БИБЛИОТЕЧКА УЧИТЕЛЯ
LXX выпуск
Р.Н. ГРАЦИАНСКАЯ
Синтаксическая система А.М. Пешковского
в кратком изложении
Предисловие*
Стремление вести преподавание языка на основе
научно-грамматических принципов можно считать в
современной школе вполне окрепшим. Достаточно
уже имеется и учебных пособий, идущих навстречу
этому стремлению. Теперь настало время для более
углубленной работы учительства по освоению
чисто научного материала из области
языковедения.
Среди научных трудов по грамматике одним из
ценных как по сущности излагаемой в нем
синтаксической системы, так и по
воодушевленности, его проникающей, является
книга проф. А.М. Пешковского «Русский
синтаксис в научном освещении» (3-е изд., Гиз., 1928).
Но размер этой книги (около 600 страниц) и цена
(4 р. 50 к.), требующие от читателя
значительной затраты времени и денег,
препятствуют продвижению ее в широкие круги
учительства.
Предлагаемая читателю книжка и ставит себе
задачей облегчить рядовому учительству
ознакомление с этой системой в целом без большой
затраты времени. Возможно, что ослабление
популяризационного момента, вызванное условиями
места, потребует от читателя этой книжки
несколько большей сосредоточенности, чем от
читателя «Русского синтаксиса». Однако в
конечном счете резкое сокращение материала и
выпуск всех деталей основной книги дадут, как нам
кажется, большую экономию времени и сил.
Написана она под непосредственным руководством А.М. Пешковского,
что должно гарантировать возможную полноту и
четкость отражения в ней на небольшом количестве
страниц самого существа его системы. По его
желанию в книжку внесены и некоторые изменения
по отдельным вопросам системы, которые
естественно возникли у него за время после
выхода последнего издания «Русского синтаксиса
в научном освещении».
Это новое, а также и возможность быстро
возобновить в памяти систему в целом, сделают эту
книжку, может быть, не бесполезной и для тех, кто
уже знаком с основным трудом А.М. Пешковского.
* Вступление от редакции см. в следующем
выпуске «Библиотечки...». |
ОБЩАЯ ЧАСТЬ
§ 1. Понятие о форме слова
Огромное большинство слов русского языка
вследствие возможности сравнения их по звукам и
значению с другими словами распадается в нашем
языковом сознании на части. Например, слово стекло
кажется нам состоящим из двух частей: стекл-
и -о, потому что с одними словами (стекла,
стеклу, стеклянный и т.д.) оно сходно и по
звукам, и по значению своей первой частью (стекл-),
а с другими (окно, весло, перо и т.д.) – своей
второй частью (-о). Обе эти части имеют
определенные значения. Часть стекл- имеет
основное (вещественное) значение в слове, и по ней
одной нам понятно, о чем идет речь. Напротив,
часть -о, взятая отдельно, ничего не
значит и приобретает определенное значение
только при соединении с первой частью (значение
имени существительного среднего рода
именительно-винительного падежа единственного
числа). Таким образом, часть -о имеет
добавочное, грамматическое значение.
Грамматические части слов называются формальными
частями. Это свойство слова распадаться по
звукам и по значению на две части – основную (или
вещественную) и добавочную (или формальную) –
называется формой слова. Про слова, обладающие
этим свойством, говорят, что они «имеют форму»,
про слова, не обладающие этим свойством, – что в
них «нет формы». Термин форма очень часто
употребляется еще и в переносном значении.
Именно сами слова, имеющие те или иные формы,
называются формами. Например, слова стола,
кресла называются «формами родительного
падежа единственного числа» (вместо: «слова,
имеющие форму родительного падежа единственного
числа»). Практически такими сокращениями
пользоваться необходимо, но при этом всегда надо
помнить об их условности.
Чтобы слово имело форму, необходимо наличие в
языке двух рядов слов, похожих на него по звукам и
по значению: с одной стороны, слов с той же
основой, но с другими формальными частями (см.
ниже вертикальный ряд схемы), а с другой стороны
– слов с той же формальной частью, но с другими
основами (горизонтальный ряд схемы):
стекл-о, окн-о, весл-о, сукн-о
и т.д.
стекл-а
стекл-янный
стекл-ышко и т.д.
Слово, для которого в языке нет таких двух рядов
похожих на него слов, не имеет ясно выраженной
формы и может считаться в известном смысле бесформенным.
