ПОДСПОРЬЕ

Сегодня мы публикуем небольшие мемуарные зарисовки о войне, принадлежащие перу Александра Ивановича СЕЛИВАНОВА (1908–1976), выдающегося ученого, специалиста в области ремонта и эксплуатации машинно-тракторного парка, действительного члена Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук.
На фронт он ушел хотя и молодым, но уже сложившимся человеком. Может быть, именно это обстоятельство позволило ему заметить и сохранить в памяти много подробностей фронтового быта, ускользавших от более юных. Сказались, наверное, и инженерная профессия, и свойственные ей наблюдательность и зрительная память.
Сами воспоминания создавались и были единственный раз опубликованы (в многотиражной газете института, в котором работал автор) в 1960-е годы. Но в основе многих из них – письма с фронта к маленькой дочке. Это еще больше увеличивает их достоверность, доверие к рассказанному в них.

Александр СЕЛИВАНОВ

Из фронтовых записок

Гром натуральный

К фронтовой обстановке, как и ко всякой другой, люди быстро привыкают. Поэтому, когда кругом грохочут бои, которые тебя непосредственно не касаются, ты всегда занят и делаешь то, что тебе надлежит делать по долгу службы вообще или по какому-либо заданию в частности.
Ты можешь спать, есть, умываться, писать, разговаривать (несколько громче), когда кругом грохочет, и делать любое другое дело, когда ты уже привык. Вообще грохот боя чаще всего вызывает плохое настроение; ведь ясно, что при этом происходит уничтожение многих ценностей, созданных многолетним трудом человека, не говоря уже о гибели людей.
Хорошее и незабываемое настроение от грохота появлялось лишь перед наступлением наших войск, когда велась артиллерийская подготовка. Ни в каком кинофильме и ни в одном театральном представлении никто и ничем не воспроизвел и не в состоянии воспроизвести волнующий, перекатывающийся, всесотрясающий грохот артподготовки из тысячи орудий. Это звучало как музыка, как могучая песня, зовущая к победе. Это подтвердят все фронтовики.
Но однажды я услышал и испытал на фронте еще более радостную и могучую музыку в таком же грохоте. Это было в конце мая. Я шел километров за 6–7 в штаб тыла 5-й армии по лесной дороге, где-то около Вязьмы.
Было тепло, сухо и совсем тихо. Мысли мои были где-то в делах или в расчетах времени (успею – не успею?), и внезапный грохот застал меня врасплох. Я даже не сразу сообразил, с какой стороны он пришел и что это – бомбежка или артиллерийский залп.
Но через какую-то долю секунды, оторвавшись от своих мыслей, я уже улыбался от охватившего меня счастья и радости.
От волнения я даже остановился и готов был кричать: «Еще!», «Еще!». Это был обыкновенный гром быстро разразившейся весенней грозы. Как он был хорош, этот спутник мирной жизни!

Что делать?

Если тебе надлежит идти или ехать по какому-либо заданию по фронтовым тропкам-дорожкам или бездорожью (полем или лесом) и в пути тебя застал артиллерийский обстрел немцев, не сворачивай с дороги, даже когда прямо на дороге впереди тебя только что разорвался снаряд, потому что следующий снаряд может разорваться сзади тебя – таков математический закон рассеивания снарядов при одной и той же наводке орудий.
Если бы ты повернул назад, возможно, как раз и угодил бы под этот следующий снаряд. А теперь ты только качнулся от воздушной волны, подобрал упавший с тобой рядом еще горячий (идет пар от снега) рваный осколок и дальше пошел.
В бесконечных разговорах томительных дней и ночей фронтовых лет (особенно 1941–1942 гг.) бойцы, шоферы, офицеры, друзья-однополчане спрашивали друг у друга, как реагировать на такую ситуацию, когда ты попал под обстрел или бомбежку. Я обычно отвечал довольно стандартной фразой: «Исполнять свой долг». Это, во-первых, очень простой совет, а во-вторых, и в-третьих, и в-сотых, – он очень емкий.
Он быстро приходит в голову, успокаивает, ставит все на свое место, отбрасывая далеко в сторону обстановку, которая сложилась рядом, заставляет действовать, перешагивая через эту обстановку, спокойно и деловито.
Человек становится собранным и, хорошо, четко соображая, делает то, что надлежит. Позднее мне многие говорили, что этот совет им помогал. А те, кто от грохота взрывов ложился вниз лицом в ближайшую канаву или прятался в кустах, чаще всего на фронте погибали быстро.
Еще помогала в такой ситуации древняя восточная пословица, которую я усиленно внедрял в своем батальоне: «Трус умирает от царапины – раны храброго заживают быстро».
В нашем батальоне эту пословицу знали все.

