БИБЛИОТЕЧКА УЧИТЕЛЯ
LXI выпуск

Подлинные книги переживают своих авторов. «В мастерской стиха Маяковского» была дважды переиздана (М., 1978 и М., 1991). И наша редакция в год 75-летия гибели Маяковского и 60-летия Победы решила продолжить разговор о языке поэта лингвистической главой из книги Тренина (в книге она стоит четвертой; печатается по изд. 1978 г.). По своему материалу она ближе всего отвечает задачам школьного курса и удачно дополняет опубликованные нами ранее (и сохраняемые на сайте www.1september.ru) работы Р.О. Якобсона и Г.О. Винокура.
Цитаты из произведений Маяковского в отдельных случаях уточнены по «Полному собранию сочинений» в 12 тт. (М., 1939–1949) – последнему изданию, в подготовке которого успел участвовать Владимир Владимирович Тренин.

С.Г.

В.В.ТРЕНИН

Особенности языка Маяковского

Словоновшества Маяковского и его необычный синтаксис представляют собой законченную систему, планомерно развивавшуюся и видоизменявшуюся от первых стихов футуристического периода до революционных поэм.

Из всех работ, до сих пор написанных о Маяковском, наиболее ценный анализ стилевых особенностей его поэзии дает экскурс Якобсона в его книге «О чешском стихе, преимущественно в сопоставлении с русским».

Якобсоном вскрыт конструктивный принцип стиха Маяковского, определяемый условиями акцентного ритма, – выделенность, обособленность каждого слова – и с исчерпывающей полнотой описан синтаксис Маяковского.

О языковом строе Маяковского, о принципах его словотворчества до сих пор подобной работы не было.

В этой главе я хочу дать на основе наблюдений над черновыми и законченными текстами Маяковского предварительный очерк его языковой и стилевой системы и хотя бы отчасти наметить те элементы, которые сохранили свою устойчивость на протяжении его восемнадцатилетней поэтической работы.

Наиболее наглядная и неоднократно отмеченная в литературе особенность стиля Маяковского – обилие слов с увеличительными и уменьшительными суффиксами.

Прием этот обычно связывается с опытами Хлебникова, создававшего новые слова путем присоединения различных приставок к известным корням.

Однако словотворчество Хлебникова и слово-производство Маяковского исходят из совершенно разных и несоизмеримых принципов.

Неологизмы Хлебникова – попытка вырваться за пределы обычного языкового мышления.

Помирал морень моримый морицей
Верен в веримое верицы
Умирал в морильях морень
Верен в вероча верни
Обмирал морея морень
Верен веритвам Вераны
Приобмер моряжески морень
Верен верови верязя.

(Садок судей II, 1913)

В этом маленьком стихотворении, ярко воплощающем стиховые тенденции Хлебникова, внимание читателя отведено от значения основы (темы слова) к оттеночным значениям приставок.

Сквозь всю вещь проходят только два кон-кретных смысловых плана, данных корнями мор- и вер-. На этом скупом фоне развертывается сложнейшая игра эмоциональных оттенков, возникающих путем ассоциации неологизмов с бытующими в языке словами (в морильях – в усильях, моряжески – княжески и т.д.).

Стиховой мир Хлебникова иллюзорен. Он не ориентирован на какую-либо реальность, лежащую вне его. Словесный орнамент отрывается от предметных смыслов так же, как оторвался геометрический орнамент от изобразительных заданий.

В отличие от Хлебникова, стихи Маяковского тематичны. За самыми эксцентрическими его образами всегда лежит реальная действительность.

Стилистическая система Маяковского не нуждается в нюансировке, в смысловых полутонах, в полусловах и полунамеках.

Или – или.
Или патетика, или сарказм.
Или гипербола, или фигура преуменьшения.

Для этой цели оказались очень пригодными суффиксальные новообразования, подсказанные практикой Хлебникова, но конструктивно и функ-ционально гораздо более близкие к увеличительным и уменьшительным формам фольклорной поэзии.

Впервые Маяковский применил эту систему в стихотворении 1913 года «Шумики, шумы и шумищи»¹.

Сравните в другом стихотворении того же года:

Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.

(I, 51)

На противоположных полюсах антитезы располагаются эти неологизмы и в знаменитом диалоге с Богом в поэме «Облако в штанах» (1915):

Я думал – ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.

(I, 195)

Прием был найден и закреплен.

Увеличительные и уменьшительные формы встречаются на всем протяжении поэтической работы Маяковского, обычно в сгущенном, подчерк-нутом виде:

Мыслишки звякают лбенками медненькими.

(Люблю, 1922)

Сидите,
            глазенки в чаишко канув.

(Братья писатели, 1917)

В первопечатном тексте было: «Глазенки в чай канув».

Присоединив уничижительный суффикс ко второму слову, Маяковский добился особого смыслового эффекта: усиления отрицательной эмоцио-нальной окраски и в предыдущем слове, которое может иметь не только презрительный, но и ласкательный оттенок.

Этот пример лишний раз показывает, как тщательно Маяковский перестраивал мельчайшие формальные элементы для усиления общей смысловой направленности вещи.

Так же общеизвестны новообразованные Маяковским собирательные имена (с суффиксом -ё-).

В современном русском языке этот суффикс малопродуктивен, и собирательные имена вытесняются обычными формами множественного числа.

Однако для Маяковского важна отрицательная аффективная окраска этих слов, возникшая в обычном словоупотреблении, где суффикс -ё- приобрел оттенок пренебрежительности (хулиганьё,
старьё, тряпьё, бабьё).

Отсюда – такие неологизмы Маяковского:
 Дамьё от меня ракетой шарахалось...
...но с детства людьё трудами муштровано.

(Люблю, 1922)

Гостьё идет по лестнице.

(Про это, 1923)

Пусть их скулит дядьё.

(Марш комсомольца, 1923)

Зазубрит фразу
                – ишь ребятьё!

(Чье рождество, 1928)

 Впрочем, вот три случая, когда слова с суффиксом -ё- применяются в собирательном значении без презрительного оттенка. Если в первых двух примерах еще можно заметить легкий след этой окраски, то в третьем контекст решительно устраняет эту возможность:

 Над дохлым лошадьём вороны кружатся.

(Два не совсем обычных случая, 1921)

Машиньё сдыхало, рычажком подрыгав.

(Рабочим Курска, 1924)

Я
    планов наших
            люблю громадьё,
размаха
        шаги саженьи.

(Хорошо!, 1927)

Очень развита у Маяковского категория сокращенных имен, построенных на «нулевом» суффиксе:

...И пошел к Ивану сквозь утреннюю ясь.

(150 000 000, 1920)

Но странная их солнца ясь
струилась...

