник! Почему это хорошо именно по русскому языку? Ведь исследование включает очень много аспектов, которые на других предметах невозможно полностью охватить. Ну, во-первых, поиск объекта исследования. Когда учитель на уроке биологии изучает, скажем, какую-нибудь селезенку у человека, то он не говорит: «Давайте найдем селезенку, объявляю поиск селезенки». Он чисто теоретически, по учебнику, ну, может, он препарат покажет – эту селезенку заспиртованную.

А мы с вами можем объявить розыск самого материала. Изучают, скажем, – вот я сегодня буду говорить о том, как части речи можно изучать вот по этому «малаховскому» принципу. Мы изучаем, мы находим определенные факты в языке: язык-то дает возможность объявить поиск фактов! Значит, полностью весь курс проходим научного поиска.

Во-первых, собираем материал, разыскиваем, размышляем, подходит он или нет для нашей работы. Материал группируем, обобщаем. Находим законы, которым он подчиняется. Любой другой предмет не дает возможности все эти исследовательские операции провести, и только язык дает возможность с учениками пройти по всем рядам вот этого поиска.

Значит, единственность материала – языкового – располагает к такой вот игре в то, что мы изучаем, находим методы обобщения и изложения материала, – это очень важно, потому что в нашем обществе самое теперь главное – найти методику обучения детей мыслить. И это – мощное средство обучения мыслить.

Чему же мы можем учить, каким идеям можем учить, так вот преподавая русский язык? Мы так детям и должны сказать: ребята, а мы будем учебник писать. Учебники пишут взрослые тети и дяди, а они в ребячью жизнь войти не могут, они не могут мыслить, как нужно, чтобы детям было удобно понимать. А вот мы с вами будем писать учебник, очень пригодный для детского понимания.

Вообще я вам скажу: когда я от одной девочки услышал – она рассказывала об органах речи и сказала: «У нас дыхательное горло находится внутри шеи», – мне до того понравилось это детское выражение, что я даже в учебник его вставил. Вот такие детские выражения, умелое раскрытие какой-то мысли – все это очень хорошо было бы найти.

Какие же идеи должны проникнуть в этот курс? Ну, во-первых, понятие системы. В языке единица существует тогда, когда она соотнесена с другой единицей. Могут быть такие задания: может ли быть единственное число без множественного в языке? Если есть единственное число без множественного, это просто означает, что слово не изменяется по числам. Единственное число не может быть без множественного, а множественное не может быть без единственного. В языке существуют, как сказал когда-то Соссюр, только различия. А раз только различия, то всегда должны быть соотнесены различные единицы. Это первая идея: язык – система, в языке все соотнесено друг с другом. Чтобы торчала какая-то грамматическая категория одна как перст – этого быть не может.

Вторая идея – это идея позиционной системы. Позиция определяет единицу, единица протекает через сеть позиций. В каждой позиции единица может очень сильно меняться, а остается сама собой. Ну, как вы знаете из фонетики, <о> в разных позициях превращается то в [а], то в [ъ], то в [и], а то и в ноль.

И третья идея – это идея нейтрализации. Вот где дисциплина <ума>! Оказывается, одна единица, та же самая, может быть представлена в разновидностях очень различных, друг на друга не похожих. А с другой стороны, единицы могут нейтрализоваться, совпадать: <о> и <а> в безударной позиции совпадают. Одна и та же звуковая единица, а мы считаем, что это две фонемы скрестились, что это какое-то различие, только утраченное в данной позиции. Одно и то же мы рассматриваем как разные фонемы. Разные звуковые единицы рассматриваем как одну фонему. Вот где дисциплина ума: разное оказывается тождественным, тождественное оказывается разным!

<Части речи>

Тема «Части речи» для детишек неинтересная. Во-первых, они уже в начальной школе познакомились с частями речи, а потом им одно и то же повторяют: есть существительные, есть прилагательные, есть глагол и так далее. Детишки скучают. И вот первая методическая задача – заразить детишек интересом к этой теме, показать, что она очень любопытная. А то, что эта тема любопытная, можно ввести, дав два предположения, две теории.

Теории тоже звучат очень неказисто. Одни говорят (Фортунатов): «Части речи – это самые большие грамматические классы». Есть маленькие грамматические классы – ну, скажем, класс глаголов совершенного вида, класс глаголов несовершенного вида, класс форм прошедшего времени, а вот самые большие, охватывающие все грамматические классы, – это части речи.