Таковы, например, слова домой, вчера, так как
для первого из них нельзя подобрать в языке
горизонтального ряда схемы (домой, городой,
лесой и т.д.), а для второго нет вертикального
ряда (вчер, вчеру, вчером, о вчере и т.д.). Однако «форменность»
слов относительна: между полным обладанием
формой и полной бесформенностью существует
бесчисленное количество переходных ступеней,
так как, с одной стороны, наличие даже одного
только вертикального ряда уже создает некоторое
распадение слова (например, в слове домой
благодаря существованию слов дом, дома, дому,
домашний и т.д. выделяется все-таки до
некоторой степени часть дом-) и так как, с
другой стороны, самые ряды могут содержать
большее или меньшее количество слов (сравн.,
например, более бедный словами ряд: пешком,
ползком, ничком, молчком, нагишом и т.д. и более
богатый ряд: вплотную, врассыпную, втемную,
всухую, впустую, вничью и т.д.) и могут больше
или меньше объединяться друг с другом по
основному или формальному значению (сравн.,
например, полное объединение по тому или другому
в словах вскачь и вплавь).
Некоторые слова обладают отрицательной,
или нулевой, формальной частью. Возьмем,
например, слово стол. В нем нет звуков,
выражающих формальное значение (нет окончания),
однако это не мешает нам сознавать его как слово,
имеющее форму со значением
именительно-винительного падежа единственного
числа мужского рода существительного.
Происходит это в силу того, что в языке имеется
огромное число слов с тем же формальным
значением и с таким же отсутствием формальной
части (стол, пол, дом и т.д.). Таким образом
для слова стол мы производим такое же двойное
сравнение, как и для слова стекло:
стол-, стул-, пол-, дом- и т.д.
стол-а
стол-у
стол-овый и т.д.
Слова горизонтального ряда здесь как бы
распадаются на стол + 0 (нуль), дом +
0 и т.д.
В одном и том же слове может быть несколько
формальных частей (значит, и несколько форм),
причем они могут стоять и в конце, и в начале
слова. Возьмем, например, слово разговорчивый.
Это слово в языке может войти в следующие ряды
ассоциированных между собою слов:
1)
разговорчив-ый, внимательн-ый, добр-ый
и т.д.
разговорчив-ая
разговорчив-ое
разговорчив-ость и т.д.
2)
разговор-чив-ый, обман-чив-ый, наход-чив-ый
и т.д.
разговор-иться
разговор-ный
разговор-юсь и т.д.
3)
раз-говор-чив-ый, раз-бор-чив-ый, раз-вес-ист-ый
и т.д.
с-говор-чивый
у-говор
при-говор
у-говор-иться и т.д.
Из первой части этой схемы видно, что слово,
взятое нами, распадается на основу разговорчив-
(не смешивать с отдельным словом разговорчив)
и формальную часть -ый. Далее эта
первоначальная основа разговорчив-
распалась на основу разговор- (тоже не
смешивать с отдельным словом разговор) и
формальную часть -чив, а эта вторая основа
разговор- опять распалась на основу -говор-
(именно в этой части заключается основной смысл
слова) и формальную часть раз-. Таким
образом, в слове оказались три формальные части: раз-говор-чив-ый.
Подобным же образом в слове распространившийся
будет шесть формальных частей: рас-про-стран-и-вш-ий-ся.
В этих словах с несколькими формальными
частями можно различать основы производные,
т.е. способные распадаться на новую основу и
формальную часть (как: разговорчив-, разговор-
и т.д.), и основы непроизводные (как: говор-,
стран- и т.д.), т.е. в этом смысле неразложимые
и иначе называемые корнями. Формальные части,
стоящие перед корнем, называются префиксами,
или приставками; позади корня – суффиксами,
а те и другие вместе – аффиксами. Суффиксы,
образующие окончание падежа (в склонении) или
лица (в спряжении), называются флексиями.
В одном и том же слове может быть не только
несколько формальных частей, но и несколько
основ, следующих одна за другой. Такие слова
называются сложными: пар-о-ход, овц-е-вод.
В них, как видим, есть особые формальные части
(гласные -о- и -е-) для соединения
основ.
