БИБЛИОТЕЧКА УЧИТЕЛЯ

Продолжение. Начало см. № 13, 16, 19/2007

LXXIII выпуск

Р.Н. ГРАЦИАНСКАЯ

Синтаксическая система А.М. Пешковского
в кратком изложении

<СПЕЦИАЛЬНАЯ ЧАСТЬ>
§ 12. Глагольные личные нераспространенные предложения
с простым сказуемым

Эти предложения состоят из двух слов: из существительного в именительном падеже (или субстантивированного прилагательного в том же падеже) и согласованного с ним глагола (нужда пляшет, нужда скачет; глупый осудит, а умный рассудит).

Здесь необходимо выяснить: 1) значение именительного падежа, или так называемого подлежащего, 2) способы согласования глагольного сказуемого с подлежащим, 3) бесформенные и иноформенные подлежащие, 4) особенности в употреблении времен и наклонений сказуемого.

1. Значение подлежащего в рассматриваемых здесь предложениях всецело определяется значением глагольного сказуемого. Последнее, как мы знаем, обозначает признак, создаваемый деятельностью предмета, или, иначе, действие (например, пляшет), производимое предметом (например, нуждой), значит, подлежащее обозначает здесь действующий предмет.

2. Согласование глагольного сказуемого с подлежащим носит менее подчинительный характер, чем согласование прилагательного с существительным. И это понятно: ведь сказуемое является основным средством для выражения процесса мысли, т.е. главным словом речи. Поэтому оно должно было бы занимать наиболее самостоятельное положение. Но в то же время, как глагол, оно всегда обозначает признак, приписываемый предмету, выраженному подлежащим, и поэтому оказывается подчиненным подлежащему (одна из основных антиномий языка). Вот почему в формах согласования глагольного сказуемого имеется значительная доля самостоятельности, как бы даже противоречащей самой идее согласования.

Наиболее самостоятельна в глаголе форма лица, и особенно 1-го и 2-го лица, так как эти формы нередко употребляются и без подлежащего, т.е. без слов я, ты, мы, вы (иду, идем, знаете и т.д.). Здесь сказуемое кажется почти самостоятельным и не нуждающимся в подлежащем (хотя выпуск местоимения все же ощущается как нарушение нормы, создающее оттенок энергичности, взволнованности или поспешности речи, сравн.: сижу за решеткой в темнице сырой у Пушкина и я сижу за решеткой в темнице сырой). В одном случае, именно при повелительном наклонении, отсутствие местоимения (ты и вы) является даже правилом, и местоимения при нем встречаются только в особых случаях (например, когда они оказываются ударными по логическим или стилистическим условиям фразы: ты сходи за доктором, а он пусть пойдет... и в некоторых других случаях).

В отличие от первых двух лиц, пропуск подлежащего при 3-м лице создает явную несамостоятельность глагола, согласованность его с отсутствующим подлежащим. В таких, например, случаях, как: Идет... ему коня подводят (А.Пушкин) или: Куда глядят? Чего хотят? (А.Майков), мы ясно сознаем, что подлежащее опущено и имеется где-то в предыдущей речи. Это видно из того, что иначе формы множественного числа воспринимались бы безлично (сравн.: говорят, передают без всякого подразумевания).

Разница эта объясняется тем, что при первых двух лицах в качестве подлежащего возможны только слова я, ты, мы и вы, а в 3-м лице подлежащим может быть не только личное слово он, но и тысячи других слов; здесь употребление подлежащего необходимо для обозначения не только лица, а и самого предмета, и поэтому опущение такого подлежащего должно чувствоваться гораздо резче.

Самостоятельность категории числа в глаголе проявляется в том, что глагол иногда не согласуется в числе с подлежащим. Так, если подлежащее стоит в единственном числе, а вещественное его значение резко множественно, то сказуемое может стоять во множественном числе: шесть человек пришли, тысяча человек идут и т.д., хотя слова шесть, тысяча по формам своим являются существительными единственного числа. Это так называемое «согласование по смыслу». Изредка оно встречается и при подлежащих не численных, например, Большинство решили, Вокруг стоит стража, на плечах топорики держат (А.Пушкин). То же и в таких случаях, как: князь Игорь и Ольга на холме сидят, на солнышке Полкан с Барбосом лежа грелись.

Наименьшей самостоятельностью из всех трех категорий согласования сказуемого обладает категория согласования в роде (в прошедшем времени и сослагательном наклонении). Прошедшее время, не имея согласования в лице (я читал – ты читал – он читал), всегда нуждается в подлежащем, и в зависимости от рода подлежащего употребляется та или иная форма рода глагола. Однако и тут есть случаи согласования по смыслу, т.е. самостоятельного употребления глагола. Так, про старосту мужчину мы скажем: староста пришел, а про старосту женщину: староста пришла (сравн.: он такая разиня, или народное: судья праведная, где прилагательные, вопреки смыслу, рабски следуют форме существительного). При подлежащих я, ты, у которых нет формы рода, род глагола употребляется только по смыслу (я пришел и я пришла).

