«Писана бысть книга сия...»

Заметки хранителя древнерусских рукописей

Зачем вообще в наш век печатного станка и компьютеров вспоминать о древнерусской рукописной книге? Ведь все это было так давно. Интересно, конечно, как писали да что читали наши далекие предки, но к современности это отношения не имеет. Писать-то каждый из нас в школе учится, но не для того ведь, чтобы книги переписывать. У студентов, правда, когда они на лекции в толстые общие тетради записывают, почти настоящие книги получаются. Ну, еще писатели иногда сначала от руки романы пишут, или дневник личный кто-нибудь ведет. Только все это современным письмом, не похоже на старинную книгу.

Но как же мы все-таки определяем, старинная книга или нет перед нами? Казалось бы, очень просто, даже по внешнему виду, по переплету определить можно. Если ее рядом с нашими книгами на столе положить, то вряд ли кто ошибется. Переплет толстый, тисненой кожей обтянутый, а постучать по нему – звук деревянный слышен будет. И звук не обманывает, потому что из досочек переплет изготовлен, а сверху кожей обтянут, чтобы и досочки, и корешок книги защитить от повреждений. Сбоку же непременно одна или две застежки окажутся (бронзовые замочки на кожаных ремешках), чтобы застегнуть, запереть книгу после прочтения. Нам это даже странно: зачем книгу запирать? А в Древней Руси, бывало, и наказывали читателя за небрежение к рукописной книге, если не застегнул ее по прочтении.

Можно понять такие строгости, поскольку создавались книги не только для ныне живущих, но и для будущих поколений, а некоторые из них по своему содержанию назывались «вечными». Да и не было такого книжного изобилия, как сейчас, ценилась каждая книга на вес золота, и старались продлить ее земной век. А стоит оставить ее незастегнутой – и начинают пергаменные или бумажные листы впитывать влагу, увеличивают объем книги. Она перестает застегиваться вообще, возрастает нагрузка на ее корешок, книга начинает постепенно распадаться на отдельные тетради. Кстати, и с современной книгой такое бывает: ее достаточно иногда оставить незакрытой на одну ночь, чтобы убедиться утром, что корешок в негодность пришел.

Прп. Иринарх, игумен Соловецкий, книжная миниатюра, 1711 г.

Итак, посмотрели мы на книгу – и определили по внешнему виду старинное ее происхождение. Тут самое интересное и начинается. Ведь пока она для нас – загадка... Прижмем слегка левой рукой крышку переплета, правой – застежки снимем, раскроем книгу. И вполне вероятно, что ничего примечательного не увидим на этом первом ее развороте. Левая половина листа наклеена прямо на доску переплета, загибы кожи прикрывает да шнуры, которыми эта лесочка с корешком соединяется. Правая же половина может совсем без написанного текста оказаться, чистой. Но не будем спешить, посмотрим внимательнее. На этом первом развороте очень важные для истории самой книги записи. Здесь и писец может сообщить, когда он свой труд начал и окончил, и владельцы книги свои имена указывают, иногда и переплетчик о себе потомкам напомнит. Такие же записи потом надо будет поискать в самом конце книги у нижней крышки переплета.

Но перевернем первый лист... Да здесь открывается столько всего неожиданного, что дальше пока и листать не будем. Слева почти весь оборот предыдущего листа занимает миниатюра в красках. Обычно она в рамку заключена, но в древнейших книгах может быть и без рамки, с полями и без полей. Разные могут быть изображены на миниатюре лица, но чаще других – фигура книгописца с нимбом святого над головой. Нет, это не автопортрет писца рукописи, здесь изображается автор книги или сочинения, содержащегося в данной рукописи. Изображения достаточно условны, но что-то в них менялось все время за тысячелетнюю историю рукописной книги. Не спутаешь миниатюру XIV века с миниатюрой XVII или XIX века, обнаруживаются в них «меты» своего времени.

Даже если только одна миниатюра украшает книгу, то рукопись издавна уже получила уточняющее название лицевая, поскольку в ней содержится изображение «лица» или «лиц». Но миниатюр в рукописи может быть и очень много, когда они подробно иллюстрируют какое-нибудь историческое или душеполезное повествование. И не только на отдельных листах, но и прямо в тексте, и на полях «лицевой» книги встречаются изображения святых, знаков зодиака, птиц и зверей, сценки военных сражений – всего не перечислить. Некоторые миниатюры поблескивают золотом, другие выполнены только пером и чернилами, но все они – равно благодатный материал для нашего знакомства с прошлым.