(Необычайное приключение, 1920)

(Ср. «На душе и мир и ясь». Ханжа, 1928)

...толщь непроходимых шей.

(Сволочи, 1922)

Носятся нэписты
в рьяни,
в яри...

(Бюрократиада, 1922)

...Верить бы в загробь.
...Глядит в удивленьи небесная звездь.

(Про это, 1923)

Как феллахи,
                    неизвестно чем
распахиваем земь².
...Крик,
    вгоняющий
                    в дрожание и в ежь³.

(Рабочим Курска, 1924)

А по-моему,
                        осуществись такая
                                                           бредь ...

(Сергею Есенину, 1926)

...воскресает годов легендарь.

(Мюд, 1926)

Он к нам пришел,
                            чтоб советскую нищь
на кабаки разбазаривать.

(Взяточники, 1926)

Засадила садик мило,
дачка,
                дочка,
                                водь и гладь.

(Во весь голос, 1930)

Сравните еще отглагольные имена существительные:

Поэты, размокшие в плаче и всхлипе...

(Облако в штанах, 1915)

Аршины букв подымают ор.

(Стихи о проданной телятине, 1928)

Почти все эти новообразования являются рифмовыми словами. Несомненно, что некоторые из них и были вызваны к жизни условиями стиховой конструкции – необходимостью найти рифму, укоротить, сжать обычную форму слова. Однако в этом нет ничего, снижающего ценность подобных неологизмов.

Взаимодействие и взаимозависимость звуковой и смысловой сторон слова всегда плодотворны в поэтическом языке.

Традиция укорочения слов, как и многие другие приемы, восходит к народной поэзии. На это ссылался еще Пушкин в своем ответе критику, ополчившемуся на его строку

Людская молвь и конский топ.

Анализируя подобные словообразования Игоря Северянина, филолог-славист Р.Ф. Брандт писал:

«Наши книжные слова нередко грешат неудобною длиною, на что жаловался уже Дмитриев в предисловии к своим басням, над чем подтрунил один чех, Рубеш, сказав, что “у русского словaR саженные”:

Rus ma' sa'hodlouha' slova.

Ввиду этих длиннот, несомненно, весьма желательно удачное слитие двух слов в одно, а также и другие сокращальные приемы»⁴.

Стремление к укорочению слова в стихах Мая-ковского наиболее заметно в именах прилагательных. Типичны для него такие формы, как человечий (множество примеров, тогда как обычную форму – человеческий – я не нашел ни разу), ложащий («Два не совсем обычных случая», 1921), («Хорошо!», 1927), орлий («Левый марш», 1918), воробьих ребер («150 000 000», 1920), из-под попьей палки («Наше воскресенье», 1923) и т.д. и т.п.

Есть и случаи сознательной игры на оттенках различных суффиксов:

Невыносим человечий крик.
Но зверий
                душу веревкой сворачивал.
Я вам переведу звериный рык,
если вы не знаете языка зверячьего.

(150 000 000, 1920)

Разумеется, все эти примеры нельзя объяснить стремлением создать какой-то особый, «телеграфный» стиль или продиктовать нормы словесного строительства языку практическому, как думали некоторые критики. Укорочение обычной словесной формы является одной из возможностей повысить выразительность слова, но это достигается и противоположным путем: взаимопроникновением слов, соединением двух или нескольких словесных значений в одну лексическую единицу.

Гораздо чаще, чем «энглизированные» типы односложных неологизмов, Маяковский создает многосложные, «гомеровские» эпитеты.

Роман Якобсон отмечает такие «чудовищные эпитеты» Маяковского в стихах первого периода (1912–1920): «звонконогие гимнасты», «простоволосая церковка», «мясомясая быкомордая орава».

Чтобы доказать устойчивость составных эпитетов на всех этапах развития метода Маяковского, достаточно привести несколько примеров:

Тело лазоревосинесквозное⁵.
...Эскадры верблюдокорабледраконьи.

(Пятый Интернационал, 1922)

...И Урал орал, непроходимолесый.

(Рабочим Курска, 1924)

...школа – кино америколицее.

(Беспризорщина, 1926)

(Хорошо!, 1927)

Из зева до звезд взвивается слово
золоторожденной кометой

(Письмо тов. Кострову, 1928)

...не так, как песенно-есененный провитязь,
...не как стрела в амурно-лировой охоте.

(Во весь голос, 1930)

Процесс создания и стилистическую роль этих эпитетов можно проследить по черновику стихо-творения «Киноповетрие».

Целевое задание отрывка – дать характеристику спекулянтской публике, смеющейся над фильмами Чарли Чаплина.

После строфы

Молчи, Европа,
                        дура сквозная!
Мусьи,
           заткните ваше орло.
Не вы,
        я уверен,
                    не вы –
                                я знаю, –
над вами смеется товарищ Шарло, –

Маяковский первоначально записывает:

Жирные животами. Лобиками узкие.
Европейцы – на чем у вас пудры пыльца?

Записав эту строку, Маяковский тут же переправляет слово лобиками на лбенками, так как ласкательный эмоциональный тон этого слова явно противоречит саркастической направленности всего отрывка.

Вторично просматривая черновой (записанный карандашом) текст стихотворения, Маяковский вписывает чернилами поверх этой строки новую редакцию, вошедшую в окончательный печатный текст: «Жирноживотные. Лобоузкие»⁶.

Так создаются два новых составных эпитета, в которых слиты значения двух корней и благодаря этому чрезвычайно усилена их выразительная роль. (Любопытно, что эпитет лобоузкий представляет собой пример обновления существующего в языке слова. В сущности, это слово узколобый, в котором Маяковский инверсировал, переставил составляющие его понятия.)

Не надо, конечно, думать, что все сложные эпитеты создавались именно таким путем: от самостоятельных слов к их слиянию. Некоторые возникали сразу, как слитные комплексы, но смысловая функция их в обоих случаях одинакова: это слова с удвоенной смысловой нагрузкой, эпитеты, заменяющие описательное словосочетание.

На этом же приеме взаимопроникновения смысловых плоскостей основаны и такие словообразования:

...рыхотелье подушками выхоля.

(150 000 000, 1920)

...словопадов струи.

(Рабочим Курска, 1924)

...У народа,
                у языкотворца,
умер
        звонкий
                    забулдыга подмастерье.

(Сергею Есенину, 1926)

(Во весь голос, 1930)

Одним из действенных приемов поэтического языка является нарушение привычных грамматических категорий единичности и множественности. Символисты (особенно Бальмонт) создавали целые циклы новых имен абстрактного значения во множественном числе (типа «безглагольности»).