А в пику этой теории выдвинута другая теория. И тоже звучит весьма постно. Теория такая, что части речи – лексико-грамматические классы. Скучно? Да, скучно. А как детишкам сделать интересно? А напустить на них Льва Владимировича Щербу. Щерба был возмутитель спокойствия! И скажет иногда какую-нибудь вещь, которая явно ни в какие ворота не лезет, но вот с ним начинают спорить, волноваться, опровергать Щербу – и тут какие-то открываются новые дали.

Фортунатов сказал: медведь – существительное, потому что склоняется. Ну, он такого примера не приводил, но это вытекает из его теории. Раз существительные – это большие грамматические классы, то почему медведь – существительное? Имеет грамматические значения: падежей – склоняется, изменяется по числам, принадлежит к роду. Существительные – это грамматический класс, который характеризуется тем, что слово изменяется по падежам – склоняется, имеет единственное и множественное число и принадлежит к роду.

А тут Щерба: медведь не потому существительное, что склоняется, а оно склоняется потому, что существительное. То есть, значит, грамматическая характеристика не определяет часть речи, а вытекает из того, что это часть речи. А почему же тогда медведь – существительное, если грамматическая характеристика – только следствие, а не причина? А потому что это зверь, животное. Вы знаете такие слова, которые называют животных, зверей – и не существительные? Весь лексический класс названий животных, зверей – он весь относится к существительному. Петух – существительное, крокодил – существительное, сколько бы вы ни перебирали этот лексический класс названий животных, они – существительные. Вот какую выдвинул идею – но не Щерба, это, я бы сказал, традиционная идея. Просто он ее защищал.

Что делать специалисту по русскому языку? Две теории. Ну, то, что Щерба сболтнул, – это обнаруживается сразу. Во-первых, не всякое существительное склоняется. Это бьет и по Фортунатову, и по Щербе. Какое-нибудь окапи – животное, какое-нибудь кенгуру – животное – не имеет морфологической характеристики, никак не изменяется. А тем не менее существительное. Значит, не прав Щерба: «Медведь склоняется, потому что это – существительное». А кенгуру – существительное, а не склоняется, не обязательно должно склоняться. Но и против Фортунатова это: грамматических изменений вообще нет.

Вот две теории, которые кажутся уязвимыми.

Значит, будем искать, говорите вы детишкам, что же такое части речи. Как будто пока у нас ничего не получается. Но выдвинуты два предположения, будем думать, какое из них лучше. А какой эмоциональный настрой? Детям нужно сказать, что одно по своему существу гораздо лучше, чем другое.

Двойные критерии не годятся для классификации, когда сразу по двум признакам. Можно ли классифицировать предметы на голубые и неголубые и одновременно – прямоугольные и непрямоугольные? Одновременно нельзя. Это две разные классификации.

А тут, оказывается, мы все части речи должны построить: существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, наречие – как будто они по одной классификации расставлены, а мы выдвигаем не один признак, а два. Вот надо детишкам показать, что по двум признакам классифицировать нельзя.

Доктор дает два лекарства. Он должен сказать, какое после какого. Если безразлично, сказать: безразлично. А так он должен их координировать. Ну, точно так же классификацию надо координировать: когда сначала одну классификацию употребляем, когда другую. А ведь никто же этим не занимается: когда нужны лексические сведения, когда нужны грамматические, чтобы классифицировать по частям речи. Сначала определи, зверь или не зверь, а потом ищи грамматическую характеристику или как-то по-другому комбинируй.

Вот, значит, детишкам надо внушить нежелание, чтобы была это лексико-грамматическая классификация, потому что она какая-то неопределенная: когда хвататься за лексику, когда хвататься за грамматические признаки – ведь об этом же не говорится, просто готовое блюдо подают, остывшее, давно известное и уже отчасти съеденное, подают какое-то заливное полурастаявшее, подают какой-то остывший суп. Почему? Потому что существительное они давным-давно уже знают, что отвечает на вопрос: кто? что?, и слушателям это неинтересно. Вы задаете задание: а давайте попробуем критерий Фортунатова использовать, нельзя ли будет обойтись без лексических всяких ненужных внесений? Вот, значит, задача.