Таким образом, в целом ряде случаев наблюдаются признаки несогласованности сказуемого с подлежащим в формах лица, числа и рода. Отсюда может возникнуть мысль, что вообще согласования сказуемого с подлежащим не существует, а те случаи, где наблюдается между ними сходство в лице, числе и роде, хотя они и явно преобладают в языке, являются простым совпадением, продиктованным вещественными условиями речи, а не законом согласования, подобно тому как в сочетании он колхозник сходство в роде между словами он и колхозник вызывается не грамматическими причинами, а только тем, что мужчина в обычных условиях не может быть колхозницей (сравн.: он – колхозница, сказанное про мужчину, играющего в театре роль колхозницы; сравн. также: она – депутат, она – комиссар и т.д.). Однако есть длинный ряд случаев, где сказуемое вопреки вещественному значению тянется за подлежащим в формах лица, числа и рода, и эти случаи убеждают нас, что грамматическая согласованность (т.е. согласование) сказуемого с подлежащим не выдумка, а факт. Так, говоря о себе в 3-м лице (ваш покорнейший слуга просит вас...), мы никогда не поставим глагола в 1-м лице. При существительных, вещественно множественных, а по форме числа единственных (так называемых «собирательных») глагол тоже почти всегда (исключения см. выше) употребляется в единственном числе: пролетариат растет; молодежь поумнела; собрание, митинг постановляет и т.д., то же при всяких синекдохах и метонимиях: Индия вооружается; Англия беднеет и т.д. Обратно при подлежащих, формально множественных, а вещественно единственных или безразличных, сказуемое всегда стоит во множественном числе: сани сломались (хотя бы речь шла об одних санях) и т.д. При подлежащих, обозначающих неодушевленный предмет, сходство в роде у глаголов прошедшего времени может быть по понятным причинам только грамматическим (диван стоял, кресло стояло, кушетка стояла), а при подлежащих, обозначающих одушевленные предметы, грамматическое сходство тоже нередко побеждает реальную сторону (эта особа сказала, хотя бы это был мужчина; ребенок пришел, хотя бы это была девочка).

Все эти и многие другие факты указывают на то, что согласование сказуемого с подлежащим есть общий закон нашего языка, а факты несогласованности, приведенные выше, суть частные исключения из него. Однако самая возможность таких исключений показывает, что степень подчинения сказуемого подлежащему несколько ниже, чем при других подчинительных связях.

Впрочем, в языке есть несколько особых случаев, в которых по причинам морфологического характера наблюдается полное отсутствие согласования сказуемого с подлежащим, а именно: а) в случаях с повелительным наклонением, употребленным в своем собственном смысле, но при подлежащем 1-го или 3-го лица: вам ничего, а я отдувайся; да пропади он пропадом!; б) в случаях с повелительным наклонением, употребленным в смысле условности или внезапности: подвернись они мне под руку, я бы им показал; а он возьми да и выкинь тут штуку; в) в случаях с повелительным наклонением и форме 1-го лица множественного числа: пойдем!, пойдемте!, где самое значение повелительного наклонения создается отсутствием слова мы в соединении с особой «пригласительной» интонацией; г) при усеченных формах глагола: прыг, бац, толк, хвать и т.д. (так называемые «отглагольные междометия» школьных грамматик, на самом деле, конечно, настоящие глаголы с особым видовым значением, именно ультра-мгновенным), так как эти формы не имеют согласовательных разновидностей; д) при бесформенном сказуемом: есть, нет, на! В этом последнем случае в предложениях нет глагола, хотя имеется и подлежащее и сказуемое (например, у меня есть книги), а в зависимости от этого и подлежащее изменяет свое обычное значение, обозначая уже не «действующий предмет», а только предмет, которому приписывается признак, выраженный в сказуемом. Это определение является более широким и важно тем, что годится абсолютно для всех видов подлежащего, в том числе и для подлежащего при составном сказуемом
(см. след. §).

Нельзя также говорить о согласовании сказуемого с опущенным подлежащим и при обычном повелительном наклонении, не имеющем при себе слов ты и вы, поскольку отсутствие подлежащего здесь нормально (см. выше).

3. Мы знаем, что есть в языке синтаксические существительные (колибри, Гепеу и т.д.), у которых значение предметности связано не с их собственными формами, а с формами тех словосочетаний, в которые они вступают (см. § 6). В рассматриваемых здесь двучленных словосочетаниях они принимают на себя функцию не просто предметности, а действующего предмета, т.е. подлежащего (колибри поет, Гепеу постановило). При этом надо различать два случая: 1) бесформенное слово предметно по самому значению своему, обозначая или реально-предметное (колибри, кофе и т.д.), или опредмеченное (пари, Гепеу и т.д.) представление; в этом случае значение подлежащего определяется не только формой словосочетания, но отчасти и значением самого бесформенного слова, поскольку из него получается необходимая для подлежащего предметность; 2) бесформенное слово по значению своему непредметно: далече грянуло ура (А.Пушкин); так вот в ушах и долбит и стучит это: ти-та-та... та-та-та... та-та-та... ти-та-та... (М.Волошин). Это – предложения со словесными или вообще звуковыми представлениями в качестве подлежащих. От случаев первого рода они принципиально отличаются, так как значение подлежащего в них определяется исключительно формой словосочетания. Это не обычное подлежащее, а случайный его заместитель. В роли такого «словесного» заместителя может оказаться любое слово языка, а следовательно, и форменное слово, но как бы с парализованными на данный случай в отношении значения формами, например: ее последнее прости продолжало звучать у меня в ушах, а также и любое словосочетание, например: в театре дается «На всякого мудреца довольно простоты» и т.д. Такие подлежащие можно называть иноформенными. На месте подлежащего может быть и инфинитив (чаще, впрочем, при составном сказуемом): Ему доставляет удовольствие мучить животных. Настоящим подлежащим он не является потому, что не обозначает «предмета, которому приписывается признак, выраженный в сказуемом» (мучить – не предмет, сравн. мученье), а является только словом, к которому относится сказуемое, т.е. заместителем подлежащего. Таким образом, здесь мы тоже имеем иноформенное подлежащее, однако иноформенность здесь иного рода, чем в предыдущих случаях: инфинитив, по самой природе своей, ближе к существительному, чем случайные замены словесного типа, и, кроме того, имеет реальное, а не словесное значение.