А что же на правом листе? Там прежде всего привлекает наше внимание замкнутая в рамку или свободно зависающая над текстом орнаментированная заставка. В ней то сплетаются ленты и ремни с изображениями фантастических зверей и птиц, то застывают в густом многоцветье листья и травы. А вот строго геометризованные заставки в красках с добавлением золота или черно-белые заставки сложного рисунка, штрихом напоминающие гравюру. Они тоже не существуют все одновременно, орнаментальные стили сменяют друг друга. Но даже в одной рукописи не встретить двух одинаковых заставок. У художников (их в древности называли изографами) не было трафаретов, не повторялись их орнаменты.

Один из современных книгописцев в начале 80-х годов так рассказывал о своей работе: «Нашел я две заставицы в книгах, понравились они мне. Положил перед собой обе: то туда посмотрю, то сюда. Так вот у меня и своя заставица получилась».

В последние два столетия книгописец чаще всего был уже одновременно и художником, оформителем своей книги. В древности эти виды книжного ремесла существовали раздельно: сначала переписывался текст; потом приступал к работе художник. Но писец заранее оставлял свободные пространства для будущих орнаментов, в некоторых рукописях они так и остались по каким-то причинам незаполненными.

Ниже заставки – целая строчка тянущихся вверх узких малиново-красных букв, которые не сразу и различишь в витиеватом сплетении вертикальных линий. Это как бы еще одна заставка, яркая, привлекающая внимание. Но это уже не только декоративный орнамент, а буквы, сплетающиеся в слова заглавия книги или отдельного сочинения. Только первая строчка заглавия пишется так замысловато вязью, продолжение его уже в следующей строке будет вписано буквами обычного размера и начертания.

Заглавие занимает обычно несколько строк, и все они пишутся киноварью (так называется малиново-красная яркая краска древнерусских рукописей). Именно к таким заглавиям восходит сохранившееся в языке понятие «красная строка», подразумевающее теперь отступ, небольшой пробел в начале текста. В особенно роскошных по оформлению рукописях вязь, а иногда и все заглавие выписывалось золотом. По заглавию мы уже предполагаем, какое произведение переписано ниже, и готовимся приступить к чтению. Но... спотыкаемся на первой же букве. Ее надо еще разглядеть, опознать в этом орнаментированном узоре, потеснившем сразу несколько строк текста. Буква эта называется инициал и являет собой как бы торжественный зачин всего последующего повествования. Заставки и инициалы выполнялись, как правило, одним художником и поэтому схожи по рисунку орнамента и его раскраске. Но иногда в инициале мастер позволял себе значительно большие изобразительные вольности: буква «М» оказывалась двумя рыбаками, тянущими сеть; «Р» – охотником, держащим за ноги и уши похожего на зайца зверька; фигуру царя Давида, сидящего на троне и играющего на гуслях, воспроизводила буква «Д». Повторяющиеся в рукописи инициалы всегда разнятся по своему рисунку, сохраняя при этом основные контуры буквы. Вот какие многообразные «родственники» были у наших современных инициалов, которые привычно вписываем мы перед своими фамилиями.

Теперь можно углубиться в чтение... Но, оказывается, сделать это не так просто. Буквы почти все знакомые (не по-латыни ведь написано), точки и запятые встречаются, даже ударения проставлены, а что-то не так, что-то мешает. И видим, что не отделены ничем слова друг от друга, иногда целая строчка сплошных букв идет, ровных, аккуратных, на одинаковом одна от другой расстоянии. В конце же строчек никаких привычных знаков переноса не видно: не сразу поймешь, окончилось слово или имеет продолжение в следующей строке. А над некоторыми словами то значки какие-то горизонтальные, то буквы маленькие под полуокружностью-змейкой. И эти слова совсем не прочитываются, как ни старайся. Да, непростое дело – читать древнерусские рукописи! Знаки горизонтальные или наскоком над строкой (титлы) и выносные буквы указывают на сокращенно написанное слово. Слова эти сначала были связаны в основном с христианскими понятиями божества, чтобы только посвященные, православные, понять могли; потом число их увеличилось для скорости письма. Встречаются и отсутствующие в современном алфавите буквы, а о грамматических различиях надо вести отдельный разговор.