Ну, вначале надо все-таки детишкам напомнить (хотя они и знают), что такое части речи. Витя, назови несколько существительных. Витя называет. (Дети пришли в школу, надо возобновить в памяти.) А ты, Нина, назови несколько прилагательных. Она называет. Еще ученик – несколько глаголов. Мы будем вести работу только в кругу этих трех частей речи: существительное, прилагательное, глагол. Вот если к ним может быть применен один только грамматический критерий – значит, мы доказали, что части речи – грамматические классы, а лексические значения несущественны.

Трое учеников напомнят, что это такое за части речи. Дальше ведь мы должны доказывать, что по грамматической характеристике мы классифицируем слова, а получаются части речи. Но тогда надо напомнить, что такое грамматическая характеристика. Вы на доске пишете: вода, воды – и говорите: эти слова, эти вот две формы различаются только грамматически. Подчеркните грамматическую часть. Они подчеркивают окончания. Мы возобновили в памяти учеников, что такое грамматика, – это всякие окончания, попросту говоря.

Иду, идет – как, Леня, по-твоему, это разные слова или одно и то же слово, но грамматически различные формы? Нет, это одно слово, только грамматически они различаются. А чем они различаются? – значит, окончаниями (окончания подчеркиваем). Мы напомнили, что такое грамматика: грамматика имеет дело с окончаниями, с приставками – в общем, с аффиксами, с грамматическими частями слова.

А вот я напишу на доске: вода – трава. Это разные слова? Разные, да. А чем они различаются? Лексической частью: вод- и трав- (подчеркиваем). Ид-у – вед-у: это разные слова? Разные. Лексически разные. Подчеркните лексическую часть. Вы скажете: это все очень просто и скучно. Для того, чтобы бежать потом быстро, это надо напомнить.

Проверяем две мысли, по-простецки: я иду навстречу ученикам и формулирую их по-простецки, по-детски. Верно одно из двух. Первое: достаточно знать грамматические признаки слова, чтобы определить, к какой части речи оно принадлежит. Достаточно знать грамматические признаки слова, чтобы отнести его к определенной части речи. Вот первое. Второе предположение: недостаточно этого, надо еще знать и лексический класс.

На первый взгляд как будто вторая мысль – она и в учебнике обычно представлена – более убедительна. Что такое маренго? Надо знать, что это – название цвета. А все названия цветов – такие, как зелень, синева и так далее, – они существительные. Какая часть речи окапи? А что это такое – окапи? А это такая облезьянка, в лесах водится. Значит, ясно, что это – существительное.

Ну вот, будем проверять эти две идеи, две мысли. Какие, значит, могут быть грамматические признаки? Грамматический признак первый: изменяется по падежам. Грамматический признак второй: изменяется по родам. Грамматический признак третий: принадлежит к роду (не изменяется, а принадлежит к роду). Грамматический признак четвертый: изменяется по числам. Грамматический признак пятый: изменяется по наклонениям, временам и лицам. Вот, значит, и будем каждое слово проверять: какая у него грамматическая характеристика и достаточна ли она, чтобы определить, какая часть речи.

<Имя прилагательное>

Начнем с прилагательного. Прилагательное заставит нас мало мучиться. Назовите любое прилагательное, говорите вы, и я ручаюсь, что оно изменяется по падежам, родам и числам. И вот ученики записывают в тетради прилагательное и убеждаются, что оно эту грамматическую характеристику имеет. А вдруг попадется прилагательное рад? Он очень рад. Глагол – радуется, а прилагательное – рад, рада, радо, рады. А по падежам не изменяется! Вот тут надо провести разъяснительную работу, и они должны – потом мы об этом поговорим – <...> по-детски объяснить это.

Если идет классификация абстрактных каких-то объектов, то она обычно не имеет исключений. Ну вот, скажем, мы изучаем замкнутые геометрические фигуры и классифицируем: треугольные, четырехугольные, пятиугольные... Будут ли тут исключения? Да нет! Какую фигуру ни возьмешь – она будет либо треугольник, либо четырехугольник, либо пяти-, либо шести- и так далее угольник. Это абстрактная фигура, и исключений не будет.

Но если вы будете плитки – реальные плитки, которыми облицовывают, – классифицировать, то окажется, что четырехугольная плитка будет без уголка, его надо надставлять – то есть будут исключения, которые являются инвалидами, которые ущербны, которые не обладают полным набором признаков. И надо сказать: вот идет Иван Васильевич, под трамвай попал, у него ноги нет, на костылях. А в определение человека входит: существо двурукое, двуногое и с головой. А Иван Васильевич что ж, не человек, если у него одна нога осталась? Нет, человек, хотя у него какая-то есть ущербность, он не обладает полным набором признаков, но у него достаточно признаков, чтобы считать его человеком.