Между звуковой и значащей стороной формы слова
во многих случаях наблюдается отсутствие
параллелизма. Так, одна и та же формальная часть
может иметь одновременно несколько формальных
значений: -о в слове стекло обозначает
и падеж, и число, и род, и часть речи, т.е. имеет
четыре значения. Одинаковые по звукам формальные
части могут иметь совершенно различные
формальные значения (флексия -а в слове стол-а
обозначает родительный падеж единственного
числа, а в слове город- а? – именительный
падеж множественного числа), и, наоборот,
различные по звукам формальные части могут иметь
одинаковое значение (-ы в слове стол-ы
и -а в слове город-а? одинаково
обозначают именительный падеж множественного
числа). В ряде случаев формальная часть
видоизменяется по звукам, не изменяясь по
значению. Так, в словах: воз-двигать, вос-ходить,
вз-летать, вс-тащить и т.д. имеются приставки: воз-,
вос-, вз-, вс-, значение же всех их совершенно
одинаковое (направление движения снизу вверх). В
таких случаях говорят об одном аффиксе в
нескольких звуковых вариантах. То же самое
наблюдается и в корнях. В словах: сохнуть, сухой,
засыхать, сушить один и тот же корень с
совершенно одинаковым значением (потеря влаги)
имеет четыре вида: сох-, сух-, сых- и суш-.
Это явление называется чередованием звуков.
В русском языке, например, чередуются е, о
и а (мелет – помол – размалывать),
ц и ч (купец – купечество) и
т.д.
Чередования
звуков могут иметь формальное значение. Так,
оттенок особой длительности действия в словах разнашивает,
спарывает по сравнению со словами носит,
порет связан не только с суффиксами -ыв-,
-ив-, но и с изменением коренного о в а,
т.е. значение вида здесь выражено не только
суффиксом, но и чередованием о и а.
Наряду с чередованием звуков формальное
значение может быть связано и с местом ударения
в слове. Так, формы: пилы, иглы, руки и т.д.
отличаются от форм родительного падежа
единственного числа: пилы, иглы, руки и т.д.
только местом ударения, точно так же как формы варите,
купите от форм варите, купите.
Но и чередование, и ударение в русском языке и в
других индоевропейских языках имеют только
подсобное значение, главными же формальными
признаками слов в них являются отдельные
формальные части (аффиксы). В других семьях
языков (например, в семитских) формы слов могут
образовываться почти исключительно
чередованиями, а аффиксы отступают на самый
дальний план. В этих языках (как отчасти и у нас в
случаях типа порет – распарывает, пилы – пилы)
трудно говорить о распадении слов на части,
поэтому применительно ко всем человеческим
языкам лучше определять форму слова как способность
его выделять по звукам и по значению в сознании
говорящего и слушающего двоякого рода элементы:
основные и добавочные.
§ 2. Понятие о формальной категории
слов
Из различных случаев несоответствий между
звуковой стороной формы слов и ее значением
наиболее важным для русского языка является тот,
когда одна и та же формальная часть может иметь
одновременно несколько значений, и притом
совершенно разнородных (например, значения
падежа, рода, числа и части речи в форме стекло).
В таких случаях единая со стороны звуковой
форма по значению является распределенной между
разными формальными категориями.
Для выяснения понятия формальной категории
возьмем следующий ряд глагольных форм: неси,
вынь, гуляй, несите, выньте, гуляйте; все эти
формы обладают различными формальными приметами
(на письме окончаниями -и, -ь, -й, -ите, -ьте, -йте),
но все они выражают одно и то же значение
«повеления», объединяющее их в один ряд. Такой
ряд форм слов, различных по своим звуковым
приметам, но совершенно одинаковых по одному
какому-нибудь значению, образует одну формальную
категорию слов, в данном случае категорию
повелительного наклонения глагола. Взяв из этих
глагольных форм, объединенных в категорию
повелительного наклонения, одну какую-нибудь
форму, например неси, мы замечаем, что при
сопоставлении ее с такими формами, как несу,
несешь, нес и т.д. – с одной стороны и несем,
несете, несли и т.д. – с другой, аффикс -и
в форме неси, кроме значения «повеления»,
выражает то, что называется обычно единственным
числом. Таким образом, форма неси в данном
случае объединяется по значению уже с другим
рядом форм (несу, несешь и т.д.) и образует с
ним категорию единственного числа глагола.