Само письмо, начертание букв тоже изменялось с течением времени. Традиционно считается, что на смену древнейшему почерку – уставу – в конце XIV века пришел полуустав, а с конца XVI века все чаще встречаются книги, написанные скорописью. Эти хронологические границы достаточно условны, поскольку почерки не отменяли друг друга, а сосуществовали. Профессиональный писец одинаково владел искусством полуустава и скорописи. А поскольку каждая буква имела несколько вариантов начертания, то писец мог изменять свой полуустав или скоропись, писать как бы несколькими почерками. Это и понятно, если вспомнить, что в школе, когда учат нас современной скорописи, сколько в классе человек, столько и вариантов почерка получается.

Но мы остаемся каждый при своем почерке, хотя и меняется он с нашим возрастом. А писец непременно научился бы еще одному-двум понравившимся ему почеркам или начертанию отдельных букв и пользовался бы потом ими для разного рода писаний. Сейчас же только художники-шрифтовики озабочены такими проблемами. Кстати, некое подобие древнерусского полуустава сохранилось в современном чертежном шрифте.

Разобрались мы с почерком, дочитали до конца текст на первом листе нашей рукописи – и удивились тому, сколько на это чтение времени затратили. А удивляться особенно нечему, ибо в древности вообще читали без спешки, вникая в смысл каждой фразы, приобщаясь к мудрости «вечных истин». Еще совсем недавно рассказывал мне один мудрый старец, что если встречает он непонятное слово или фразу в древней книге, то читать дальше не может, пока не поймет: «Ведь все последующее с предыдущим связано!». Зато он не только цитировал целые периоды из прочитанного, но мог точно указать лист книги, где сие писано или напечатано было.

Евангелие 1268 г. из монастыря Ромкла. Художник Торос Рослин. Неверие Фомы

Мы остановились на первом листе рукописи и видим, что соответствующая цифра проставлена писцом в правом нижнем углу листа. Но только это не привычная нам единица, а буква «А» под титлом. Буквы наши, оказывается, еще и цифровое значение имели, если под титлом писались. Опять эти титлы, скажете вы, то они слова сокращают, то буквы в цифры преобразуют!

Как же будет выглядеть тогда написание, допустим, 1990 года? А вот как – АЦЧ. Но если мы посмотрим, например, на дату какой-нибудь книги первой половины XVII века, то увидим весьма странные цифры: «Написася сия книга Соборник в лето, ЗРКЗ года», т.е. книга была написана в 7127 году. Дело в том, что мы ведем свое летоисчисление (как говорят: «нашу эру», «новую эру») от Рождества Христова и не учитываем в нем, таким образом, историю, предшествовавшую этому событию. В Древней Руси вели исчисление от Сотворения мира, которое свершилось по общепринятым в православии исчислениям за 5508 лет до Рождества Христова (существуют, правда, и другие расчеты).

Несложные вычисления (7127 минус 5508) позволяют определить, что упомянутый Соборник был написан в 1619 году. Можно определить и в какой мы с вами вступили год в отсчете от Сотворения мира. Для этого проделаем обратную операцию: 1990 + 5508 = 7498 (в буквенной цифири – ЗУЧИ год). Необходимо только иметь в виду, что и в этих вычислениях есть свои отклонения (+ 1 год) в зависимости от месяца и системы летоисчисления. Ведь год может начинаться с 1 марта (до конца XV века) или с 1 сентября, и только с 1700 года в России официально был введен год, начинающийся с января. Здесь также уместно напомнить, что в церковных книгах буквенная цифирь, в том числе и для обозначения года, сохранилась до XX столетия.

На первом листе рукописи может оказаться и еще одна цифра, проставленная посередине нижнего поля. Следующая цифра на том же месте встретится нам уже только через несколько листов. Если в правом нижнем (реже верхнем) углу нумеруется каждый лист рукописной книги, то другая цифра указывает счет не листам, а тетрадям, из которых состоит книга. Эта нумерация облегчала потом работу переплетчика, сшивавшего тетради с уже переписанным текстом в единый книжный блок.

На современных тетрадных листах писать легко, на разлиновку тратить время не приходится. А в древности писец сам выполнял эту работу, оставляя по всем четырем сторонам листа значительно более широкие поля, чем мы привыкли видеть в современных книгах. Линии при этом не наносились сверху, а продавливались костяным или металлическим шильцем на одном или сразу нескольких листах и только в той его части, где предполагалось разместить текст. Иногда использовался для разлиновки и своего рода трафарет (керамса, карамса – есть разные варианты написания), сохранившийся в обиходе книгописца до XX века.