У рад достаточно признаков, чтобы по грамматическим признакам его считать прилагательным: изменяется по родам, не принадлежит к роду, а изменяется по родам. Какие части речи умеют изменяться по родам? Прилагательные и глагол прошедшего времени. Но это не глагол прошедшего времени: по временам не изменяется. Значит, признаки грамматические какие: изменяется по родам, по числам. Не изменяется по наклонениям, по временам, по лицам.

На помощь зовем синтаксические признаки: относится с помощью вспомогательного глагола к существительному: Семен Семенович рад. Значит, достаточная грамматическая характеристика, чтобы отнести к прилагательному. Неполная, но все-таки признаков столько, что мы говорим уверенно: это – прилагательное.

Дальше хорошо бы взять текст какой-нибудь. Ищите в тексте: какие прилагательные есть и будет ли хотя бы одно, которое не отвечает грамматической характеристике?

Прилагательные – хорошо, это ледяная горка, и вы на саночках по этой горке легко съезжаете, доказывая, что Фортунатов прав: грамматическая характеристика достаточна.

Ну вот, я у Юрия Казакова, очень талантливого прозаика, нашел такой текст: Иногда вдоль дороги тянулась рожь. Она созрела уже, стояла недвижно, нежно-светлая в темноте, склонившая к дороге колосья. Значит, что ученик может принять за прилагательное? Она созрела уже... Почему созрела – это глагол, а зрелая – это прилагательное? Ученик рассуждает: потому что зрелая имеет нужную характеристику: изменяется по родам, числам и падежам. И этого достаточно. А созрела этих признаков не имеет.

Значит, дело не в лексическом классе: эти два слова относятся к одному лексическому классу – они рисуют, как, значит, злаковые (злаковые – вы такие слова употребляйте: рожь, пшеница, овес и другие) – так вот, и зрелая, и созрела – один класс лексический, а части речи – разные. Значит, не нужны лексические классы.

Стояла недвижно. Недвижно – наречие, потому что не имеет признаков прилагательного. Недвижная – прилагательное, потому что имеет признаки. Нежно-светлая в темноте. Нежно-светлая – прилагательное, потому что имеет признаки. Колосья слабо касались моих сапог и рук, и прикосновения эти были похожи на молчаливую, робкую ласку. Похожи – прилагательное. Нет? Ученики скажут: а вот не изменяется по падежам! Мы скажем: ан прилагательное! Ведь мы не говорим, что каждая форма у прилагательного должна иметь значение падежа, а мы говорим: прилагательное изменяется по падежам, то есть «часть речи» относится к слову, а не к форме слова. Форма слова может быть непадежная, а все-таки в целом слово является падежно изменяемым: похожая, похожую.

Воздух был тепел и чист, сильно мерцали звезды, пахло сеном и пылью и изредка горьковатой свежестью ночных лугов. У Юрия Казакова, у Тургенева, у Чехова масса эпитетов! У Паустовского. Если у вас тема «Прилагательное», вы должны купаться в Тургеневе, в Чехове, в Паустовском, в Юрии Казакове.

А вдруг попадется в каком-то упражнении сравнительная степень! Сильнее: прилагательное или нет? Значения падежа нет, значения числа нет, значения рода нет. Что же, не прилагательное? Вот Фортунатов сравнительную степень не считал прилагательным. Он в уголок веничком смел слова, которые вообще не изменяются. И в этот уголок он смел такие слова, как ах, да, смирно!, наугад, кенгуру и свежее. Но это как раз не осталось в грамматике, потому что ясно, что это была очень случайная смесь, это именно мусор получился в уголке.

А мы рассуждаем так: часть речи – это сказано не о форме слова, а о слове целиком, то есть о совокупности форм. Свежее относится к прилагательному свежий, свежее, свежая – то есть к тому, которое имеет формы рода, числа, падежа. Вот детишкам это важно объяснить, что категория «часть речи» относится к слову, а не к формам.