Далее, вместе с такими формами, как несешь,
несете, несите, форма неси входит в
категорию 2-го лица глагола; вместе со всеми
невозвратными формами по сопоставлению с
возвратными (несется, несемся, несись, нестись
и т.д.) форма неси должна быть отнесена к
формальной категории невозвратного залога, а при
сопоставлении с такими формами, как принес,
унес, принеси, унеси и т.д., мы открываем еще
одно значение в форме неси, по которому она
принадлежит (вместе с рядом других форм, не
имеющих значения «совершения» действия) к
категории несовершенного вида. Таким образом,
всякая форма слова русского языка
распределяется по разным категориям, а категории
являются такими рядами форм, которые: 1)
объединены каждый значением тех форм, которые в
него входят; 2) отличаются друг от друга и
значением, и звуками входящих в них форм, причем
отличие в звуках может быть или полным, или
частичным, что видно из следующей схемы
категорий лица и числа глагола:
Из этой схемы видим, что категории однородные,
например, 1-го, 2-го, 3-го лица глагола или
единственного и множественного числа, не имеют
совпадающих по звукам форм, т.е. здесь полное
отличие в звуках; в категориях же разнородных,
каковы, например, категории 1-го лица и
единственного числа, часть форм совпадает по
звукам, а часть форм отличает в звуковом
отношении одну категорию от другой (см. слова в
схеме, отмеченные одинаковыми значками).
Кроме категорий, которые объединяют ряд
разнозвучных форм на основе единого простого
значения (например, значения единственного
числа, значения «повеления»), есть категории
иного порядка:
1) такие, в которых формы объединяются целым
комплексом однородных значений; например,
формы ходил бы, ходила бы, ходило
бы, ходили бы могут выражать и оттенок
желания (так и ходил бы всю ночь напролет!..), и
оттенок предположения (я, пожалуй, ходил бы к
нему), но все же это только оттенки одного
основного значения, и поэтому они должны входить
в одну категорию;
2) такие, в которых формы объединяются на основе единого
комплекса разнородных значений, одинаково
повторяющихся в каждой из форм. Например,
творительный падеж существительных в
зависимости от лексики и контекста может иметь
самые разнородные значения: пишу пером –
значение орудия, кричит петухом –
сравнительное, иду лесом – местное и т.д.
Тот же комплекс значений в точности повторяется
в ряде других форм (пишу ручкой, кудахчет
курицей – ... Пропуск! и тем создается,
несмотря на разнородность значений, прочное
внутреннее единство, обычно называемое творительным
падежом (ряд: столом – водой – костью –
столами – водами – костями). Если бы
попытаться разбить эти сложные по значению
категории соответственно значениям, то мы
получили бы однозвучные категории (например,
ряд столом – водой и т.д. как категорию орудия
и тот же самый ряд как категорию сравнения и
т.д.) и тем лишились бы при различении категорий
друг от друга объективной звуковой базы;
получилось бы огромное количество категорий, у
разных исследователей различных вследствие
трудности и условности самого распределения
форм по значениям и их оттенкам.
Вот почему в конце концов определение понятия
категории должно принять следующую
формулировку: формальная категория слов есть
ряд форм слов, объединенный со стороны значения и
имеющий, хотя бы в части составляющих его форм,
собственную звуковую характеристику.
Отдельные категории могут объединяться между
собой по какой-нибудь черте значения, и тогда
можно говорить об общих категориях или о группе
категорий. Например, соотношение, существующее
между категориями 1-, 2-, 3-го лица глагола,
категориями единственного и множественного
числа, создает общие категории лица, числа и т.д.
Кроме того, можно различать категории
обусловливающие и обусловливаемые. Например,
категории положительной, сравнительной и
превосходной степеней сравнения являются
обусловленными категорией качественного
признака (прилагательное), так как только такой
признак может изменяться по степеням. Самыми
главными, общими, обусловливающими все остальные
категории языка, являются категории частей
речи.
Так как категории создаются и существуют путем
постоянной связи и непрерывного сравнивания их
между собой в нашем сознании, то в языке возможны
категории нулевые по отношению к значению.
Так, по связи со сравнительной и превосходной
степенями сравнения мы можем говорить о
положительной степени сравнения, которая, в
сущности, никакого сравнения не выражает, а
является нулевой категорией; сюда же относятся и
изъявительное наклонение, и средний род, и
несовершенный вид, и невозвратный залог, и мн. др.
