УЧЕНЫЕ – ШКОЛЕ

Тучерез – небоскреб – sky-skraper

Уже в начальной школе дети узнают о синонимах. Средняя школа учит различать синонимы полные (абсолютные) и неполные (относительные). Однако знакомить с фактами, мешающими опознать синонимы, видимо, недостает ни времени, ни уверенности в надобности. А ведь вокруг синонимов обретаются паронимы, порой умело прикидываясь синонимами. Тут же проплывают разнообразные варианты слов, не теряя надежды быть принятыми за синонимы. Иногда это им удается. Открываю многотомный и очень полезный словарь-справочник «Российская государственность». Там в статье о цензурных учреждениях царской России нахожу, что слово цензура имеет синоним ценсура. Но это никакой не синоним, а чистой воды фонематический вариант цензуры, т.е. то же самое слово, но только в изрядно потрепанном обмундировании. И так как основной принцип русской орфографии фонематический, то любые чисто фонематические варианты – это еще и орфографические варианты (ортография – орфография, биллиард – бильярд, шкап – шкаф). Во времена Державина степень – слово мужского рода (положительный степень) и лазурь тоже. Это морфологические варианты. Еще в 20–30-е гг. XX в. люди ездили в санаторию и смотрели фильму. Это сильно устаревшие морфологические варианты слов. О'берег и обере'г, тво'рог и творо'г – равноправные современные акцентные варианты. Туннель и тоннель – два равноправных фонематических варианта.

Теперь поговорим о денотативных синонимах. В старой Москве самые высокие дома называли тучерезами. В русский язык пришло из английского слово небоскреб (это словообразовательная калька, т.е. неморфемный перевод английского sky-skraper). Если два (или больше) слова имеют своими значениями тождественные понятия, то перед нами денотативные синонимы. Но что такое тождественные понятия? Это не одни и те же понятия, как, например, в словах китаеведение – синология, славяноведение – славистика, языкознание – языковедение – лингвистика. Это абсолютные синонимы: дублеты, триплеты и т.д.

Понятие – одна из форм мысли. Любое понятие имеет объем и содержание. Объем – это некое множество предметов или единичный предмет, отраженное, схваченное данным понятием. Тождественные понятия имеют один и тот же объем, но разное содержание, т.е. они отражают один и тот же класс предметов или один и тот же единичный предмет, но схватывают разные признаки этих предметов, поворачивая эти предметы разными сторонами. В содержании понятия небоскреб есть признак «скребущий небо», а в содержании понятия тучерез есть признак «режущий тучи». Возьмем единичный предмет родина Пушкина – порт пяти морей – столица РФ и многое другое. И все это будет Москва. Или вот: ухват и рогач. Они называют один и тот же класс предметов – приспособление, которым хозяйки ставят горшки в печь и вынимают оттуда. Объем понятий совпадает, но содержание разное: в содержание первого входит признак действия, производимого предметами этого класса, а в содержание второго – признак формы этого класса предметов. Еще один пример: древнецерковнославянский язык – старославянский язык – древнеболгарский язык. У этих названий один и тот же объем, но разное содержание: первое содержит признак области применения, второе указывает на то, что это первый литературный язык славянства, а третье упоминает этническую основу этого языка.

Содержание понятия составляют признаки класса предметов или единичного предмета, необходимые и достаточные для того, чтобы отличить этот класс предметов или единичный предмет от всех прочих. Поэтому при толкованиях слов ищут не поверхностные признаки. Вспомним эпиграмму Некрасова на Тургенева по поводу тургеневского понимания социализма П.В. Анненкова: «За то, что ходит он в фуражке и крепко бьет себя по ляжке, в нем наш Тургенев все замашки социалиста отыскал». В одном из выпусков «Нового в зарубежной лингвистике» сообщалось, что составители испанского академического толкового словаря так истолковали слово собака: «животное, самец которого, когда мочится, поднимает заднюю лапу». Вот яркий образец набора поверхностных признаков.

Итак, денотативные синонимы имеют один и тот же объем называемых ими понятий, но разное содержание.

Денотат – термин многозначный. Здесь я его употребляю в значении «объект действительности, получивший название». Тут будет нелишне напомнить место из работы академика Ю.Д. Апресяна «Лексическая семантика (синонимические средства языка)»: «...в логической литературе... семантику знака принято рассматривать на двух уровнях – денотативном (референционном) и сигнификативном... Денотатом знака называется класс обозначаемых им фактов, а сигнификатом – общие признаки всех фактов этого класса. Возможно, таким образом, денотативное тождество при их сигнификативном различии. Классическим примером этого расхождения являются фразы центр тяжести треугольника и точка пересечения медианы: эти имена реально задают один и тот же объект действительности, но позволяют мыслить его по-разному» (Избранные труды. Т. 1. М., 1995. С. 60).

Если денотат – означенный объект действительности, то как быть с именами вроде домовой, леший, русалка? Это, конечно, знаки. Но они не называют реально существующие объекты. Логики говорят, что у таких знаков нулевые денотаты. Слово есть, а денотата у него нет. Такая участь может постичь не только слова, называющие образы, порожденные людьми далекого прошлого, но и слова, десятки лет считавшиеся научными терминами, а потом, с развитием естествознания, лишившиеся денотатов (теплород, флогистон). Или политические и политико-экономические термины: диктатура пролетариата, общенародное государство, закон абсолютного обнищания пролетариата, или искусствоведческий термин социалистический реализм.

А сейчас – о забавной цепочке денотативных синонимов.

В 1948 г. профессор Б.С. Мейлах получил Сталинскую премию за книгу «Ленин и русская литература конца XIX – начала XX в.». На премию Б.Мейлах построил под Ленинградом дачу. И вскоре в городском фольклоре появились три названия этого денотата.

Мейлахов курган (ср. топоним Малахов курган – место, известное из истории первой и второй обороны Севастополя). Звуковая перекличка названий вызывает насмешливое «Что же защищают на Мейлаховом кургане?».

Ампир во время чумы (саркастическая оценка времени – поры геростратовски известных постановлений, докладов о литературе, музыке, кино, биологической науке).

Спас на цитатах (название целило в цитатничество, цитатоманию; Спас на цитатах – это памятник убитой живой мысли, замене ее гербарием цитат).

Москва, ее городской фольклор тоже отозвался на события второй половины 40–60-х годов. Но без денотативных синонимов.

«В связи с обЛЫСЕНием дарвинизма из Московского зоопарка были удалены: попугай, кричавший на разных языках «Вейсман и Морган»; зебра за формализм; жираф за конструктивизм и павлин за голый натурализм».

Эр. ХАН-ПИРА,
г. Москва