На чем же написана наша рукопись и что писец предварительно разлиновывал? Вопрос, казалось бы, праздный. Каждый знает, что книги печатают на бумаге, и даже в отношении документов, справок всякого рода до сих пор существует выражение «казенная бумага». Да, почти шесть столетий бумага сопровождает наше историческое развитие. Но бумага, изобретенная в Китае в
I веке до н.э., еще не попала на Русь, а книги уже существовали. И писались они тогда на пергамене, т.е. на специально выделанной для этих целей коже животных (телячьей, бараньей или козьей). Воспоминания о книгах «на коже», или «харатейных» книгах, еще и сейчас можно услышать на Русском Севере.

Здесь же неизменно вспоминают предания о книгах «на бересте». Что такой писчий материал на Руси существовал уже давно, свидетельствуют найденные археологами новгородские берестяные грамоты. Но грамотки не книги, размер их невелик, назначение деловое, хозяйственное; сшивать и переплетать их нужды не было. И все-таки берестяные книги существовали. Они даже сохранились в нескольких архивах и библиотеках, хотя по своей древности значительно уступают грамоткам. Причина их относительной «молодости» – непрочность самого писчего материала. А пергамен оказался материалом вечным, он пережил века, сохранив свою торжественную шероховатую звонкость при перелистывании и осязаемую весомость книжного блока. Береста со временем высыхала, становилась ломкой, крошилась.

А что же бумага? Она всегда была одинаковая? Нет, всегда разная, как и сейчас существуют разные ее сорта и виды. До середины XIX века ее вообще производили по другой технологии: из хлопка, льна или пеньки, измельченной тряпичной массы. Причем в Древней Руси пользовались исключительно привозной бумагой, отечественные бумажные мельницы появляются только в XVIII веке. Как же отличить прежнюю бумагу от современной? Это не самое трудное. Многим и сейчас знакомы словосочетания «бумага верже» или «вержированная бумага». Ничего загадочного в них нет, поскольку речь идет о видимых на такой бумаге на просвет полосках: частых (верже) и редких, пересекающих частые под прямым углом (понтюзо). Эти-то полоски и свидетельствуют о старой технологии бумажного производства, когда бумажная масса выкладывалась для высушивания на специальные проволочные сетки, след которых отпечатывался потом на готовых бумажных листах.

В проволочную сетку вплеталось, как правило, какое-нибудь контурное изображение (герб города, бычья голова, готическая буква «Р», кувшин и т.п.), которое было своего рода фабричным знаком. Проволочные сетки часто изнашивались и обновлялись, что всегда приводило к частичному изменению или полной замене знака. Бумажные мельницы и фабрики прекращали свое существование, переходили к новым владельцам, новые города и страны включались в бумажное производство. Все это запечатлевалось в смене водяных знаков, или филиграней, как принято называть эти зримые на просвет изображения. Разновидностей водяных знаков великое множество, поэтому водяные знаки до сих пор остаются самым надежным, хотя и не единственным аргументом при определении времени написания рукописи.

Существует целый ряд альбомов, изданных в разных странах, в которых воспроизводятся такие точно датированные знаки. И все было бы просто, если бы всегда можно было рассмотреть и перерисовать водяной знак рукописи. Но – увы – формат «в лист», когда филигрань видна в середине заполненного текстом листа, встречается не столь часто. Если же формат рукописи был меньше, то текст писался на сложенных в несколько раз фрагментах целого фабричного листа, а водяной знак оказывался, соответственно, или на сгибе листа, рассеченный пополам, или просматривался у корешка в верхней или нижней части рукописи только частично. Распознавание водяных знаков иногда напоминает археологические изыскания, когда по найденному черепку пытаются воссоздать форму и орнамент целого сосуда. Точно датировать рукопись по водяным знакам невозможно. Однако в пределах одного-двух десятилетий предположительная датировка вполне реальна, тем более если в одной рукописи представлено несколько сортов бумаги с водяными знаками, разными по рисунку, но близкими по времени своего производства или использования.

На сортах бумаги, используемой книгописцами со второй половины XIX века, мы уже, как правило, не увидим на просвет ни полосок, ни водяных знаков. Изменилась сама технология ее изготовления, фабричный знак, однако, сохраняется. Теперь он приобретает вид оттиснутого в углу бумажного листа названия фабрики, имени ее владельца, герба города, заключенных в орнаментальную или строго геометрическую рамку. Часто здесь же указывается номер бумаги, реже – ее стоимость. Размеры такого штемпеля, как правило, невелики, проставлялся он сразу на нескольких листах, поэтому отчетливо виден только на первых двух-трех. Штемпели тоже помогают определить время написания рукописи, хотя справочников с их изображениями и описанием явно недостаточно.