§ 3. Синтаксические и несинтаксические
формальные категории
Возьмем выражение люблю сестру. Форма сестру
в этом выражении принадлежит к трем категориям:
падежа, числа и рода, но эти категории находятся
не в одинаковом отношении к слову люблю, а
именно: падеж слова сестру зависит от слова люблю,
так как нельзя сказать люблю сестры, люблю сестре;
число же и род не зависят от слова люблю, так
как можно сказать люблю сестер, люблю брата,
люблю дитя. Точно так же все увеличительные,
уменьшительные, ласкательные, пренебрежительные
категории (люблю сестрицу, люблю сестренку) и
вообще все категории существительного, у которых
формы образуются не флексиями (например, люблю
общение, общность, общество, сообщение и т.д.),
не зависят от других слов в речи. Такие
категории, которые обозначают (как падеж
существительных) зависимость одних слов в речи
от других, называются синтаксическими
(потому что связная речь изучается в синтаксисе), а
категории, не обозначающие такой зависимости, – несинтаксическими,
или словообразовательными (название
происходит оттого, что многие из форм этих
категорий, но не все, вносятся в словари в
виде отдельных слов, как сестрица,
сестренка и т.д.).
У существительных имеется одна синтаксическая
категория – падеж. У прилагательных их
больше 1) падеж, 2) число и 3) род;
например, в выражении покойной ночи падеж,
род и число слова покойной зависят от падежа,
рода и числа слова ночи, так как нельзя
сказать покойного ночи или покойных ночи.
Кроме того, такие прилагательные, как добр,
добра, добры, в сопоставлении с добрый,
добрая, добрые образуют отдельную (четвертую)
категорию краткости прилагательного,
которая является синтаксической, так как
употребляется только в определенных сочетаниях
при глаголах-связках: можно сказать он был добр,
но нельзя сказать добр человек пришел к нам. В
глагольных категориях синтаксическими являются
следующие:
1) лица (нельзя сказать он стучу), 2) числа
(нельзя сказать он стучат), 3) рода (нельзя
сказать он стучала). Далее, к синтаксическим
категориям должны быть отнесены: 1) категория наречия
(нельзя сказать говорит громкий, а только говорит
громко), 2) категория деепричастия (нельзя
сказать спит сидеть, а только спит сидя), 3)
категория инфинитива (нельзя сказать могу
пишу, а только могу писать).
Между категориями синтаксическими и
несинтаксическими (словообразовательными) есть
и другая разница, а именно: формы, образующие
словообразовательные категории, вносят особый
оттенок в основное значение слова; например, в
формах столы, столик, похаживает выражаются
не те же представления, что в формах стол и ходит;
формы же, образующие синтаксические категории,
не изменяют наших реальных представлений, а
выражают только различные отношения между этими
представлениями (сравн. подарок отца и подарок
отцу, ударил доску палкой и ударил палку
доской, – представления остаются те же, а
отношения между ними меняются). Поскольку здесь
дело идет только о таких представлениях, которые
обозначаются словами, и поскольку каждому такому
представлению соответствует отдельное слово,
можно сформулировать (как это обычно делается в
большинстве пособий) функцию синтаксических
категорий еще и так: они обозначают отношения
между словами.