Эти случаи с инфинитивом необходимо тщательно отделять от тех случаев, когда инфинитив стоит при безличном глаголе (следует поехать, хочется сидеть), где инфинитив не может являться даже и заместителем подлежащего, так как сказуемое здесь в силу своей безличности совсем не нуждается в подлежащем (см. § 16).

Переходим к четвертому и последнему вопросу параграфа об особенностях в употреблении времен и наклонений сказуемого.

4. Прежде всего надо сказать о некоторых второстепенных оттенках в значениях времен и наклонений.

Из оттенков времен упомянем только о расширенном настоящем в таких случаях, как: человек дышит легкими, а рыба жабрами, водород легко соединяется с кислородом и т.д. Обычно грамматисты не признают здесь совсем значения настоящего времени, так как действие совершается здесь не во время речи, а постоянно, вечно. Мы, однако, объясняем эти факты иначе. Дело в том, что каждое время способно на расширение своего значения, как это видно из следующих примеров:

Вчера он пел в концерте.
Она поет, и звуки тают...
Сегодня вечером он будет петь.

Он в молодости пел.
Она недурно поет, рисует...
Через год он будет петь хорошо.

В глаголах левых примеров обозначается отдельный момент в деятельности предмета, а в глаголах правых примеров – целый период деятельности, т.е. в них по сравнению с левыми примерами значение категории времени расширено (во многих языках имеются даже отдельные формы для каждого из этих оттенков). Вот такое-то расширение мы и видим в вышеприведенных фактах «вечного» значения в настоящем. Отличие только в том, что расширение дошло тут до пределов жизни и опыта всего человечества.

Из второстепенных оттенков наклонений укажем на некоторые оттенки повелительного и так называемого сослагательного (лучше бы условного или предположительного) наклонения. В сущности говоря, формы повелительного наклонения, взятые вне интонации, выражают только простое побуждение к действию (поэтому термин побудительное наклонение был бы более точным). При помощи же интонационных средств они получают следующие оттенки: просьбы, мольбы, позволения, увещания, предостережения, приказания, иронического или шутливого побуждения (примеры легко будет подобрать самому читателю). «Сослагательное» наклонение может выражать следующие оттенки: простой возможности Кто бы нам сказал про старое, про бывалое? (Из былин), возможности условной при условном придаточном предложении (с союзами если бы, когда бы и т.д.), самого условия был бы снег – он давно б растаял... (А.Пушкин), желания ...Скорее бы все проиграл, быть может, уехали бы из этого города. (А.Чехов).

Кроме второстепенных оттенков, характерной особенностью в употреблении времен и наклонений являются факты так называемой замены, или употребления одних времен и наклонений вместо других. Так, говоря: завтра я уезжаю, мы обозначаем будущий акт, но употребляем в сказуемом форму настоящего времени (уезжаю), т.е. употребляем настоящее время вместо будущего. Однако это не значит, что форма настоящего времени теряет свое значение и принимает значение будущего времени. Правильное понимание (в смысле будущего времени) здесь гарантировано словарными и реальными условиями речи (словом завтра и тем, что говорящий фактически не сидит в вагоне или экипаже и не удаляется от слушающего), форма же настоящего времени вносит в обозначение будущего акта оттенок присущей ей доподлинности и несомненности. Таким образом, категория настоящего времени выступает здесь в своем основном значении особенно ярко именно в силу противоречия между ним и словарно-реальными условиями речи. Эти случаи расхождения синтаксических значений с действительностью вообще (сравн.: обращения старина, старуха к молодым людям и даже детям и т.п.), и каждый язык обладает своими типами таких расхождений.

Для русского языка важнейшими случаями замены времен являются следующие:

1) Настоящее вместо прошедшего для придания живости (так называемое «настоящее историческое», так как оно часто употреблялось античными историками): Иду я вчера по Кузнецкому и вижу такую картину...

2) Настоящее вместо будущего с тем же стилистическим значением: То я воображаю уже себя на свободе... Я поступаю в гусары и иду на войну (Л.Толстой).

Это настоящее, как и предыдущее, можно бы называть настоящим «живописным».

3) Прошедшее вместо будущего с тем же стилистическим значением. В разговорной речи оно употребляется обычно после слов положим, предположим: Ну, положим, я вышел из университета, поступил на службу, а дальше что? – или при ироническом предположении: Еще бы! Так я и послушался тебя («прошедшее живописное»).