Книги русские православные рукописные и старопечатные

А как быть с пергаменными рукописями? В них ведь на просвет никаких знаков не видно. Основными признаками принадлежности пергаменных рукописей тому или иному столетию остаются особенности начертания букв, орнамент, языковые «приметы». Все это, впрочем, должно учитываться и при датировке бумажных рукописей. Ведь не исключена возможность, что залежавшаяся пачка бумаги середины XVI века была использована писцами уже в следующем столетии. Но почерк и стиль оформления такой рукописи будет определенно свидетельствовать о позднейшем ее происхождении.

Однако, рассуждая о почерке, пора вспомнить и об орудиях письма, которыми пользовался книгописец. Перья и чернила, как известно, сохранились и в нашем обиходе. Но гусиными или лебедиными перьями (на Севере писали и глухариными) мы давно не пользуемся и совсем ничего не знаем о выделке этих перьев. Хорошее перо получалось отнюдь не всегда, и писцы иногда в приписках сетовали на неудачное перо. Гусиными перьями, впрочем, пользовались для письма очень долго, пока не вытеснили их во второй половине XIX столетия перья стальные. Разница же почерков, принадлежность их своему времени зависела прежде всего от заточки пера, его предназначения. Смена пера приводила подчас к частичному изменению самого почерка; это порождает иногда споры и сомнения, один ли, несколько ли писцов трудились над книгой. Это хорошо знакомо тем, кто сам пользовался стальными перьями: строки, написанные старым, расписанным и только что вставленным в ручку пером, разнятся очень зримо.

«Чернило» приготовлялось из ольховых или дубовых орешков (наростов на коре) с добавлением клея, меда, железистых веществ. Все это квасилось или вываривалось, доводилось до необходимой концентрации. Рецептов составления чернил было множество, что и заметно при сравнении сохранившихся рукописей. На миниатюрах на столе книгописца можно разглядеть разного вида чернильницы и песочницы, ножи для заточки перьев и соскребания ошибочно написанных слов и букв, губки, пеналы, кисточки, сосуды для красок.

Краски использовались натуральные, растворяли их на яичном белке или клейких веществах растительного происхождения. Стол нужен был книгописцу, чтоб разложить на нем необходимые письменные принадлежности, книгу или книги, с которых он переписывал тексты. Писал же он на колене, что кажется нам теперь непривычным и неудобным, но подтверждается большинством сохранившихся в рукописях миниатюр с изображением писцов и «описателей» (авторов) книг.

Еще раз обратимся к началу нашей рукописной книги. На первом листе, посредине нижнего поля, внизу мы уже заметили какое-то другим почерком вписанное слово, но не обратили на него особого внимания. Однако оказалось, что и на втором, и на последующих листах тоже просматриваются подобные слова-приписки. По ходу перелистывания слова эти составляются в целые фразы. Такие полистные записи (скрепы) не имеют отношения к переписанному на листах тексту. Чаще всего они сообщают, кому принадлежала книга, когда и у кого была куплена или кем и в какой монастырь положена вкладом. Может быть указана и цена книги. Подобные записи позволяют иногда проследить историю и географию бытования рукописной книги на протяжении нескольких столетий. За всем этим живые люди, реальные исторические лица, наше прошлое.

Скрепы (мы сейчас говорим, что «документ скреплен подписями») иногда распространялись на всю книгу, но чаще они выписывались на нескольких ее начальных листах. Причем на листе не обязательно писалось целое слово, «арена» могла вписываться и по слогам, а есть рукописи, где на каждом листе проставлено всего по одной букве: скрепа могла, наконец, оказаться и только на начальных листах тетрадей. Скрепы вписывались обычно несколько позже (или даже намного позже), чем создавалась сама книга, но и сам писец мог переписать книгу для вклада в церковь или монастырь, о чем и делал соответствующую полистную запись. В последнем случае, если указана дата вклада, мы можем определенно говорить и о времени написания рукописи. В более поздних владельческих или вкладных записях дата свидетельствует лишь о том, что к этому времени (году) рукописная книга существовала, но может и на несколько столетий отстоять от предположительного времени создания рукописи. Все это относится не только к полистным записям, но и к записям на листах в начале или конце книги, о которых упоминалось выше. Запись такого рода может встретиться и на любом свободном от текста листе в середине книги.