Маяковский также часто пользуется приемом необычного множественного числа, но, в отличие от символистов, он не изобретает новых отвлеченностей, а оперирует обычными словами, имею-щими предметное значение и окаменевшими в единственном числе.

...встречу я неб самодержца...

(Я и Наполеон, 1915)

То-то удивятся не ихней силище
путешественника неб⁷.

(Человек, 1917)

Есть ли наших золот небесней?

(Наш марш, 1918)

Тех нашли у истории в пылях...

(С товарищеским приветом, Маяковский, 1919)

...чтоб природами хилыми не сквернили скверы...⁸

(Мы идем, 1919)

...чугунами гремит, железами.

(150 000 000, 1920)

Нет места сомненьям и воям.

(Владимир Ильич, 1920)

Утихомирились бури революционных лон...

(О дряни, 1921)

...недоступная для тленов и крошений...

(Про это, 1923)

Железо текло в океанские илы...

(Рабочим Курска, 1924)

Я не жрец поэзий непролазных.

(Послание пролетарским поэтам, 1926)

...в мягких мебелях...

(Хорошо!, 1927)

Сияют веками на дворцовых медях
фамилии архитекторов.

(Стихи о красотах архитектуры, 1928)

Этому же закону подчиняются и несклоняемые существительные иноязычного происхождения:

По эхам города проносят шумы ...

(Шумики, шумы и шумищи, 1913)

...гремел омиллионенный множеством эх...

(Чудовищные похороны, 1916)

Маяковский использует и другую возможность поэтического словопроизводства: образование параллельных форм, отсутствующих в практическом языке. Так, по аналогии со словом бессонница соз-дался его антипод:

...и хочет ночь
заснуть – тупая сонница.

(Необычайное приключение, 1920)

Через шесть лет этот замечательный неологизм пригодился Маяковскому уже в более широком, обобщающем значении для характеристики пресловутой «российской лени»:

Качнется, встанет, подтянется сонница.

(Две Москвы, 1926)

Излюбленный Маяковским способ форсирования словесных значений – создание необычных степеней сравнений:

 Очистительнейшей влагой вымыт
грех отлетевшей души.
...Дантова ада кошмаров намаранней.

(Война и мир, 1916)

Где роза есть нежнее и чайнее?

(Надоело, 1916)

Какой сногсшибательный вид?

(Следующий день, 1916)

...простерся орел самодержца
черней, чем раньше,
злей,
орлинее.

(Революция, 1917)

Небывалей не было у истории в аннале
факта...

(Потрясающие факты, 1919)

Поэтов, старавшихся выть поднебесней...

(150 000 000, 1920)

Но эту всемирнейшую мясорубку...

(В.И. Ленин, 1924)

Что может быть капризней славы и пепельней?

(Послание пролетарским поэтам, 1926)

Найти растет старание
мужей поиностраннее.

(Поиски носков, 1929)

Самая богатая область словотворчества Маяковского – создание новых глаголов путем присоединения к обычным формам глагола различных приставок.

По-видимому, самый ранний опыт такого словообразования мы находим в трагедии «Владимир Маяковский» (1913):

Пухлыми пальцами в рыжих волосиках
солнце изласкало вас назойливостью овода –
в ваших душах выцелован раб.

(I, 153–154)

Здесь в двух смежных строках мы видим два глагольных неологизма, наиболее типичных для стиля Маяковского. Конструкция и функция первого из них совершенно прозрачна.

Приставка из-, присоединенная к глаголу ласкать, вносит в его значение оттенок усиленного проявления действия, доведение его до крайнего предела⁹.

Аналогично построен второй неологизм – выцеловать. Если мы сопоставим его, с одной стороны, с более употребительной формой исцеловать, а с другой стороны, с группой глаголов, образованных префиксом вы- (выговорить-ся; выкинуть, выписать и т.д.), то увидим, что приставка вы- вносит в значение основы те же признаки движения изнутри наружу или исчерпанности процесса, как и префикс из-.

Признак предельной напряженности процесса, вносимый префиксом из-, придает многим глаголам этой группы своеобразную и очень яркую эмоциональную окраску. Достаточно сравнить параллельно существующие в языке формы: утомить и истомить, замучить и измучить, растаять и истаять и т.д., – для того чтобы увидеть, что все глаголы второго ряда наиболее привычны в эмоционально-повышенной речи.

Окраска этих глаголов позволяет Маяковскому создавать множество неологизмов на префиксе из-.

Элементарнейший случай – присоединение приставки из- к простому глаголу несовершенного вида (сосать, ржать, греть и т.п.):

...вместе с иссосанной булкой...

(Облако в штанах, 1915)

И волны всех морей
по нем изостлались бархатом.
...Громоголосие меди грохотом изоржав...
...в ладонях своих изогрей их...

(Война и мир, 1916)

Мы еще извеселим берлинские улицы.

(Германия, 1922)

Если всю доску изыграть эту...

(Стих резкий о рулетке и железке, 1922)

Искрестилась толпа.

(Голосуем за непрерывку, 1929)

(Сравните: «Искрестившийся народ», «Два опиу-ма».)

Обрезовой
                пулей
                            сельскую темь
кулак иссверлил неистов.

(На что жалуетесь?, 1929)

Женщины окружили, платья испестря.

(Я счастлив, 1929)

От этих простых типов приставочных глаголов отличаются такие, в которых уже сама основа глагола является неологизмом, производным от имени существительного.

Один из самых ранних примеров – опять-таки в трагедии «Владимир Маяковский»:

Мир зашевелится в радостном гриме,
цветы испавлинятся в каждом окошке...

Этот глагол несет на себе новую смысловую нагрузку: в него включено сравнение цветов с оперением павлинов.

Сравните такие образцы:

...издинамитить старое.

(150 000 000, 1920)

...чтоб в нашем небе твой израдиило лоб.

(Разговорчики с Эйфелевой башней, 1922)

...злобу окопов иззмеив.

(Мой май, 1922)

...изэлектричат и Днепры и Волховы.

(На что жалуетесь?, 1929)

Языковая техника Маяковского допускает и вторичное наращение приставок на глаголы, уже снабженные ими.

Исключительный по эффекту пример – в прологе к «Облаку в штанах»:

...досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
Сравните в поэме «Про это»:

Ощупал – скользко, луковка точно.
Большое очень. Испозолочено.

Не реже Маяковский пользуется для создания сложных глаголов приставкой раз-:

Приди! Разотзовись на стих!

(Про это, 1923)

Леди,
        спросите
                    у мерина сивого –
он
    как Мурманск
                        разизнасиловал.

(Хорошо!, 1927)

Буржуй
             бежал,
                         подгибая рессоры,
сел
        на английской мели' .
В его интересах расперессорить
народы советской земли.