4) Будущее вместо прошедшего, когда определенные прошедшие акты утверждены в сознании как настоящие, и по отношению к ним другие прошедшие, которые следовали за ними, должны представляться уже как будущие (преимущественно в биографиях: Шиллер и Гете станут в центре его симпатий лишь позже... (Веселовский о Жуковском).

5) Настоящее и прошедшее вместо будущего для изображения наверное ожидаемых фактов: Мы завтра едем в Москву. Ну, я спать пошла (А.Островский).

6) Будущее вместо настоящего от глагола быть, когда обозначаются факты, реально существующие в момент речи, но могущие быть распознанными только после речи (будущее «распознавательное»): А вы-то кто же такой будете? – или распространенное у школьников: пятью двенадцать будет шестьдесят и т.п.

В школьных грамматиках такие факты, как:

Это блюдо приготовляется так: возьмут грибы, поджарят...

Зимой, бывало, в ночь глухую,
Заложим тройку удалую,
Поем и свищем... (А.Пушкин), –

рассматриваются как замена настоящего или прошедшего будущим. Но, как видно из всех предшествующих примеров, при замене в грамматическом сознании всегда выступает на первый план именно то образное время, которое заменяет реальное. В приведенных примерах не может сознаваться образное будущее время, так как тогда получалась бы бессмыслица, потому что «будущее» время обозначало бы факты (заложим), предшествующие тем фактам, которые образно представлены как настоящие (поем и свищем...). На самом деле эти формы обозначают здесь не будущее, а настоящее совершенного вида, или особый вид мгновенного настоящего (о возможности соединения значения настоящего времени с значением совершенного вида см. в § 7).

В области замены наклонений в нашем языке имеются два случая:

1) Повелительное наклонение вместо сослагательного для обозначения условно предполагаемых фактов: Приди он ко мне, я бы ему помог;

2) Повелительное наклонение вместо изъявительного для обозначения неожиданных, внезапных фактов: ...тот… от горького житья и прельстись на деньги-то... (А.Островский), он возьми и скажи и т.д.

§ 13. Глагольные личные
нераспространенные предложения с составным сказуемым

Словосочетания эти состоят из именительного падежа существительного (или субстантированного прилагательного) в значении подлежащего и особого предикативного сочетания, называемого составным сказуемым, например: я был озлоблен, он угрюм (А.Пушкин), и сердце стало из стекла (М.Волошин) и т.п. Как видно из этих примеров, составное сказуемое двучленно, оно состоит: 1) из глагольной связки и 2) из полнозначного слова, которое по аналогии с «второстепенными» членами распространенных предложений (см. § 15) можно называть второстепенным предикативным членом (а также присвязочным, или вещественным, членом).

Изучение этих словосочетаний сводится к изучению: 1) самих понятий глагольной связки, второстепенного предикативного члена и составного сказуемого, 2) различных видов второстепенных предикативных членов и 3) различных видов глагольных связок.

1. Для уяснения понятия глагольной связки сопоставим следующие словосочетания:

Он был сегодня на чистке.
Он показался на минуту.
Он является всегда первым.
Фабрика стала.

Он был болен.
Он показался мне стариком.
Он является представителем германской компартии.
Она стала странная.

Мы видим, что в правых примерах значение глагола изменяется в сторону большей обобщенности и отвлеченности. Возьмем, например, глагол стала из последних словосочетаний. Этот глагол в предложении фабрика стала означает переход из подвижного в состояние неподвижное. В предложении же она стала странная он обозначает только переход из какого-либо одного состоянии в какое-либо другое (сравн.: Она стала глупая; она стала сердитая и т.д.). Но общее значение перехода из одного состояния в другое есть уже значение чисто формальное (сравн. то же значение в суффиксе -е-: глупею, умнею и т.д.); значит стала в сочетании: Она стала сердитая совершенно лишено вещественного значения. В этом и заключается отличие глагольной связки стать от глагола стать. По своему значению глагольная связка является одним из видов служебных слов (наряду с предлогами, союзами, усилительными словами и т.п.), вообще лишенных вещественного значения. Однако от остальных служебных слов она отличается своей форменностью (формы времени, лица, числа, рода, наклонения, залога, вида) и тем, что она может быть и неслужебным словом. Таким образом, всякое слово типа стать (быть, казаться, являться и т.п.) заключает в себе как бы два разных слова: выступая в речи в качестве глагольной связки, оно является служебным словом, имеющим только формальное значение, выступая же в роли глагола, оно является полным словом, имеющим и вещественное, и формальное значения.