Но откуда взялись в середине книги чистые листы? Причины разные. Над одной книгой трудились подчас несколько писцов. Тогда разные тетради писались одновременно и не всегда удавалось точно состыковать текст. Оставались листы, где по каким-то причинам изограф не выполнил миниатюру (правда, миниатюры могли выполняться вообще на отдельных листах и вклеиваться потом в тетрадь или книгу). Но часто под один переплет попадали тетради, переписанные в разные десятилетия и даже столетия. Такие тетради отнюдь не всегда заполнены до конца текстом, а начальный и конечный листы тетрадей сознательно оставляли без текста в качестве бумажной обложки. Такие разновременные по своему составу рукописные книги представляют наибольшую сложность для изучения.

Перелистав рукопись, мы убедились, что не очень понимаем, как называется наша книга. Встретилось нам еще несколько заставок и инициалов, прочитали мы киноварные заглавия, а никакого общего названия не нашли. В народе сейчас любую книгу на церковнославянском, древнерусском языке принято называть «Библией» или «книгой божественной». Но дело в том, что Библия – книга очень определенного состава и содержания, в древнерусских рукописях в полном объеме она почти не встречается. А наименование «книга божественная» тоже ничего нам не поясняет, поскольку понятие Бога в той или иной форме присутствовало в каждой книге. Как же быть? Для начала можно условно выделить две большие группы: книги богослужебные и книги «четьи» (для чтения). Первые использовались и используются преимущественно при церковном богослужении, содержат тексты служб и песнопений, прославляющих основные церковные праздники и святых. Другие предназначались преимущественно для индивидуального (домашнего или келейного) чтения – например, Хронограф, Измарагд, Азбуковник. Условность нашего деления хорошо, однако, видна на примере Евангелия, Псалтыри или Пролога, равно использовавшихся и при богослужении, и в домашнем обиходе.

Была еще одна особая разновидность богослужебной книжности (например, Октоих, Обиход, Ирмологий) – рукописи певческие, т.е. текст которых сопровождается новыми знаками: крюками, или знаменами (иногда пение по ним называют еще пением «по солям»). До нашего времени эту древнерусскую систему нотной записи сохранили старообрядцы, не признавшие в середине XVII века столь хорошо знакомых нам теперь «пяти линеек». Крюки располагались над строкой текста сложной комбинацией условных знаков, для которых существовали в древности отдельные азбуки. Разобраться в них под силу только специалистам-музыковедам.

Мы уже привели несколько названий древнерусских книг, но тем очевиднее стало, что без знания содержания той или иной книги ничего вразумительного о ней не скажешь. А вписанное общепринятое название книги чаще встретишь в позднейшей приписке на ней, чем в заглавии. Правда, если сам писец оставлял в книге запись о завершении своего нелегкого труда, то обычно он указывал и название переписанной им книги. Но есть немалое число рукописей, название которым общее – сборник, а содержанием своим все они очень разнятся. Для сборника писец мог выбрать только исторические или литературные сочинения. Тогда в самом названии удается пояснить содержание: сборник исторический, сборник литературный и т.п. Чаще же всего дать название такому сборнику просто невозможно, поскольку писец-составитель вписывал на его листы самые разные по жанрам произведения. И до сих пор не вполне ясно, какими симпатиями, потребностями или обязательствами он при этом руководствовался. Под одним переплетом могут мирно соседствовать исторические сказания, духовные поучения, молитвы, виршевые сочинения, азбуки, вычислительные таблицы. Иногда произведения переписываются полностью, иногда – это только выписки из тех или иных книг и отдельных произведений.

Мы дошли до последних листов нашей рукописной книги. Если нам повезет, то в самом конце ее, как мы уже упоминали, может встретиться такая, к примеру, запись: «Лета 7052 почато бысть Евангелие писати замышлением священноиерея попа Осипа Иванова сына. Почато писати месяца апреля в 11-й день, а писал Ларион Иванов сын, а дописал июня в 14-й день*». В данном случае нам повезло – и мы узнали из этой записи не только имя писца и заказчика рукописи, но и сколько времени писец над ней трудился. В писцовых записях могут быть упомянуты также исторические события времени изготовления книги, город или монастырь, где трудился книгописец, встречаются даже отсылки на книги, с которых переписывался текст. Подобных точно датированных писцами рукописей сохранилось не так уж много. Древнейшая из них – это Остромирово Евангелие, переписанное в 1056–1057 годах дьяконом Григорием для новгородского посадника Остромира.

