ИНФОРМАЦИЯ

LXXXXI выпуск

С.И. КАРЦЕВСКИЙ

Повторительный курс русского языка

Предисловие

В последнее время в учебной литературе по русскому языку чрезвычайно распространился тип «рабочей книги по языку» с беседами, наводящими вопросами, заданиями и т.д. и с скупо вкрапленными в этот общий фон «выводами», нередко, впрочем, и отсутствующими совсем. Тип догматического учебника почти совершенно вытеснен этим новым типом. А между тем на известной стадии обучения (завершительной) догматический тип по-прежнему остается незаменимым, так как только он один способен дать ученику в короткий срок цельное, стройное и четко оформленное представление о предмете. И в таком предмете, как язык, где сведения, по существу дела, строго систематичны, потребность в таком учебнике никогда не исчезнет.

Очень удачный опыт такого учебника представляет предлагаемая вниманию читателя книжка. Глубокая продуманность содержания, доведенная до изящества строгость и цельность проводимой системы, предельно ясное и талантливо сжатое изложение – вот основные ее особенности, невольно привлекающие к ней внимание. Конечно, далеко не все изложенное в этой книге является общепризнанным в нашей науке, и в этом смысле можно было бы возражать против применения ее в средней школе. Но научная грамматика не располагает еще в настоящее время в области общих вопросов таким общепризнанным кодексом истин, каким владеют другие науки, и тот, кто настаивал бы на невозможности частных мнений даже и в завершительном курсе средней школы, пришел бы к необходимости реставрации в ней традиционной грамматики. Нам думается, что школа здесь может и должна пока удовлетворяться той «наукообразностью», о которой говорил в свое время Д.Н. Овсянико-Куликовский. Такой «наукообразностью» рекомендуемая книжка обладает в самой полной мере. При всей догматичности изложения дух научного исследования глубоко пронизывает всю книгу.

Последнее делает книгу не только учебником, а и весьма интересной книгой для всякого, интересующегося вопросами языка.

Как учебник книга может пригодиться в 8-й и 9-й группах там, где они имеют педагогический уклон, в педтехникумах, в пединститутах, в университетах.

По сравнению с немногими однородными книгами в современной учебной литературе у данной книги есть еще преимущество в том, что она охватывает не только грамматическую систему языка, но и отчасти лексическую и семантическую стороны.

Книжке можно пожелать самого широкого распространения.

26 февраля 1927 г.

А.Пешковский

От автора

Едва ли кто-нибудь сомневается в необходимости старшего, «повторительного» курса родного языка в конце второй ступени, точнее – на восьмом или девятом году обучения. Но нам необходимо обосновать наш собственный взгляд на задачи и содержание подобного курса и тем самым оправдать характер настоящей книги.

Нам представляется, что старший курс языка не может быть просто количественным расширением младшего курса. Построенный на совсем иных основаниях, он должен быть теоретическим, элементарно-научным, тогда как перед преподавателем младшего курса, даже перестроенного в согласии с научной грамматикой, будут стоять задания практические: обучение орфографии и владению письменной и устной речью.

Независимо от того, будет или нет оканчивающий вторую ступень продолжать свое образование, он должен вынести из своей школы некоторые сведения о науке о языке как особой дисциплине. В этом отношении наши даже очень культурные люди отличаются полным неведением. Задача настоящей книжки – познакомить учащихся, а также будущих учителей школы I ступени, с механизмом языка вообще. Это как бы элементарное введение в науку о языке, построенное исключительно на явлениях родного языка, или, если угодно, это описание нашей речи, сделанное с лингвистической точки зрения.

Первое, самое главное убеждение, которое, по мысли автора, учащийся должен вынести из этой книжки, это – то, что язык есть социальное установление. Здесь открывается широчайшее поле для наблюдений над тем, как говорят различные социальные группы, каков их словарь, произношение, грамматика, над тем, как одна социальная группа заимствует у другой выражения, произношение, даже грамматику, и как это происходит, каким, например, образом технические слова из кругов специалистов проникают в общую массу населения, как горожане завозят языковые новшества в деревню и т.д. Речь самих учащихся даст материал для наблюдений над говором лиц разных местностей, а также над индивидуальными и семейными особенностями речи; конечно, и жаргон школьный будет также привлечен как объект для изучения. Мы ни минуты не сомневаемся, что изучение этих сторон родной речи и собирание соответствующих материалов чрезвычайно заинтересуют самих учащихся.

Непосредственно из этих наблюдений вытекает тот вывод, что есть особая норма в пользовании речью, есть общий язык, которым «все говорят». Здесь открывается новое поле для наблюдений как над тем, кто эти «все», так и над взаимодействием разговорного литературного и письменного литературного языков, влиянием на нашу речь книги, газеты и обратно.

Наконец еще одна сторона тех же наблюдений – это речевые установки, т.е. пользование языковыми средствами для различных заданий: язык газеты (в ее разных отделах), ученой книги, лекции, диспута, митинговой речи, рекламы, канцелярский язык, язык церковный и т.д., и т.д. Здесь требуется предварительно усвоить себе натуральное различение в языке двух стихий – интеллектуальной и эмоциональной, и затем разницу между двояким отношением к вещам и людям – объективным и субъективным (его крайний случай – аффективность). Мы не коснулись в нашей книге эстетической установки на выражение. Вопрос этот сложен, не разработан, говорить о нем в учебнике трудно, да он и не имеет прямого отношения к языкознанию. Но ничто не мешает преподавателю показать на примерах, как писатель и поэт гармонизуют и стилизуют объективные данные языка, чтобы характеризовать своих героев, природу или чтобы вызвать у читателя эстетическое чувство. Все с тем же социальным характером языка связывается и вопрос о письме и об орфографии.