А тут такое игровое задание. В 5-м классе у нас Настя Кувшинчикова и Вова Бутузов, а в 6-м классе они стали взрослыми уже, более или менее. И там Нина Конькова, спортсменка, и Вася Воздушный – у него фамилия такая – Воздушный. Они уже взрослее, причем Вася Воздушный ухаживает за Ниной Коньковой, а она очень строптивая девочка, и она его все время ставит на место – не потому, что он ей не нравится, а потому, что она любит, чтобы ей подчинялись.

Вася Воздушный говорит Нине Коньковой: «Нина, вот ты говоришь, что только прилагательные изменяются по родам, что это их признак. А я вот скажу: это не признак прилагательного, потому что и существительные меняются по родам. Ведь ты говоришь, что существительные не меняются по родам?» – «Да, – говорит Нина, – именно это я и говорю; попробуй-ка оспорить!» – «А я буду спорить. Вот я Воздушный – это моя фамилия. Когда мы вырастем, я на тебе женюсь, ты будешь Воздушная». Нина Конькова: «Это еще как посмотреть. Ты у меня должен спросить, пойду ли я за тебя». – «Ты за меня пойдешь», – говорит самоуверенный Вася Воздушный. – «А я, может, останусь Нина Конькова!» – «Нет, ты будешь Воздушная. Значит, вот: существительное (а фамилии – это существительные), а изменяется по родам: Воздушный – Воздушная, Островский – Островская (девочка или жена)». – «Так ты что же, скажешь, что изменяются по родам существительные кузнец и кузница? Это разные слова, – говорит Нина Конькова. – Воздушный и Воздушная – это так же, как работник и работница, как рабочий и рабочая».

Но она права! Детишкам задаем вопрос: кто прав? Когда они догадаются, что это разные слова (существительные не изменяются по родам, это разные слова) – тогда сами найдите разные слова, которые кажутся существительными, которые кажутся изменяющимися по родам. Вот они и найдут что-нибудь: уполномоченный – уполномоченная, много таких названий профессий, фамилий найдут.

Итак, прилагательные отвечают требованию Фортунатова: прилагательные – это часть речи, которая обладает грамматическими признаками, и этого достаточно. Хорошо, вылезли.

Все эти три грамматических признака объединяются одним грамматическим признаком: прилагательное обозначает признак. Это не лексический класс, а грамматический. Напишите на страничке как можно больше прилагательных исходя из того, что они изменяются по родам, числам и падежам. Посмотрите, есть среди них такое, которое не изменяется и которое не является признаком? Нет, они все обозначают признак. Почему? Они не могут быть без существительного. Существительное – вместилище признаков, и поэтому сам по себе признак не существует. Не может быть просто белое – вот по улице движется белое – и все. Не может быть винтообразное – обязательно должен быть предмет винтообразный. Значит, прилагательное обозначает признак, то есть то, чем один предмет отличается от другого.

Вот дети учатся тому, что из частных грамматических разных признаков вырастает обобщенный грамматический признак. Как мы доказали, что вырастает? А очень просто: мы подобрали слова, которые отвечают частным грамматическим признакам: изменяются по родам, по числам, по падежам – и они все оказались названиями признаков. Это: шли по лапти, а нашли рукавицы. Вот, знаете, повезло людям – шли по лапти, лапти нашли: лапти изменяются по родам, числам, падежам. А нашли рукавицы – что-то еще более ценное – это, оказывается, три грамматических признака всегда обусловливают собой грамматически обобщенный признак: название качества (или, вообще говоря, какого-либо признака предмета). Грамматическое отличие – то, что они обозначают признак.

Вот это надо с детишками вывести, чтобы они поняли, что логически следует одно. На дом задание: целую страничку напишите прилагательных. Пусть папа и мама помогают. Написали, принесли в класс страничку прилагательных. «Они все у вас изменяются по родам, числам и падежам?» – «Все!» – кричат ученики. – «А они все обозначают признак предмета?» Смотрят удивленно: «Все». – «Значит, из одного вытекает другое».

Они учатся тому, что грамматические признаки двухэтажны. Вот ведь в чем все дело: грамматические признаки двухэтажны. Сначала говорим, как изменяется: вот по таким-то категориям, а потом вытекает, что обозначает отличительные свойства предмета, то есть признак.