Книга могла переписываться и для себя, и на заказ, на продажу. Наряду с писцовыми записями, носящими как бы официальный характер, на полях рукописей встречаются писцовые приписки совсем иного типа: просьбы к будущим читателям исправить возможные ошибки, обращения к Богу за помощью в нелегком труде, сетования на плохую бумагу, перо, на одолевающую дремоту. В этих приписках слышны живые голоса наших предков. Но прошлое может отстоять от нас на несколько столетий, а может исчисляться и несколькими десятилетиями, даже годами. Вот пример относительно поздней писцовой записи: «Сии Святцы списаны крестьянином Топецкаго общества Иваном Семеновым Точиловым в 1879 году. Сии полные Святцы выписываны из Прологов и Святцей. Списанные для своей пользы по нынешним ценам стоят ценой 3 руб. 50 коп.». В этой записи крестьянин с Северной Двины И.С. Точилов забыл только сообщить нам, что он сам и переплел переписанные и заставками украшенные им святцы. Он сделал это на других книгах. Судя по количеству дошедших до нас переплетов работы И.С. Точилова, недостатка в заказчиках у него не было.

Пора нам закрыть нашу книгу и взглянуть еще раз на ее переплет. С ним тоже не все так просто, как нам показалось вначале. В музейных витринах можно иногда увидеть роскошные переплеты, когда вместо кожи (или поверх ее) доски обтягивались парчой или бархатом, в середине и по углам верхней крышки такого переплета помещались литые или чеканные украшения из золота, серебра, бронзы, иногда драгоценные камни. Это чаще всего так называемые напрестольные Евангелия, книги, используемые при церковном богослужении и предназначенные для общественного обозрения. Столь же роскошно могли оформляться в древности подносные книги царям, великим князьям, именитым боярам или их собственные дарения в монастыри и церкви. Обычные же книги украшались проще, хотя и среди них сохранились замечательные образцы тисненых кожаных переплетов. Но ведь главная ценность книги – в ее содержании.

Переплет – наименее, пожалуй, надежная примета при определении возраста книги. Дело в том, что обветшавшие и рассыпавшиеся на отдельные тетради и листы рукописи старались по мере возможности сохранить, починить, реставрировать. При этом книга, как правило, сшивалась заново, одевалась в новый переплет. Таким образом, переплет часто оказывался «моложе» самой рукописи. Но, с другой стороны, традиционный тип древнерусского переплета сохранился в старообрядческой среде до XX столетия. И внешне книга, которой нет еще и ста лет, может почти ничем не отличаться от рукописи, переплетенной еще в XVII веке. Глаз специалиста-книговеда, конечно, сразу увидит, что и кожа на переплете другая, и застежки латунные, а не бронзовые. Но иногда и специалист может обмануться, если книга не очень хорошо хранилась и переплет преждевременно состарился, а застежки исчезли. В старообрядческих рукописях XVIII–XX веков часто встречаются переплеты, где доски обтянуты не кожей, а крашеным холстом; получают распространение и картонные переплеты.

Продолжить традицию древнерусского книгописания и сохранить навыки этого до наших дней было суждено старообрядцам. Возникло старообрядчество в середине XVII века, когда при патриархе Никоне началось «исправление» церковных книг и обрядов по образцу Греческой православной церкви. Тем самым утверждалось, что когда-то пришедшие из Византии на Русь «истинные» книги впоследствии из-за плохих переводов и не всегда достаточно грамотных переписчиков оказались «испорченными». Именно из-за ошибок в переводе и невнимательности писцов постепенно и возникли различия в написании некоторых слов, в обрядах и молитвословиях между русской и греческой церквами. Столь категоричное утверждение вызвало мощный протест иноков очень авторитетного Соловецкого монастыря, многих священнослужителей. Не остались в стороне и миряне. Ведь получалось так, что на протяжении нескольких столетий русские люди не так крестились (двумя перстами), не тому по форме кресту поклонялись (так называемому «голгофскому»), неправильно произносили молитвы. Так в Церкви произошел раскол, затронувший все слои населения. Не принявшие церковных реформ и нововведений патриарха Никона стали именовать себя старообрядцами, или староверами. Число их было весьма значительно.