(Жид, 1928)

И, выпятив грудь,
                            раззаявит: «Мы
аж на тракторах
                        пахали».

(Любители затруднений, 1929)

Возможны даже случаи трехприставочного глагола:

Стоит
            машине
                            распрозаявиться,
уже
        с тротуара
                        спорхнула девица.

(Стих как бы шофера, 1929)

Маяковский присоединяет усилительную приставку раз- и к прилагательным, превращая их в гиперболические эпитеты (в этом случае он также перекликается с приемами фольклорной поэзии¹⁰):

Все
        в порядке разударном
в спешном,
                    в экстренном
                                            и в срочном.

(В чем дело?, 1928)

(Здесь важно еще тавтологическое накопление «канцелярских» эпитетов во второй строке.)

Хоть вы
и разъюнайтед стетс
                                оф
Америка.

(Бруклинский мост, 1925)

(В черновике было: юнайтед стетс. Гротесковое усиление иноязычного слова введено при стилистической обработке стихотворения.)

Сравните еще:

Возьми разбольшущий дом в Нью-Йорке.

(Небоскреб в разрезе, 1925)

Я, разбезалаберный до крайности...

(100%, 1925)

(В черновике первоначально было: «Даже я разбесхарактерный до крайности». Окончательная редакция любопытна тем, что эпитет, распадаясь на формальные частицы: раз+без..., обнажает архаичную основу алаберный¹¹.)

И уже у вожатых спрашивают октябрята:
Кто это рассмешная старуха?¹²

(Поп, 1928)

(Здесь новообразование мотивировано детским языковым мышлением.)

И вопросам разнедоуменным нет числа...

(Xopoшо!, 1927)

Время, – что надо –
распроститучье.

(Заграничная штучка, 1929)

Больше всего у Маяковского новоизобретенных глаголов с приставкой вы-. Почти в каждом стихотворении мы можем найти один или несколько образцов таких неологизмов. По-видимому, характер этих глаголов наиболее соответствует общим стилевым тенденциям Маяковского. Но несомненно, что здесь играет роль и закон русского языка, требующий переноса ударения в новообразованных глаголах этого рода с основы на префикс. Это подчеркивает необычность структуры неологизма и открывает возможности для изобретения новых рифм (главным образом дактилических).

Вот примеры на рифму:

Думает чиновник: Эх, удалось бы
этак на двести бабочку вытелю
[рифма: кителю].

(Гимн взятке, 1915)

Сравните в стихотворении «Теплое слово кое-каким порокам» (1915):

...вытелятся и вытянутся какие-то дети

А мне не жалко,
Лица не выгрущу [рифма: игрищу].

(Мысли в призыв, 1915)

...кто зубы еще злобой выщемил
[рифма: тыщами].

(Война и мир, 1916)

Дай хоть в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб
[рифма: гиря ведь].

(Лиличке! Вместо письма, 1916)

...душу выржу [рифма: биржу].

(Братья писатели, 1917)

Лежишь,
волоса луною высиня [рифма: лысина].

(Человек, 1917)

...пошел грозою вселенную выдивить
[рифма: тридевять].

(150 000 000, 1920)

Мисс Гаррисон до того преследованиями вызлена
[рифма: пожизненно].

(О том, как у Керзона с обедом
разрасталась аппетитов зона, 1923)

Вечер зубцы стенные выкаймил
[рифма: великом].

(Про это, 1923)

...у стен кремлевских вызмей
[рифма: коммунизма].

(Воровский, 1923)

Мысль засеем и выжнем
[рифма: книжным].

(Молодая гвардия, 1923)

Ну, пора: рассвет лучища выкалил
[рифма: привыкли].

(Юбилейное, 1924)

Я встал со стула, радостью высвечен
[рифма: тысячи].

(Разговор с товарищем Лениным, 1929)

Предельное разрастание этого приема – в поэ-ме «Флейта-позвоночник». Здесь мы находим:

...и вымчи,
рвя звездные зубья...

...выхмурясь тупенько.

...вызарю в мою последнюю любовь...

...Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют [рифма: рыжую].

...выщетинившиеся,
звери точно.

...Празднику тела сердце вызнакомь
[рифма: признакам].

...морда комнаты выкосилась ужасом.

...глазами вызарила ты на ковре его,
будто вымечтал какой-то новый Бялик...

...коленопреклонный выник
[рифма: именинник].

Если прибавить, что в этой поэме на протяжении трехсот строк есть целая серия более или менее употребительных глагольных форм с этой приставкой (выдумалась, вымозжу, вымер, выгранивал, вытекал, выселится, выбелят, вытянешь, выдранный, вычекань, вылинял, вырылись, выгромил, вырву, высеченный, вымучившая), то гипертрофия одного способа словопроизводства станет совершенно наглядной.

Наряду с этими двумя излюбленными видами приставочных глаголов Маяковский часто строит новые глаголы на префиксе раз-.

Первичное значение этой глагольной приставки – указание на движение, «сообщающееся разным предметам и простирающееся по пространст-ву» (А.X. Востоков)¹³.

Эта функция ясна в таких новообразованиях Маяковского:

...мечусь человечьим разжужженным ульем.

(Человек, 1917)

Разулыбьте сочувственные лица.

(Я счастлив, 1929)

Она, разулыбив облупленный рот...

(Парижанка, 1929)

...с полупохабщины не разалеться тронуту.

(Во весь голос, 1930)

...у меня из-под пиджака
развеерился хвостище...

(Вот как я сделался собакой, 1915)

В последнем примере значение распространения действия в разные стороны сохранено, но сам глагол необычен. Контекст объясняет нам значение этого неологизма (развернулся, распустился, как веер), заменяющего целое словосочетание (ср. в поэме «150 000 000»: «И снова с отдаленнейших слетаются планет, винтами развеерясь из-за солнца»). В той же поэме «150 000 000» встречаем такую необычную форму:

В диком разгроме,
старое смыв,
новый разгро'мим
по миру миф.

Место ударения отличает этот глагол от другого, обычного в литературном языке, – разгромить. Так же как и в предыдущем случае, в этом глаголе на первый план выдвигается момент сравнения: одно слово разгромим является эквивалентом целой фразы, значение которой приблизительно таково: разнесем в разные стороны, подобно грому.

Отсюда естественный переход к таким неологизмам:

Целый остров расцветоченного ковра.

(Человек, 1917)

Деревья за стволом расфеерили ствол.

(150 000 000, 1920)

Разбандитят до ниточки лапы арапины.

(Стих резкий о рулетке и железке, 1922)

...рвись разгромадиться в Ленина.

(Комсомольская, 1924)

...и весь размерсился, тронутый.