<Глагол>

Как он будет себя вести? Глагол – это часть речи, которая изменяется по наклонениям, временам и лицам. То, что по числам изменяется, можно не упоминать, потому что это совпадет с прилагательным, существительным – по числам все знаменательные части речи изменяются, кроме наречия и числительного. Но вот изменяться по наклонениям, временам и лицам – это свойственно только глаголу. Так ли это? Но вот можно не упоминать или, наоборот, упомянуть, что есть такой глагол, по Дурново Николаю Николаевичу, нет. Не было дождя, не будет дождя и нет дождя. Если не было, не будет – глаголы, то и нет – тоже глагол.

Ну, вот мы и доказали, что изменяется по временам. По лицам и по числам не изменяется, а если это глагол, то по временам изменяется. Но это опять Иван Васильевич на костылях: не все признаки представлены, но тот признак, который представлен, изменяется по временам. А больше ничего не изменяется по временам, кроме глагола, – значит, годится. Признаков неполный набор, но то, что есть, глагольно.

По грамматическим признакам мы делим. Есть такие словечки, явно сказуемые, поэтому – глагол: Он бух в реку! Он шлеп меня по затылку! С крыши кап мне на макушку! Он мах рукой! Я вслед за Васей прыг в реку! Ну, ясно, что это глагольные формы. Пешковский называл их глагольными междометиями. Но не очень удачно. Они такие короткие, как междометия, и обычно рисуют какое-то действие, при котором можно сказать: эх! ох! – то есть междометием выразиться, но сами они не похожи на междометия по значению, явно это особые глаголы. Виктор Владимирович Виноградов называет их «ультрамгновенные», или «сверхкраткие», глаголы прошедшего времени. Вот как. Глаголы прошедшего времени. Изменяются по временам.

Найдем инфинитив этих глаголов. Бух в реку – бухнуть в реку, шлеп меня по руке – шлепнуть, с крыши кап – капнуть, он мах рукой – махнуть, прыг в реку – прыгнуть. Оказывается, это все глаголы с суффиксом -ну-, который не сохраняется в прошедшем времени. Значит, это все глаголы, имеющие свой инфинитив, имеющие свой глагольный суффикс -ну-, имеющие прошедшее время без этого суффикса. Чем отличается от другого глагола с -ну-, которое сохраняется в прошедшем времени: сохнуть, вянуть, вянул, сохнул? Это не ультрамгновенные, это с суффиксом -ну-, но -ну- совсем другое. А вот -ну-, которое выпадает, – ультрамгновенный вид – нет, это настоящие глаголы – по грамматическим признакам.

Ну, хорошо, дети расширяют свое знание глаголов и их времен. Придумывают примеры, где используются такие глаголы с -ну-, которые теряют -ну-. Значит, какую грамматическую характеристику имеет этот глагол? Глагол на -ну-: бухнуть, шлепнуть – имеет, конечно, общую характеристику – изменяется по наклонениям: ты шлепнул бы, ты шлепни, он шлепнул бы – по наклонению изменяется. По лицам изменяется: шлепну, шлепнешь. По временам изменяется. Но вот бух – это прошедшее время. Значит, во всех отношениях глагол. Но он имеет еще такую грамматическую характеристику: это уже не часть речи, а это маленький грамматический класс: он имеет суффикс -ну-, обозначающий мгновенное, обычно энергическое действие. Он исчезает в прошедшем времени – грамматическая характеристика. Значит, мы остались в кругу грамматических признаков.

А вот глаголы безличные: они, наверное, не изменяются по наклонениям? Ну, конечно, трудно сказать кому-нибудь: а ну смеркайся быстренько! Или: смотри, морозь сильнее! Просто ситуации нет, где бы это было бы уместно, в быту. Нельзя сказать: Мама, морозь. А может быть, и можно, в смысле: поставь в холодильник, заморозь, да?

Морозить, морозит – про погоду, это безлично. А вот можно сказать по отношению к холодильнику, где может быть морозить. Если есть какое-нибудь существо, которое может сутки укорачивать, то можно сказать: Ну, смеркался бы ты! Или так: если бы Земля вращалась вдвое быстрее, то смеркалось бы гораздо чаще. Изменяется по наклонениям! Так что <если> ситуации нет – мы не используем повелительное, сослагательное наклонение. А была бы ситуация подходящая – мы бы использовали. Значит, безличные глаголы – потенциально по наклонениям изменяются.