Кроме категорий, выражающих отношения между
словами, существуют еще категории, выражающие отношения
самого говорящего к своим словам и вообще к
своей речи и мысли. Из синтаксических
категорий сюда принадлежат прежде всего категории
времени и наклонений глагола. Категория
времени обозначает, как говорящий
представляет себе соотношение между временем
своей речи и временем совершения действия,
выраженного в глаголе. Именно, если
говорящий представляет себе, что действие
совершается в тот самый момент, когда он
говорит, он употребляет настоящее время (пишу,
читаю); если он представляет себе, что действие
совершится только после его речи, то он
употребляет будущее время (буду писать, напишу,
буду читать, прочитаю); если он представляет
себе, что действие совершилось до его речи, он
употребляет прошедшее время (писал, написал,
читал, прочитал). Что дело идет здесь не о
соотношении двух объективно устанавливаемых
хронологических дат, как они могли бы быть даны в
действительности, а только о соотношении двух
моментов в представлении говорящего, ясно из
того, что действительность может на каждом шагу
расходиться с этим представлением. Так, действие,
которое говорящий представляет себе как имеющее
произойти после речи и которое он поэтому
выражает будущим временем, может на самом деле не
произойти (все не исполнившиеся предположения,
обещания, пророчества); действие, которое
говорящий представляет себе как
предшествовавшее его речи и которое он поэтому
выражает прошедшим временем, могло на самом деле
не предшествовать (ошибки памяти, невольные
ошибочные показания на суде и т.д.). Наконец, даже
действие, которое говорящий представляет себе
как одновременное со своей речью (настоящее
время), может в редких случаях галлюцинации
объективно не совершаться. Категория наклонения
обозначает, как говорящий представляет себе
соотношение между действием, выраженным в
глаголе, и предметом, которому это действие
приписывается (подлежащее). А именно: или он
представляет себе это соотношение фактическим
отображением действительности или только воображаемым,
мысленным ее воссозданием. Говоря, например, крестьянин
пашет, говорящий убежден, что связь между
крестьянином и пахотой существует не только в
его речи, но и в действительности. В таких
случаях, как: крестьянин пахал бы, или
обращенным к крестьянину паши! говорящий
хочет показать, что им соединено в мысли по тем
или иным мотивам то, что в действительности не
соединено. Первое из указанных отношений
выражается прямым, или «изъявительным»,
наклонением, второе – разными косвенными
наклонениями (в русском языке сослагательным и
повелительным). Сравнивая категории времени и
наклонения, находим между ними две общие черты: 1)
обе они выражают отношение самого говорящего к
своей речи и мысли, 2) обе они выражают отношение
его не к изолированным представлениям, а к соотношениям
между представлениями (сравн.: формулировки
выше). Вторая черта крайне важна, так как именно
она и заставляет причислить эти категории к
синтаксическим. Дело в том, что существуют еще
категории, выражающие отношение говорящего к отдельным
представлениям и словам. Таковы, например,
категории ласки и унижения (избенка,
старушка, воришка, Ванечка, по звуковой стороне
в русском языке почти совпадают с категориями
уменьшения). Эти категории, будучи одинаково с
категориями времени и наклонения субъективными
(так как выражают чувствования лица говорящего),
будут несинтаксическими. Если условиться
называть категории, не обозначающие участия лица
говорящего, объективными, то получится, что
синтаксические и несинтаксические категории перекрещиваются
с субъективными и объективными, что наглядно
показывает следующая схема:
Категории |
Синтаксические |
Несинтаксические |
Объективные |
Отношения между представлениями |
Оттенки в представлениях |
Субъективные |
Отношение говорящего к
отношениям между представлениями |
Отношение говорящего к
представлениям |
Относительно категории лица надо
заметить, что она носит не только объективный
характер (см. выше), но одновременно и
субъективный. Именно, поскольку формы иду,
идешь, идет и т.д. сознаются выражающими
отношение данного представления к другим
представлениям, выраженным отдельными словами (я,
ты, он, Иванов), они являются формами
согласования, т.е. объективными. Поскольку же они сами
выражают лицо речи (а ведь формы эти вполне
отчетливо определяют это лицо и без прибавления
слов я, ты, он), они являются уже
субъективными, так как показывают в этом случае, как
говорящий представляет себе отношение данного
действия к лицу речи. В одних случаях говорящий
представляет себе, что действие производится им
самим (1-е лицо), в других – его слушателем (2-е
лицо), в третьих – лицом или предметом, не
участвующим в речи (3-е лицо). Что дело тут
опять-таки не в объективных соотношениях, а в
субъективных, ясно из случаев расхождения
ориентации говорящего с действительностью:
обращение к самому себе (одно и то же лицо
оказывается при этом и 1-м, и 2-м лицом),
употребление лиц в прямой речи (он сказал мне:
никогда не забуду тебе этого; говорящий
ориентируется на другого говорящего, и из-за
этого объективное 3-е лицо делается 1-м) и т.д.
О некоторых категориях нужно сказать, что они
стоят на границе между синтаксическими и
несинтаксическими, например: категория залога
(читает – что?, но читается – кем?);
категория степени сравнения (бело не
требует родительного падежа, а белее требует),
т.е. в этих случаях оттенок, образующий
несинтаксическую категорию, совершенно изменяет
отношение данного слова к другим словам.
Несинтаксические сами по себе категории числа
и рода существительных по соотношению с
категориями числа и рода прилагательных и
глаголов тоже должны привлекаться к изучению в
синтаксисе.
Продолжение следует |