(Верлен и Сезанн, 1924)

Да так, чтоб скала распостелилась в пух.

(Тамара и Демон, 1925)

(В черновике первоначально было:

Любить, чтобы камень казался пух...

Эта переделка, как и многие другие, показывает, что при обработке текста Маяковский стремился активизировать образную структуру стиха, нагружая слова дополнительными оттенками значений. По сравнению с черновой редакцией здесь при помощи неологизма введен дополнительный образ, окрашивающий своим интимным тоном монолог поэта.)

Ваше имя в платочки рассоплено...

(Сергею Есенину, 1926)

...разлунивши лысины лачки...

(Четырехэтажная халтура, 1926)

...ляжешь
        отдохнуть
                от драк,
расфонаренный дурак.

(Два опиума, 1929)

...с шеей разжемчуженной,
                                        разбриллиантенной
                                                                        рукой...

(Парижанка, 1929)

В некоторых из этих примеров приставка раз- выполняет иную функцию – результативную, указывая на конец действия (по образцу глагола разворовать построены такие, как разбандитить).

Иногда Маяковский применяет глаголы этого типа для тавтологических построений:

...раскры'лилась
                        пара крыл.
Или ночь когда в звезди'щах разно'чится.

(Оба примера из стих. «Разве у вас не чешутся обе лопатки», 1923)

И пускай перекладиной кисти раскистены.

(Про это, 1923)

...то в море закат киселем раскиселится.

(Нордерней, 1923)

Небольшая, но очень интересная серия глаголов создана Маяковским при помощи префикса в-. Значение этой приставки не подвергается колебаниям: она всегда указывает направление движения вовнутрь предмета.

Учитывая это значение, Маяковский строит такие новообразования:

В каждое ухо ввой:
Вся земля –
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!

(Ко всему, 1916)

Железо рельс всочило по жиле
в загар деревень городов заразу!

(Война и мир, 1916)

В этой главе
                в пятиминутье всредоточены
бывших и не бывших битв года.

(150 000 000, 1920)

Всем,
        с броненосцев
                        на братьев
пушками вцеливших люки...

(Мой май, 1922)

...и герб
                звездой пятиконечной вточен.

(Долг Украине, 1927)

Все эти глаголы характеризуют какое-то конкретное движение, и значение их легко раскры-вается из контекста. Но опять-таки, как и в разобранных выше примерах, Маяковский нередко соединяет этот предлог с глаголами иных разрядов. Таким путем создаются метафорические неологизмы.

Один из ранних примеров:

По черным улицам белые матери
судорожно простерлись, как по гробу глазет.
Вплакались в орущих о побитом неприятеле:
«Ах, закройте, закройте глаза газет!».

(Мама и убитый немцами вечер, 1914)

Сравните в других стихотворениях, где приставка в- присоединена к заново изобретенным глаголам:

...стараюсь в стенку вплесниться.

(Про это, 1923)

В смокинг вштопорен.

(Красавицы, 1929)

...под Марксом в кресло вкресленный.

(Взяточники, 1926)

Родственная этому типу глаголов группа, построенная на префиксе вз- (вс-), означающем движение вверх, подъем (а также и напряженность действия или доведение его до предела).

Маяковский нередко усиливает эмоциональную окраску нормальных глаголов, вырывая из них обычные приставки на-, раз-, о- и т.п. и заменяя их префиксом вз-:

...взголенный,
разухабистый.

(150 000 000, 1920)

На лоб страны,
                невзгодами взморщенной...

(Беспризорщина, 1928)

...взрумянились щеки-пончики.

(Взяточники, 1926)

Каждый из этих неологизмов можно было бы заменить обычной формой (оголенный, наморщенной, разрумянились), но тогда специфический эмоциональный тон этих глаголов был бы утрачен.

Сравните «чистые» метафорические неологизмы:

Взбурься, баллад поэтовых тина!

(Человек, 1917)

А под этой
                идиллией –
                                взлихораденно-бешеные
военные
                приготовления.

(На Западе все спокойно, 1929)

Особый случай в поэме «Про это»:

Ему лишь взмедведиться может такое,
сквозь слезы и шерсть, бахромящую глаз.

Судя по контексту, этот глагол нагружен двумя значениями: по положению во фразе он замещает глагол привидеться, но в то же время в него включена метафора человек-медведь. В ином контексте мы склонны были бы истолковать слово взмедведиться как сочетание двух словесных значений: «взъерошиться (ощетиниться), как медведь».

Из других типов глагольных новообразований для стиля Маяковского характерны глаголы с приставками про-, с- и о- (об-).

Обычное значение приставки про- – указание на движение, проходящее сквозь какую-нибудь среду, или указание на предел движения (действия).

Приведу несколько примеров без объяснений:

Лопались люди,
проевшись насквозь...

(Облако в штанах, 1915)

Процелованный,
взголенный,
разухабистый.

(150 000 000, 1920)

Пароходы провыли доки:
«Дайте нефть из Баку!»

(Приказ № 2 армии искусств, 1922)

Расплывайся в процыганенном романсе.

(Про это, 1923)

Каждый дюйм
                бытия земного
 профамилиен
                 и разыменован.

(Ужасающая фамильярность, 1926)

Глаголы с приставкой с-.

Первичное значение этого префикса – движение сверху вниз – раскрывается в таком примере:

Белый сшатался с пятого этажа.

(Ко всему, 1916)

Аналогии этому неологизму в обычных типах глаголов движения: скатиться, сойти, спрыгнуть.

Другое возможное значение префикса с- (противоположное приставке раз-) – движение, сходящееся в одну точку:

Первый из маев
встретим, товарищи,
голосом, в пение сдруженным.

(Мой май, 1922)

Сегодня
        гнев
                скругли
                        в огромный
                                бомбы мяч.

(Воровский, 1923)

Аналогии в практическом языке: сблизиться, связать, свернуть.

И, наконец, третья функция – указание на завершенность процесса (типы глаголов: съесть, сжарить, списать):

Смаслились глазки щелясь.
...Белкой скружишься у смеха в колесе.

(Война и мир, 1916)

Нас ли сжалит пули оса?

(Наш марш, 1918)

...в ноздрю
сжаревший влетел мотыленок.
...Где Вильсона дряблость?
Сдули.
Смолодел на сорок годов.

(150 000 000, 1920)

Тип глаголов с приставкой о- (широко применявшийся в свое время Игорем Северяниным) у Маяковского встречается гораздо реже, чем перечисленные виды. Вот несколько примеров:

Гремел, омиллионенный множеством эх...

(Чудовищные похороны, 1915)

Остров зноя. В пальмы овазился.

(России, 1916)

Стыдом овихрены шаги коня.