Понятия присвязочного слова (или иначе второстепенного предикативного члена) и составного сказуемого тесно связаны с понятием глагольной связки. Ведь последняя потому не имеет вещественного значения, что она отдает это значение другому слову (сравн.: постраннела = стала странная, поглупела = стала глупая и т.д.). Таким образом, между связкой и тем словом, к вещественному значению которого прикрепляется связка, создается внутреннее органическое сцепление (наряду с внешним – путем интонации и порядка слов), и получается цельное сочетание одного служебного слова и одного полного (наподобие сочетания предлога с косвенным падежом существительного). Это сочетание все целиком соответствует отдельному акту мысли, т.е. входит в категорию сказуемости, образуя составное сказуемое. Сопоставляя простое глагольное сказуемое с составным (например: постраннела – стала странная, болел – был болен и т.п.), мы можем соотношение между тем и другим схематически передать так:

из чего видно, что глагольная связка соответствует формальным частям простого глагольного сказуемого, а присвязочное слово – материальной, вещественной его части. Надо заметить, что так как «бытие» – самый общий признак вещей, то глагол быть является уже сам по себе самым отвлеченным глаголом и самым отвлеченным полным словом в языке вообще (кроме местоимений). Но все же и это наиболее общее значение утрачивается им, когда он выступает в роли глагольной связки, и сочетание он был болен не обозначает он существовал как больной, а равно простому он болел.

Итак: глагольная связка есть глагол, не имеющий вещественного значения и соответствующий одной формальной стороне глагольного сказуемого.

Присвязочный член, или предикативный второстепенный член, есть полное слово, соответствующее вещественной стороне глагольного сказуемого.

Составное сказуемое есть сочетание глагольной связки с присвязочным членом.

Отметим еще, что в составном сказуемом предикативный второстепенный член из-за своей предикативности относится всегда не только к связке, но и к подлежащему. Так, в сочетании: он был без очков предложно-падежное сочетание без очков связано не только со связкой, но и с подлежащим, обозначая не только без чего был данный субъект, но и каков он был (как бы = он был безочкастый). Сравн.: он работал без очков, где имеется уже только первое из этих значений. Таким образом, во всех тех случаях, где второстепенный предикативный член сам по себе по своей форме не связан с подлежащим (т.е. во всех случаях, когда он не прилагательное, и без того согласованное с подлежащим), он притягивается к подлежащему самим фактом своего участия в образовании составного сказуемого.

Приравнивая выше составное сказуемое к простому глаголу, мы искусственно отвлеклись от значения формы его второго члена, так как нам важно было выяснить только самую принадлежность его к категории сказуемости. Весь этот второй член нами приравнивался к основе глагола (стала странная = постраннела, был болен = болел), но на самом деле основе глагола соответствует только основа же этого второго члена (постраннела = стала странная). Таким образом, например, ленился не совсем равняется был ленив, потому что можно сказать и был ленивый и был ленивец, и был ленивее и т.д., и все эти различные формальные части второго члена (-ый, -ец и т.д.) вносят добавочные значения в составное сказуемое. Значит, составное сказуемое не только внешне, но и внутренне сложнее простого сказуемого: в нем есть все то, что в простом сказуемом, плюс еще то, что заключает данный второстепенный член. Так, если этим членом является прилагательное (он был ленив), то на первом плане ощущается уже не столько создание признака, выраженное в связке, сколько спокойное обладание признаком, выраженное в прилагательном; если предикативным членом служит существительное в именительном падеже (он был ленивец) – то на первом плане ощущается значение тождества между двумя разными предметами (он и ленивец) и т.д. Соответственно этому и подлежащее здесь осторожнее будет определить уже не как «действующий предмет», а более обще, именно как «предмет, которому приписывается признак, выраженный в сказуемом» (см. стр. 59).

2. Второстепенными предикативными членами могут быть следующие категории:

а) Краткое прилагательное: он был умен; все к концу пятилетки будут грамотны. Форма краткого прилагательного занимает совершенно особое положение в литературном языке. В отличие от народных говоров, она может быть в нем только присвязочной и иначе не употребляется (нельзя сказать: добр человек пришел, сравн. § 11). Это обусловливает ее обязательную предикативность. Таким образом, краткие прилагательные предикативны не только синтаксически, но и морфологически, и поэтому их следует выделить в особую рубрику собственно-предикативных второстепенных членов.

б) Краткое страдательное причастие: он был уважаем, был сослан, был убит. Эта форма тоже является морфологически-предикативной в силу своей краткости. Полная же форма здесь невозможна, так как причастие при этом переходит в простое прилагательное (был уважаемый, был сосланный, обычно с субстантивированием). В целом ряде случаев эти сочетания синтаксически оказываются параллельными возвратному залогу глагола в его страдательном значении (был уважаем = уважался и т.д.), почему в школьных грамматиках они обыкновенно и считались составными формами страдательного залога. Но вряд ли здесь можно говорить о составной форме (т.е. об одном слове, а не двух), так как оба члена способны здесь к различным изменениям независимо друг от друга, например: причастие может изменить форму времени независимо от времени связки (был уважаем и был уважен), может стоять и не при глаголе, а при деепричастии (будучи уважаем, быв уважаем) и т.д.