Затишье

Уже целый месяц затишье.
Затишье – это не то, что нет войны. Нет, война есть.
На фронте почти всегда стреляют. Летают самолеты. Бомбят понемножку. Разведчики охотятся за «языками» и пр.
Но нет наступления или подготовки к наступлению, нет большого передвижения частей, нет или мало ночных операций.
Стороны окопались и стоят на постоянных позициях. Это и есть затишье. В частях идет учеба, освоение новой, а для любителей также и трофейной техники, ремонт машин, переформирование подразделений, замена или выдвижение комсостава (кто проявил себя по-хорошему и перерос прежний пост, выдвигается повыше), самодеятельность готовит концерты и проводит постановки на быстро сколоченных сценах лесных клубов. Артистов и затейников – хоть отбавляй! Проводится вручение наград и т.п. По вечерам в землянках или палатках ведутся бесконечные разговоры, споры, пение песен. Захочешь, чтобы было потеплее, или захочешь выпить горячего чая, растопи «буржуйку» и грейся. А если еще сверху на эту разогретую «буржуйку» положить несколько кусочков от сахарного пайка (так меня научил один литовец), ты через несколько минут в землянке почувствуешь уют, будто ты дома, и уже готовы вкусные жареные пироги.
Но предварительно надо заготовить дрова. В ход пошли топор и пила. Но что это? Только что отпилил хороший чурбан, а уже следующий не пилится: пила скрепит, цепляясь за металл. Отпилил рядом, расколол и увидел – ...застрявший в дереве осколок снаряда или бомбы. Весь лес прифронтовой прострелен, изранен; вершины деревьев сбиты, в стволах сотни осколков и пуль.
В дальнейшем надо повнимательнее готовить тут дрова. А так затишье во время войны было всегда предпочтительнее. В период затишья землянки делались добротными; уже хватало времени напилить тес и застлать пол весь или хотя бы частично, привести в порядок обгоревшую где-либо, но не изуродованную кровать, заготовить ровный чурбан вместо стула, сколотить стол.

Когда звенит песня

Только что освобожден от гитлеровцев наш советский город.
Не все ли равно какой: Смоленск или Вязьма, Ельня или Витебск.
Город еще дымится и горит во всех концах. Пожары тушить пока некому. Улицы завалены мусором, кирпичом, землей от воронок, разбитыми машинами.
Только что убрали убитых, изолировали пленных, взяли под охрану склады, трофеи военной техники.
Только что расклеили на всех уцелевших домах, воротах, столбах, перекрестках приказ № 1 Военной комендатуры города об ответственности за укрытие солдат и офицеров противника, о сдаче брошенного и оставленного оружия и о трудовой мобилизации для расчистки улиц города.
Измученные мирные жители города, прятавшиеся во время боев в подвалах и ямах, выходят, осматриваются и спрашивают военных, что им делать, чем они могут помочь.
Им очень хочется поговорить, посмотреть, улыбнуться советским воинам, сказать спасибо за изгнание гитлеровцев, но они смущаются и еще боятся, не верят – «правда или нет» и переживают свою радость молча. Они еще не знают, к кому с тем или другим вопросом следует обращаться, за какую работу браться самим. Поэтому они просто стоят и молчат и ждут: кто-нибудь им, наверное, скоро скажет, что делать.
И вдруг со стороны агитлетучки на автомашине, выехавшей на самое высокое место центральной площади города, зазвенела, полилась громкая, веселая русская песня в исполнении хора им. Пятницкого. Не все ли равно, какая это песня. Она мгновенно коснулась, охватила всех.
Солдаты заулыбались – песня уж больно хороша, весела.
Исхудалые местные жители – не улыбались, они молча плакали от счастья. Плакали все: и старые, и молодые. В период оккупации гитлеровцы запрещали петь песни (за слушание радио грозил расстрел), и вот они опять услышали звонкую родную песню.
Разрушенный город, звонкая песня из громкоговорителей, плачущие от счастья измученные люди. Это очень крепко помнится.
Фронт пошел на Запад.