(Последняя петербургская сказка, 1916)

Вытянется, самку в любви олелеяв.
...озакатили красным.
...Обезночил загретый.

(Человек, 1917)

Ветром опита,
льдом обута,
улица скользила.

(Хорошее отношение к лошадям, 1918)

Молнию рвущихся депеш
холодным стихом орамим¹⁴
...пеной волну опеня.

(150 000 000, 1920)

Из фабричной марки
две стрелки яркие
омолниили телефон.

(Про это, 1923)

Мороз, ожелезнивший волю...

(1-е мая, 1924)

...раздушенными аплодисментами оляпан.

(Письмо писателя В.В. Маяковского
писателю А.М. Горькому, 1926)

А что же о мае, поэтами опетом?

(Первомайское поздравление, 1926)

...на тех, кто лучше обносочен.

(Поиски носков, 1929)

Любопытно, что Маяковский иногда применяет приставку об- в тех случаях, когда традиционная грамматика предписывает о-.

Я, обсмеянный у сегодняшнего племени ...

(Облако в штанах, 1915)

Заново обкрасимся.

(Мы идем, 1919)

Я, всех оббегав, тут.

(Про это, 1923)

Другие разновидности префиксальных глаголов менее продуктивны в языке Маяковского, но и среди них есть очень интересные.

Следуя словопроизводственной тенденции живого разговорного языка, Маяковский присоединяет приставку по- не к простым глаголам, а к производным, вызывая в них оттенок особой интенсивности процесса или его завершенности:

Чтоб его прокормить,
поистратили рупь...

(150 000 000, 1920)

...поощупал вещи.

(Версаль, 1924)

Понаобещает либерал или эсерик прыткий...

(В.И. Ленин, 1924)

...а к решеткам памяти
                                уже
                                        понанесли
посвящений
                        и воспоминаний дрянь.

(Сергею Есенину, 1926)

Группа глаголов за-.

У глаголов с этой приставкой функции разнообразны, но основная – указание на начало дейст-вия (тип: закричать, засиять, зашуметь):

В ширь непомерных легких завздыхав...

(150 000 000, 1920)

Мосты забунтуют по первому зову.

(Разговорчики с Эйфелевой башней, 1922)

Другая функция приставки – образование совершенного вида к новоизобретенным глаголам (рождестветь, рифмоплесть, бензинить):

...весело елками зарождествели.

(Про это, 1923)

...пустяк, который полегше зарифмоплесть.

(О поэтах, 1923)

Теперь
           забензинено
                        шесть лошадих
в моих
                четырех цилиндрах.

(Ответ на будущие сплетни, 1928)

Немногочисленны, но очень интересны глаголы группы при- (основное значение приставки – направление движения к одной точке или сосредоточение процесса вокруг одного центра: причалить, прижить. Другая функция – ограничение сферы или силы действия: приоткрыть, придержать).

Метафорическую нагрузку несет глагол в таком примере:

Чикаго внизу
                землею прижаблен.

(150 000 000, 1920)

В этом глаголе скрещиваются два значения: действие («прижат», «придавлен») и объект действия («как жаба»). Сравните неологизмы подобной конструкции у других поэтов: «мы примагничены к бессмертью» (Игорь Северянин), «Его к порогу примагнитит» (Асеев). (Действие «притянет» + субъект действия – «магнит».)

Остальные виды префиксальных глагольных неологизмов у Маяковского редки.

Группа от-:

Оттрудясь,
                развлекаться
                                не чаплинской лентой.

(Протестую!, 1923)

(Функции приставки – завершенность процесса в некотором временном отдалении: тип – отшуметь.)

Группа до-:

Я свое, земное, не дожил,
на земле
                свое не долюбил.

(Про это 1923)

Группа на-:

Тело
        намускулим
                        в спорте и душе.

(Непобедимое оружие, 1928)

Группа под-:

Что угодно подписью подляпает.

(Фабрика бюрократов, 1926)

Мы видим, что Маяковский в своем языковом творчестве использовал все возможности производства приставочных глаголов, предоставленные богатой грамматической структурой русского языка.

Но поэтическая грамматика Маяковского не замыкается в этих границах: он достигает обновления словесных конструкций и другими способами, например, вырывая из производного глагола сросшуюся с ним приставку и акцентируя таким образом значение основы.

В обнаженном виде это дано в стихотворении «Бюрократиада» (1922). Воскрешение церковно-славянского слова в современном контексте имеет сознательно рассчитанную поэтом комическую функцию:

Ищите и обрящете,
Пойди и «рящь» ее! –
которая входящая и которая исходящая?!

Сравните аналогичные примеры в том же стихотворении:

Щеголяют выкладками,
цифрами пещрят, –

и в стихотворении «Зевс-опровержец» (1928):

И краска
        еще не просохла,
                                а он
пещрит
        статейные мили¹⁵.

Как и в первом случае, здесь подвергся операции усечения глагол древнего происхождения – церковнославянизм (эквивалент его в современной огласовке: испестрить). Однако отбрасывание префиксов применяется Маяковским и вне комических целей, для создания новых форм глаголов, параллельных существующим в практическом языке:

Встаньте,
ложью верженные ниц...¹⁶

(Война и мир, 1916)

Есть глагол совершенного вида взрыхлить и соответствующий ему глагол несовершенного вида взрыхлять, но Маяковский создает новый глагол рыхлить, отбрасывая приставку:

Небо пропеллерами рыхль!

(Это значит вот что, 1923)

Таким же образом из глагола совершенною вида оформиться Маяковский вырывает приставку о- и создает новый глагол несовершенного вида:

формясь

(150 000 000, 1920)

Наоборот, в глаголы совершенного вида Маяковский нередко вклинивает суффиксы -ыва- (-ева-, -ива-), переводя их в несовершенный вид и внося в них оттенок интенсивной или перемежающейся, прерывчатой длительности.

Прошелестеть – прошелестывать.

...что он
                прошелёстывал тишью мышиною.

(150 000 000, 1920)

Прилепиться – прилепливаться:

...прилепливается, как репей.

(Стих резкий о рулетке и железке, 1922)

Разгудеться – разгуживаться:

Натягивая нервов строй,
разгуживаясь все и разгуживаясь...

(Про это, 1923)

Захрапеть – захрапывать:

Медлил ты.
                Захрапывали сони.

(Товарищу Нетте – пароходу и человеку, 1926)

Онеметь – онемевать:

Вокзал оцепенел,
                        онемевает док.

(Английскому рабочему, 1926)

В простые глаголы Маяковский вносит признак моментальности действия посредством суффикса -нуть:

Сверльнуло глаза маяка одноглазье¹⁷.