в) Полное прилагательное в именительном падеже: экспорт был большой; упаковка была хорошая. В этих сочетаниях (как и во всех дальнейших) предикативность присвязочного члена уже неморфологична, так как у прилагательного здесь нет собственной формы сказуемости. С этим связана синтаксическая двусмысленность этих сочетаний, так как прилагательное здесь может приниматься и за обычное прилагательное, стоящее при подлежащем, как при всяком существительном, а связка за обычный глагол. Например, сочетание погода была прекрасная можно понимать и как: погода + была прекрасная, и как: погода была +  прекрасная. В первом случае оно ассоциируется с другими предикативными сочетаниями (была прекрасна, была прекрасной и т.п.), во втором случае – с обычными глагольными сочетаниями (была прекрасная погода, стояла прекрасная погода) перестановочного типа (сравн.: погода стояла прекрасная, день выдался праздничный, маршрут он выбрал себе интересный... и т.д.). Отчасти это отражается на интонации (в первом случае остановка возможна лишь после погода: погода | была прекрасная, а во втором лишь после была: погода была | прекрасная). Но главная разница здесь в ассоциациях со смежными сочетаниями (сравн. § 4).

г) Прилагательное в творительном падеже: он сделался добрым; пролетариат Индии становится сознательным. Характерным для этих составных сказуемых является следующее: 1) прилагательное здесь всегда имеет оттенок субстантивирования, так как, поскольку это прилагательное предикативно, оно не терпит при себе существительного (которое взяло бы предикативность на себя: он был добрым человеком); 2) здесь мы имеем интересное соединение управления и согласования. Творительный падеж в связи с субстантивированием есть здесь падеж управляемый (прилагательное стоит в том падеже, в котором стояло бы существительное, им заменяемое). В числе же и в роде прилагательное согласовано с подлежащим, так как расхождение между ними здесь ни при каких условиях невозможно (нельзя сказать: он был доброю или он был добрыми).

д) Сравнительная форма: он был умнее. Морфологическая непредикативность второго члена создает и здесь иногда двусмысленность (например: у меня яблоки были крупнее может пониматься и как у меня были более крупные яблоки, и как у меня яблоки были более крупны).

е) Существительное в именительном падеже: она была врач, ты будешь комиссар. В этих сочетаниях именительный предикативный, в отличие от других предикативных падежей, выражает отношение постоянного, вневременного тождества того предмета, который им обозначен (врач, комиссар), с тем предметом, который обозначен именительным подлежащего (она, ты). Сравнивая этот предикативный именительный с творительным: она была врачом, ты будешь комиссаром, мы видим, что творительный также обозначает тождество одного предмета с другим, но уже тождество непостоянное. Особенно резко это ощущается в смежных сочетаниях с нулевой связкой (см. следующий параграф). Она врачом, ты комиссаром подчеркивают для нас временный характер обозначенных здесь должностей и ни в каком случае не могут иметь того вневременного смысла, который имеют сочетания она врач, ты комиссар (то, что и врачебная деятельность, и комиссарство вещественно всегда временны, грамматики, конечно, не касается).

В приведенных выше примерах при помощи формы согласования глагола-связки можно было легко определить, какой именительный считать подлежащим, а какой предикативным членом. Но в тех случаях, когда связка стоит в настоящем или будущем времени, а оба именительных третьеличны, мы не можем сказать, с каким из двух именительных согласована связка. Так, если бы вместо ты будешь комиссар, было сказано он будет комиссар или Иванов будет комиссар, то не имелось бы объективного основания утверждать, что связка будет здесь согласуется в лице именно с первым существительным, а не со вторым. В прошедшем времени при существительных одинакового рода (он был комиссар) – та же загадка относительно согласования в роде. Не могут здесь внести ясность и формы числа, так как они по вещественным условиям почти всегда совпадают у обоих именительных (он был комиссар, они были комиссары, за исключением таких крайне редких случаев, как Афины были столица Аттики). Благодаря всему этому получается огромное число синтаксически неопределенных сочетаний, в которых неясно, какой из именительных – подлежащее, а какой – присвязочный член. В некоторых случаях мы вправе привлечь к делу смежные словосочетания, тесно ассоциированные с данным и дающие своей формальной стороной определенные указания на этот счет. Так, например, в сочетании она будет комиссар мы можем считать первое существительное подлежащим, а второе предикативным членом по ассоциации с я буду комиссар и ты будешь комиссар (то же и во всех случаях с личными местоименными существительными на месте одного из именительных, так как с существительными этими связка всегда согласуется, даже когда предикативное ударение на них, а не на другом именительном: комиссар-то все-таки буду я, а не комиссар-то все-таки будет я). Но в ряде случаев никакие смежные сочетания не выручают (например: чтение этой книги было для меня удовольствие), и мы должны определить такие сочетания как недифференцированные в отношении подлежащего и предикативного члена (хотя они и вполне дифференцированы как предложения). Мы можем сказать, что роль именительных здесь взаимно обусловлена: если один из именительных признать подлежащим, то другой будет предикативным членом, и обратно. Но дальше этого мы пойти не можем. Во всяком случае не следует забывать, что грамматическое отличие подлежащего от предикативного члена в этих случаях только одно: согласование связки (ибо только оно отличает предмет, которому приписывается тождество с предметом, выраженным в предикативном члене, от этого второго предмета), и что, следовательно, нельзя, оставаясь в пределах грамматики, искать здесь логических или психологических отличий. А поскольку интонация и порядок слов отражают здесь на себе только эти последние, мы не можем придавать значение этим признакам. Даже в тех случаях, где они явно противоречат признаку согласования (например, в сочетаниях у Л.Толстого: Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны; Восхищение других была та мазь колес, которая...), мы все-таки должны считать подлежащим тот член, с которым согласована связка.