Официальная же Церковь называла старообрядцев раскольниками, обличала и преследовала их, старообрядцам запрещено было держать печатные станки и типографии. Это последнее обстоятельство и сыграло решающую роль в том, что древнерусская рукописная книга не только сохранялась, но и переписывалась, воспроизводилась старообрядцами еще почти три столетия. Впоследствии старообрядчество распалось на более мелкие «толки» и «согласия», но все они продолжали писать и переплетать книги в самых разных концах страны. Были, однако, два кратких периода (в конце XVIII – начале XIX века и после 1905 г.), когда старообрядцам удалось наладить книгопечатание. Успели они много. Перепечатывались прежде всего книги, вышедшие до патриаршества Никона; некоторые книги были напечатаны по рукописям впервые. При перепечатке книги сохранялось полностью и послесловие издания с указанием года, когда оно изначально было напечатано. Эти даты обманывают многих современных владельцев старообрядческих изданий. Они склонны считать перепечатки оригинальными изданиями XVI–XVII веков. Понять их можно, т.к. по шрифту эти издания очень похожи. Но мы теперь знаем, что для начала надо посмотреть на просвет бумагу, чего для определения изданий начала XIX века может оказаться вполне достаточно. Впрочем, старообрядцы вовсе и не хотели осложнить потомкам жизнь датировкой своих изданий. На последнем листе они обычно указывали, где и когда перепечатана книга, но первый и последний листы книги слишком часто оказываются утраченными. Другое дело, что иногда на рубеже XVIII–XX веков им приходилось прибегать к ложным датам.

Поскольку мы говорили о старообрядческих изданиях, надо сказать несколько слов и о старопечатных книгах вообще. Книгопечатание появилось на Руси в середине 50-х годов XVI века, но издания той поры были безымянными, не указывался в них год печатания книги. Первой точно датированной книгой стал Апостол, напечатанный Иваном Федоровым в Москве в 1564 году. От этой даты и ведет свое начало отечественное книгопечатание. Отличить старопечатную книгу от рукописной не очень просто, поскольку шрифт печатных изданий сначала подражал рукописному полууставу XVI века, а в следующем столетии уже сами писцы старались уподобить начертания своих полууставных букв печатному шрифту. Многое из того, что было сказано о рукописной книге, относится и к книге печатной. Но есть и отличия. Если, например, вязь, заглавия и буквицы в тексте печатались в подражание киновари красной краской, то гравированные миниатюры, заставки, инициалы выполнены, как правило, только черной краской (иногда только красной). Правая граница текста в печатной книге обычно ровнее, чем в рукописи. Если писцовая запись в конце рукописной книги все-таки исключение, то в печатной книге послесловие с указанием названия книги и дат, когда печатание было начато и окончено, становится правилом.

* * *

Поговорили мы о древнерусских рукописях, перелистали древнюю книгу. А зачем все это, скажете вы, ведь попрятано все это по музеям, архивам и библиотекам! Нет, не все древнерусские рукописи лежат в библиотеках и музеях. И сейчас еще рукописные книги по городам и весям хранят да читают. Каждый год едут археографические экспедиции на поиски: узнают, где и что из книжности сохранилось, записывают рассказы о грамотеях прежних времен, о писцах, переплетчиках. Чаще едут, конечно, в районы, где живут старообрядцы или их потомки, но и в других местностях возможны самые неожиданные находки. И не ради простого собирательства едут, а потому, что иные книги уже надо спасать. Если не умеет прочитать человек, что в книге написано, то бесполезной становится душеполезная когда-то книга. А к бесполезной вещи и отношение соответствующее. Помогает, правда, поговорка «книга лежит, есть не просит»; хранят книги все-таки как память о родителях и былых временах. Так что не удивляйтесь, если вдруг окажется у вас в руках «книга по-славянски», как часто называют их в разговоре. Может остаться она от бабушек и прабабушек где-нибудь на дне сундучка рядом с не очень нужными, забытыми вещами. Попробуйте сами определить, что за книга, когда писана или напечатана. Но лучше показать ее специалистам. Ведь мы чуть-чуть ознакомились с этой археографической, книговедческой премудростью. Многое осталось за пределами разговора.

А посмотреть на старинные рукописи можно на выставках. В Петербурге такие выставки открыты и в Российской национальной библиотеке, и в Библиотеке Российской академии наук, и в Пушкинском Доме РАН. Да и в каждом почти историко-художественном музее страны наличествуют рукописные книги, украшенные то богатым переплетом, то многоцветьем инициалов, заставок, миниатюр. Но вообще-то книга не музейный, витринный экспонат – она читателя ждет, для него и предназначена издревле.

* Здесь и далее церковные тексты даются в современной орфографии. – Ред.