(150 000 000, 1920)

Сравните в первоначальной редакции стих «Необычайное приключение с Владимиром Маяковским, летом на даче» (1920):

Слова с ума сошел погиб
сверльнули мысль до боли.

От этих же моментальных глаголов Маяковский создает необычные повелительные формы.

Молкнь,
                винтовки вой!
                                Тихнь, пулемета лай!

(Мой май, 1922)

Вот еще одна группа глаголов, построенных по аналогии с глаголами типа вечереть:

Пеной выстрел на выстреле
огнел в кровавом вале.

(Война и мир, 1916)

На боках поездных
                        странновеют слова.
«Сан Луи'с»,
                «Мичига'н»,
                                «Иллино'йс»!

(Мексика – Нью-Йорк, 1925)

Профессореет вузовцев рать.

(Поп, 1928)

Я далек от мысли, что мною исчерпаны все виды обновления глагольных форм, применяемые Маяковским, но и из приведенного материала намечаются некоторые очень любопытные выводы.

Стиховая система Маяковского, форсирующая каждое слово, перераспределяет «нормальные» (привычные в прозаической речи) синтаксические взаимоотношения.

В стихе Маяковского происходит, как говорил О.М. Брик, своеобразное «размыкание» синтаксических связей.

Определения обособляются от определяемых, дополнения – от управляющих слов, отношения между субъектом и объектом действия перестраиваются заново.

Глагол перерастает свою обычную функцию носителя действия и перетягивает на себя те признаки значения, которые в традиционных синтаксических конструкциях распределяются между другими словами. Возьмем простейший пример:

Кафэ. Оркестр фокстротит игру.

(Помните!, 1929)

Здесь перевернуты отношения между сказуемым и дополнением. Объект действия посредст-вом глагольного неологизма синтаксически выражен как действие, а действие субстантивировано, охарактеризовано как объект (ср. обычную «прозаическую» конструкцию: оркестр играет фокстрот).

Сравните такой глагол, производный от имени прилагательного:

И пошли часы необычайниться.

(Москва – Кенигсберг, 1923)

В рукописях Маяковского можно видеть, как он работал над повышением выразительности глагола, добиваясь того, чтобы он не только описывал какое-либо действие, но и характеризовал его.

Вот один из многих примеров (черновик поэ-мы «Про это»):

Со сна
чуть видно
точка глаз
дырявит щеки жаркие.
Ленясь кухарка
                        поднялась
идет кряхтя и харкая

Уже в первоначальной редакции дано метафорическое описание действия: дырявит щеки. Но Маяковскому это кажется недостаточным. Он хочет соз-дать более глубокий ассоциативный план и переделывает слово – булавит щеки жаркие. Этот неологизм не удержался в тексте из-за своей смысловой зыбкости: глагол произведен от слова булавка, но ведь есть и слово булава. Поэтому Маяковский в третий раз переделывает это место, вводя новый метафорический неологизм: иголит щеки жаркие.

Простейший вид метафорических глаголов – производные от собственных имен:

Видите – небо опять иудит.

(Облако в штанах, 1915)

Фашистский на барыньке знак муссолинится.

(Нордерней, 1923)

...сэр Макдональд
                        пошел церетелить.

(Английскому рабочему, 1926)

А Лондон –
                чемберленится,
Кулак
                вздымать
                                не ленится.

(Лев Толстой и Ваня Дылдин, 1926)

От каждого существительного может быть соз-дан метафорический глагол:

В норах мистики вели ему мышиться.

(Мысли в призыв, 1915)

Кто дням велел июлиться?

(Человек, 1917)

Молнятся целые цепи брелоков.

(Там же)

Не летим, а молньимся.

(150 000 000, 1920)

Капитал
                ежом противоречий
рос вовсю
                и креп,
                        штыками иглясь.

(В.И. Ленин, 1924)

И т.д., и т.д.

Особенно интересен такой случай:

затрубадури'ла Большая Медведица.

(Про это, 1923)

Маяковский сам подчеркивает каламбурное значение неологизма, ставя значок ударения над и. Глагол, производный от целостного иноязычного слова, разламывается на две (мнимых) составных части, комически снижающие основное значение.

Точно так же Маяковский срывает романтический ореол со слова трубадур, применяя его к тем современным писателям, которые не замечают действительности:

Простите, товарищ,
                        я выражусь грубо, –
но землю
                облапьте руками,
чтоб трубадуры
                        не стали
                                        «трубо...
раз-
                трубо-дураками».

(На что жалуетесь?, 1929)

Механизм этого каламбурного построения сложнее, чем в первом примере. Здесь основное слово не только «физически» разорвано на части ритмом и рифмой, но в него вклинена усилительная приставка, создающая еще один смысловой план (раструб...).

Каламбуризм – не менее важный, чем метафора, элемент смысловой структуры поэзии Маяковского. В его стихах можно найти все намеченные Фрейдом¹⁸ технические приемы каламбуров и острот. Вот несколько образцов.

Сгущение значений со смешанным словообразованием:

на грандиозье Монте-Карло
поганенькие монтекарлики.

(Монте-Карло, 1929)

Сравните приводимые Фрейдом примеры из Гейне: famillionдr – фамильярно + миллионер; а из анонимной истории Англии: Alcoholyday = Alco-hol + holyday. Алкоголь + праздник (собственно: «святой день»).

Сгущение значений с модификацией слова:

(Стихотворение о проданной телятине, 1928)

Какой однаробразный пейзаж!

(Юбилейное, 1924)

Волокитушка сама пойдет!
попишем,
                подпишем,
                                гроссбухнем!

(Наш паровоз, стрелой лети... 1928)

В последнем примере – изумительный образец каламбура, дающего по контексту и по конст-рукции максимальную смысловую нагрузку на словесную единицу. Здесь как бы накладываются друг на друга четыре плана: 1) ухнем (по ассоциации с песней «Дубинушка»), 2) бухнем, 3) разбухнем, 4) собственно – гроссбухнем (активизация значения гроссбух).

Очень часто Маяковский применяет омонимы и сходно звучащие слова:

Убежденно
                взявши
                        ручку в ручки,
бороденок
                теребя пучки,
честно пишут про Октябрь
                                        попутчики.

(Четырехэтажная халтура, 1926)

Пивного чада
                        бузящие чады...

(Стоящим на посту, 1926)

...и разводит
                        колоратуру
соловей осоловевший.

(Весенняя ночь, 1928)

По гранд
                по опере
гуляю грандом.

(Красавицы, 1929)

Чтоб новым Людовикам
                                        пале и дворцы
легли
                собакой на Сене.

(Стихи о красотах архитектуры, 1928)

От Батума,
                чай, котлами покипел...
Помнишь, Нетте, –
                        в бытность человеком
Ты пивал чаи
                со мною в дип-купе?