ж) Существительное в творительном падеже: он был комиссаром. Этот предикативный падеж является одной из важнейших синтаксических особенностей балтийско-славянских языков («балтийские» языки: литовский, латышский и вымерший прусский). Ни на каком другом языке нельзя сказать: он был комиссаром, а только: он был комиссар. Значение его выяснено выше.

з) Существительное в разных падежах с предлогом и в родительном без предлога: 1) он был без очков, он был с характером, мы были в ссоре; 2) он был большого роста, веселого характера. Родительный без предлога не употребляется без прилагательного (нельзя сказать: он был роста, характера), так что рубрика 2-я формально должна была бы быть отнесена к отделу о распространенном предложении (см. § 15). Значения всех этих падежей и предлогов – те же, что и при непредикативном употреблении, и потому тоже должны рассматриваться в отделе о распространенном предложении. Здесь можно только заметить, что родительный принадлежности, очень обычный в непредикативном употреблении, в предикативном почти не встречается; говорится: проект был женин, это был проект жены, а не проект был жены.

и) Наречия: он был навеселе; это было очень кстати.

В заключение сведем для удобства запоминания все рассмотренные виды предикативных членов к одному словесному примеру. Тогда получится следующая табличка:

Переходим к третьему вопросу параграфа о различных видах глагольных связок.

3. Можно различать три вида глагольных связок:

1) Глагол быть (был – буду), который является идеальной связкой, абсолютно лишенной вещественного значения.

Сюда же принадлежат по отвлеченности значения и две бесформенные связки: есть (не смешивать с полновесным бесформенным словом есть в смысле существует) и суть (они обозначают настоящее время изъявительного наклонения к связке был – буду). Употребление их двояко. В книжном языке они употребляются в значении 3-го лица единственного (есть) и множественного (суть) числа, например: площадь квадрата есть функция длины его стороны; подлежащее и сказуемое суть главные члены предложения. При этом правильное различение лица и числа в словах, не имеющих звуковых примет ни для того, ни для другого, может быть объяснено только влиянием школы и школьного знания. В живом же языке они, естественно, употребляются без значения лица и числа: что я такое за человек на свете есть (А.Островский), это не суть важно и т.п. (сравн. такое же употребление и полновесного есть: у меня есть книги, у меня есть ты, моя опора);

2) полувещественные связки: казаться, являться, считаться, делаться, становиться, стать и т.д.

Они отличаются от глагола быть меньшей степенью отвлеченности, так как сохраняют крупицы словарных значений (например: являться  = обнаруживать свое бытие, оставаться = продолжать свое бытие и т.п.);

3) вещественные связки: он вернулся весел; вернулся веселый; спит одетый; вырос большой; упал мертвый; ходит босой и т.д. Так как во всех этих предложениях прилагательные явно отличаются от обычных, непредикативных, прилагательных (сравн.: веселый человек вернулся) сцеплением своим с глаголами, а в некоторых случаях и самой формой своей (краткость), то они должны быть признаны предикативными, а следовательно, и глаголы должны быть признаны связками, несмотря на то, что они почти целиком сохраняют свое вещественное значение (сравн. разницу между спит одетый – лежит одетый – сидит одетый и отсутствие разницы между стал умен и сделался умен). Здесь мы имеем один из многочисленных случаев переходных рубрик в языке и потому должны признать особый вид связки: вещественную связку и особый вид составного сказуемого: вещественное составное сказуемое. Чаще всего в этих сочетаниях встречаются пять прилагательных: сам, весь, один, первый, последний (батальон пришел весь, брат пришел сам, брат пришел один, брат пришел первый, брат пришел последний).

§ 14. Глагольные личные нераспространенные предложения
с предикативным членом и нулевой связкой

Основная особенность этих предложений заключается в полном параллелизме их с предложениями предшествующего параграфа, так что применительно к ним помещенная там таблица получает такой вид:

1) он весел
2) он развеселен, веселим
3) он веселый
4) он (веселым), он старшим
5) он веселее
6) он весельчак

7) он (весельчаком), он мастером
8) он из весельчаков (он в духе, он с характером,
он из немцев, он без пиджака и т.д.)
9) он навеселе

Как видим, даже отдельные падежи существительных (п. 8) здесь те же, что и там. Но в то же время здесь нет глагольной связки, к которой могли бы примкнуть члены, имеющие явно предикативную физиономию. Нет здесь и никакого интонационного следа опущения связки (например, паузы на месте ее; даже в том единственном случае, когда эта пауза на письме означается чертой, именно в фактах п. 6, она часто не произносится). Спрашивается, как же квалифицировать эти сочетания? Здесь надо вспомнить об известной уже нам способности языка создавать нулевые формы. Вдумываясь в безглагольное сочетание: он командир, мы замечаем, что, несмотря на отсутствие глагола, здесь нами ясно сознаются категории времени и наклонения, составляющие сущность глагольности. Он командир означает, что командирство его имеет место сейчас, в настоящее время, и что это не предположение говорящего, а факт (изъявительное наклонение). Обе эти категории мы сознаем здесь так же ясно, как если бы глагол был налицо. Здесь оказывается возможным даже и замена времен (например, в сочетании: еще один экзамен, и он – командир, где безглагольность заменяет будущее, как в сочетании: завтра я уезжаю), и употребление настоящего времени в «расширенном» значении (например: водород – газ, соответствующее по типу настоящего времени сочетанию: водород легко соединяется с хлором). Итак, это отсутствие глагола, это «пустое место» функционирует в языке как определенное время определенного наклонения глагола, и это можно объяснить только тем, что здесь мы имеем нулевую форму словосочетания подобно тому, как, например, в слове стол мы имеем нулевую форму слова, функционирующую и сознающуюся как определенный падеж определенного числа определенного рода, несмотря на отсутствие звуковых примет для всего этого.