Щерба-то говорит: это лексический класс – действие, которое проходит без действующего лица. А Фортунатов отвечает: а это и грамматический класс, потому что имеет характеристику. Обычно глаголы изменяются по наклонениям. «Погодные» безличные не изменяются вообще, да? Но по наклонениям изменяются: морозило бы может быть в известных контекстах. Морозь – по отношению к Деду Морозу: встречаете вы Деда Мороза – и что вы ему говорите? Смотри, тает, слякоть, а ну морозь сейчас же, Новый год наступает! И Дед Мороз начинает морозить. Вы ему сказали: морозь – то есть безличный глагол изменили по наклонениям. Итак, безличные глаголы – это настоящие глаголы, потому что отвечают характеристике глаголов, потому что по наклонениям изменяются только глаголы.

И что, на этом точка? Нет, характеристика глаголов также двухэтажная. Глагол обозначает действие – процесс изменения. Действие – процесс изменения: не то, что постоянно, но изменяется во времени, – это значит процесс. И посмотрите, что глагольная характеристика делает с лексическим классом: она подчиняет себе лексический класс. Арарат высится над соседними горами. Что делает Арарат? Арарат высится. Такое впечатление, что это – действие. Вот даже трудно сразу отказаться от такого впечатления – это ведь действие. Да не действие, это картинкой можно показать! Одни горы ниже, а другие выше. Если я картинкой показал, где никакого действия нет, – это положение в пространстве, глагол высится на самом деле никакого действия не показывает, он относится к лексическому классу слов, показывающих пространственные отношения.

Якутия занимает самый крайний север нашей страны. Что такое занимает? Язык нас настраивает на то, что мы думаем: это вроде как бы действие. На самом деле проще это действие указкой на карте показать. Карта никакого действия не показывает. Карта себе смирно висит, ничего процессуального в карте нет.

Якутия простирается от такой-то долготы-широты до такой-то. Простирается – кажется, что это – действие. Но это опять-таки явление на карте. Вот такие глаголы есть.

Пограничный столб показывает границу. Да ничего он не показывает, он стоит себе вот так вот, вертикально, и никакого действия в нем нет. Его можно вытащить, тогда он не будет показывать границу, будет процесс вытаскивания. А если с ним никакого действия не совершается, <нрзб> здесь глагол никакого действия не показывает. Однако он изменяется по временам – как будто есть действие.

Это лекарство называется аспирин. Аспирин переменил свою фамилию, называется ацетилсалициловая кислота. Но все равно он как-то называется. Глагол называется никакого действия не показывает. Называется – глагол, который мнимое действие показывает.

Цапля напоминает журавля. А цапля ничего не делает. Когда, какое действие совершает цапля, чтобы оно отвечало глаголу напоминает журавля? Да никакого.

Почему я вас убеждаю, надрываюсь? Потому что глагол настраивает нас на то, что есть действие. Почему? Грамматическая характеристика оказывается сильнее лексического класса.

Есть такой лексический класс, показывает положение в пространстве. Широкий, ширина, ширь, просторный, простираться, глубокий, глубь, углубить, углубление, глубоко, из, в, на – все эти слова составляют класс пространственных слов, <имеют> пространственное лексическое значение. Они не одна часть речи, это разные части речи. Так вот, попадает слово из этого лексического пространственного класса в глаголы, и мы уже не признаем, что оно просто показывает пространство, мы думаем, что оно показывает действие: лексическая характеристика отступает, отходит на задний план, а господствует грамматическая глагольная характеристика.

Есть такие прилагательные, которые показывают процесс, например, охладелый, осиротелый, промерзлый (вот это мы промерзлые с вами). Мы думаем, что это признак показывает, а на самом деле это ведь действие: охладелый, промерзлый. Здесь, значит, так же: как глагол превращает пространственный признак в действие, так прилагательное действие превращает в признак – то есть и здесь грамматическая характеристика побеждает лексический класс.

Итак, грамматическая характеристика глагола двухэтажна: изменяется по наклонениям, временам, лицам – это нижний этаж грамматических признаков. А над этим надстраивается верхний этаж – «обозначает действие». Итак, для глагола и для прилагательного лексический класс, оказывается, не нужен, не надо обращаться к лексическому классу, а действителен только класс грамматический, вот.

¹ В.А. Малаховский рассказывает о своем опыте написания со школьниками учебника грамматики в статье «Как дети сами написали грамматику», напечатанной в Сибирском педагогическом журнале № 4 за 1924 г. – Прим. публикатора.