(Товарищу Нетте – пароходу и человеку, 1926)

В последнем примере каламбур неожиданно утрачивает свою обычную комическую функцию, так как он включен в лирический, эмоционально-напряженный словесный строй¹⁹.

Все эти примеры показывают, что в поэзии Маяковского каламбуризм был не орнаментальным приемом, не беспредметной игрой слов, а средством характеристики, чаще всего сатирической, какого-нибудь явления.

Особенное применение получил каламбуризм как метод социальной оценки в созданном Маяковским жанре стихотворного фельетона.

Как один из блестящих образцов следует привести стихотворение «Пиво и социализм».

Тема этого стихотворения – отсутствие политического такта у людей, присвоивших пивному заводу название «имени Бебеля». Целевое задание Маяковского – осмеять неуместность подобного сочетания больших имен с мелкими (и отрицательными) бытовыми явлениями.

Метод стиховой полемики Маяковского строится в значительной мере на каламбурах и комическом метафоризме.

В первой строфе стихотворения он дает типичную картину пивной и на ее фоне название завода:

Блюет напившийся.
                            Склонился ивой.
Вулканятся кружки,
                            пену пе'пля.
Над кружками
                        надпись:
«Раки
                и пиво
завода имени Бебеля».

Отмечу комическое развертывание метафоры в глагольных новообразованиях второй строки.

В дальнейших строфах противопоставляется подлинный Бебель тому образу Бебеля, который соз-дается в быту ассоциациями его имени с пивом. Этот второй план подчеркивается резкими каламбурами.

В грязь,
                как в лучшую
                                     из кроватных мебелей,
человек
                улегся
                                под домовьи леса, –
и уже
        не говорят про него –
                                        «на-зю-зю-кался»,
а говорят –
                            «на-бе-бе-лился».
Еще б
            водчонку
                        имени Энгельса
                                                под
                                                        имени Лассаля блины, –
И Маркс
                не придумал бы
                                        лучшей доли!
Что вы, товарищи,
                        бе-белены
объелись,
                что ли?

После этого следует обычный в стиховых фельетонах Маяковского заключительный вывод:

Товарищ,
                в мозгах
                        просьбишку вычекань,
да так,
           чтоб не стерлась,
                        и век прождя:
брось привычку
                        (глупая привычка!)
приплетать
                ко всему
                                фамилию вождя.

В этом стихотворении все языковые изобретения Маяковского несут одну функцию – наиболее экономного, яркого и сжатого выражения основной идеи.

Словоновшества, метафора, каламбур и т.д. для Маяковского не самоцель, а прием, подчиненный идеологической установке. Высокое стилистическое мастерство поэта всегда и везде служило социальному заданию.

¹ На формальную связь этого стихотворения с хлебниковскими «Смехачами» указывал Шершеневич в рецензии в газете «Нижегородец», 1913.

² Этот неологизм воскрешает слово, существующее в русском литературном языке только слитно с предлогами: оземь, наземь.

³Здесь очень интересный случай: соседство неологизма заставило удлинить слово дрожь, чтобы избежать неуместной внутренней рифмы.

⁴Р.Ф. Брандт. О языке Игоря Северянина // Критика о творчестве Игоря Северянина. М., 1916. С. 139. Вот несколько примеров укороченных слов, отмеченных Брандтом у Северянина: Богомать, укоризные письма, лазорь, сверк, хрупь, сонь, лунь, воль, тлень, юнь, влажь, фиоль, лиловь, улыбь и, наконец, ставшее знаменитым слово бездарь.

⁵ В черновом тексте было:
Тело лазорево
тело сквозное

⁶ Ср. в черновиках поэмы «Люблю» (1922), «В.И. Ленин» (1924) создание нового значения прилагательного. Первоначально: «Язык-то трамвайный вы понимаете». По заданию автора должен быть смысл: «язык трамваев» (язык, на котором говорят трамваи), но получается какой-то «трамвайный язык» (тот, на котором говорят в трамваях). Поэтому Маяковский переправляет суффикс -ный на -ский («язык трамвайский вы понимаете?»).

⁷ Ср. в стих. «На цепь» (1923):
        Еще не рай неб.

⁸Ср. в стих. «Нордерней» (1923):
    Полон рот
    красот природ.

⁹ См.: S.Каrcevskij. Systeme du verbe russe. Prague, 1927. Cp. в «Очерке синтаксиса русского языка» М.А. Петерсона: «По-видимому, предлог из- первоначально соединялся с глаголами движения, вместе с которыми обозначал движение изнутри, но, кроме того, как приставка из- вносила в глагол оттенок полноты, завершенности действия, что можно наблюдать в таких, напр., глаголах, как износить (платье), исходить (весь город). В этом значении из- как приставка могла соединяться с глаголами, не обозначающими движение, напр.: иссушить, измолоть, истомить, испепелить, истлеть, изнежить, избить, измучить, изжарить и др.». (М.–П., 1923. С. 68–69)

¹⁰ Ср. такие фольклорные эпитеты, как разудалый, распроклятый, развеселый.

¹¹ Алабор – областное: порядок, рассудок.

¹² В черновике:
        Спрашивают не видевшие попов октябрята:
        «Что это за смешная старуха?».

¹³ Ср. у А.А. Шахматова «Очерк современного русского литературного языка». М.–Л., 1930. С. 175.

¹⁴Один из повторяющихся неологизмов Маяковского, ср. еще:
        Щеки в шаль орамив.
                                (Испания, 1925)

¹⁵ В черновиках стихотворения эти две строки прошли через два варианта, пока не был найден нужный глагол:
I. Еще и краска не просохла, а он пишет от гнева в мыле.
II. И краска еще не просохла, а он строчит от ярости в мыле.

¹⁶ В некоторых изданиях встречается «смысловая опечатка»: «вверженные ниц». Подобное словосочетание безграмотно, так как ввергать ниц нельзя. Корректор, проявивший инициативу в правке стиля Маяковского, должен был бы восстановить согласно тридиционной грамматике другую «правильную» глагольную форму: поверженные (или повергнутые) ниц.

¹⁷ В прижизненном собрании сочинений (т. III) здесь встречается «корректорская опечатка»: свернуло. Я основываюсь на машинописном тексте поэмы с правкой Маяковского (Центральный литер. музей в Москве), авторизованной корректуре поэмы, находящейся у А.В. Февральского, и на первопечатном тексте (М., 1921).

¹⁸ З.Фрейд. Остроумие и его отношение к бессознательному. М., 1925. С. 54.

¹⁹ Ср. лирический каламбуризм Пастернака: Как я трогал тебя! Даже губ моих медью Трогал так, как трагедией трогают зал...