Соответственно схеме:

и т. д.

мы имеем здесь для категории времени:

а для категории наклонения:

Те же соотношения повторяются во множественном числе (они веселы – они были веселы), а в отношении предикативного члена каждый из этих рядов может быть помножен на девять (он весел, веселый, веселее, весельчак и т.д. – он был весел, веселый, веселее, весельчак и т.д., см. выше), и это создает очень сложную систему ассоциаций, в которой безглагольные сочетания естественно должны сознаваться как особое видоизменение глагольных, а сама безглагольность – как нулевой признак с глагольным значением. Вот почему эти сочетания кажутся нам грамматически полными, нормальными (сравн. нулевые формы слов, где тоже обычно не замечается отсутствия окончания), и этим же объясняется то, что школьная подстановка словечка есть легко усваивается детьми, хотя подразумевание именно этого слова является здесь условным и не соответствующим действительности.

Итак, здесь мы можем говорить о нулевом формальном элементе словосочетания, именно о нулевой связке. А раз есть связка, то есть и предикативный член, есть и сказуемое, а значит, есть и предложение. Вот почему эти безглагольные словосочетания названы в заглавии параграфа глагольными предложениями. Что касается термина «составное сказуемое», то он здесь, конечно, звучал бы неуместно, поскольку фактически никакой «составности» здесь не обнаружено. Однако в каком-нибудь ином виде (например, в виде неполного составного сказуемого) он, думается, был бы вполне допустим и весьма полезен.

Надо еще сказать, что осознание каждого из рассматриваемых здесь словосочетаний как отдельного предложения с нулевой связкой обычно поддерживается еще интонационными средствами и грамматическими условиями контекста. Так, сочетание человек в пиджаке не будет понято нами как отдельное предложение в контекстах: это был человек в пиджаке; человек в пиджаке устал, и будет понято как отдельное предложение в контекстах: человек в пиджаке, и поэтому ему холодно; обезьянка в накидочке, а человек в пиджаке, а также и без всякого контекста при условии предикативной интонации. Однако все эти вспомогательные факторы не связаны с самой сущностью этих предложений и являются общими при всякой нехватке морфологических средств, тогда как ассоциации с предикативными формами словосочетаний (= нулевая связка) заключают в себе именно сущность данного типа словосочетаний.

Наряду с нулевой связкой будет последовательным признать и полновесное нулевое глагольное сказуемое, а именно безглагольность в значении настоящего времени изъявительного наклонения глагола быть в смысле существования, присутствия, например: Иванов дома; идите сюда, я в кухне; вы не знаете, где NN? и т.п. Так как формы словосочетания этого параграфа во всем аналогичны формам словосочетания предыдущего, то мы ограничимся здесь только примечаниями к тем отдельным пунктам нашей основной таблицы (см. стр. 71), которые их требуют.

ПРИМЕЧАНИЯ

К пункту 2. При прошедшем причастии здесь получается комбинация значения настоящего времени в нулевой связке и прошедшего времени в причастии, вследствие чего эти предложения имеют не чисто прошедший смысл, а обозначают прошедшие факты как упирающиеся своим результатом в настоящий момент. Воровский убит может быть сказано только или по горячим следам, тотчас же после преступления, или при перечислении недружелюбных актов Польши в связи с современными польско-русскими отношениями. Напротив, Воровский был убит есть обозначение исторического факта без всякого отношения к современности. Сравн. неуместность первой формы для давно прошедших времен (Цезарь убит) и неуместность второй для свежих фактов (например, если бы Воровский был убит было сказано в день самого убийства).

К пунктам 4 и 7. Прилагательное возможно здесь только при полном субстантивировании. Само же существительное гораздо реже здесь, чем при наличии связки (т.е. в прошедшем и будущем времени). Можно отметить здесь четыре частных типа сочетаний: 1) сочетания с некоторыми (двумя-тремя) словами, которые специализировались именно в этой роли: ты виной этому, она причиной этому, 2) тавтологические сочетания с уступительным смыслом: разговор разговором, а пора и за дело приняться, 3) творительный должности: она там – врачом, 4) творительный сравнения: нос у него крючком. В огромном же большинстве случаев сочетание с творительным невозможно (нельзя сказать он – жителем Крыма, он мне братом, собака животным и т.д.).

К пункту 6. Синтаксическая неопределенность в отношении подлежащего и предикативного члена здесь еще резче сказывается, чем в соответствующих сочетаниях предыдущего параграфа, так как различение здесь может быть основано только на ассоциациях с теми словосочетаниями, а у тех у самих не все в этой области благополучно (см. выше).

Продолжение следует