Главный же вывод, который доминирует над всем нашим изложением, это то, что все знаки языка условны, ибо составляют достояние всех говорящих, что каждый из нас не властен изменять их по своей прихоти, но что перед каждым говорящим в процессе речи стоит задание – выразить свое личное при помощи языковых знаков, созданных всеми и для всех. Здесь бросается в глаза то обстоятельство, что грамматическая сторона слова представляет собою общие значения, обязательные и одинаковые для всех. Тот факт, что слово дом есть именительный падеж, единственное число, что оно мужского рода, что это название неодушевленного предмета, – является обязательным для всех. Что же касается того содержания, которое я вложу в семантическое (вещественное) значение этого слова, то оно до известной степени в связи с обстановкой речи, зависит от лица говорящего. Иначе говоря, грамматика есть система общеобязательных в данном языковом коллективе значений – это как бы «материализованные» коллективные идеи. И, поскольку речь идет о языковых категориях, надо полагать, что Durkheim был прав, приписывая им социальное происхождение.

Наш учебник пытается зарисовать в наиболее простой форме логико-психологический механизм языка. Наш отправной основной пункт – это множественность частичных значений, заключенных в слове (см., что сказано выше о слове дом), которые мы в целях упрощения сводим к двум главным разрядам: значения семантические (вещественные) и значения формальные, или грамматические. По характеру своих формальных значений слова распадаются на разряды, называемые «частями речи». Весь язык представляет собою систему функциональных отношений между этими частичными значениями, но изложить ее в учебнике невозможно, настолько она сложна и отвлеченна, – это уже дело высшей школы и специальных научных трудов. Поэтому механизм речи описан нами нарочито упрощенно, и все же, излагая научную дисциплину, мы не смогли обойтись и без научных терминов. Пусть не посетуют на нас за это педагоги. Грамматика, как уже указывал на это А.М. Пешковский, наука отвлеченная и сложная; сравнивать ее в этом отношении можно только с математикой и логикой. И нам кажется, что изучение языка, с одной стороны, как конкретно-социального явления, а с другой – как знаковой системы функциональных отношений, будет очень способствовать развитию и укреплению формального мышления.

Одной из особенностей книги является то обстоятельство, что глава о звуках находится на самом конце: к изучению звуков переходят после изучения грамматики. Такой распорядок вытекает из наших научных представлений о языке. Звуковая различительная единица – фонема – является дифференциальным знаком последней степени: фраза, словосочетание (синтагма), морфологические элементы слова, фонема. Анализ же фонемы уводит нас из языка в физиологию звуков и в акустику. В изучении именно родного языка необходимо идти натуральным путем, т.е. от смысловых единиц к звуковым, а не обратно, и, стало быть, от лексики к семантике, потом к грамматике, наконец к физиологии.

Мы совсем не излагали морфологию русского языка, т.е. ту систему знаков (суффиксов, префиксов, флексий, передвижение ударения, чередование фонем, порядок слов), при помощи которой различаются функции значений внутри слов и их функциональные отношения. Это повлекло бы увеличение объема учебника еще страниц на 40–50. Кроме того, едва ли необходимо для ученика прорабатывать этот отдел подробно. Достаточно, если он понимает важнейшие принципы функционирования морфем (а об этом у нас говорится довольно подробно) и в каком-нибудь несложном случае может дать себе отчет в том, каким другим формам данная форма противополагается и чем это выражается. Но, конечно, самому преподавателю необходимо иметь всегда под рукой полное описание морфологической системы русского языка.

Об иных особенностях нашего учебника мы не будем распространяться. Читатель сам заметит их и увидит, конечно, что все они обусловлены нашими научными взглядами на сущность языка, взглядами, которые формировались под влиянием F. de Saussure’a, Ch. Bally, Alb. Sechehaye и A.Meillet.

Необходимо, однако, обратить внимание еще на следующую сторону изучения языка. Наш учебник говорит только о синхронии, т.е. о данном состоянии языковой системы, а не об эволюции языка. Но хотя история родного языка и должна, на наш взгляд, изучаться только в высшей школе, тем не менее, представление о движении языка должно быть внушено учащимся еще на II ступени. В настоящем учебнике преподаватель найдет достаточно материала для того, чтобы показать ученикам, как и почему языковые знаки меняют смысл, возникают новые слова, умирают старые, как индивидуальная речь и по словарю, и по произношению, и даже по грамматике уклоняется от общей нормы. Здесь – в расхождении индивидуального говорения с коллективным – лежит отправная точка возможности языковых изменений. С накоплением во времени этих отклонений в процессе подражания индивидуумов друг другу происходят сдвиги в языке, и он эволюционирует. На этих различиях необходимо остановиться и продумать их возможно отчетливее и на возможно большем материале.

В заключение автор считает своим приятным долгом выразить свою глубокую благодарность А.М. Пешковскому, взгляды которого ему очень близки, взявшему на себя рекомендовать настоящий учебник вниманию русских педагогов, и проф. Н.Н. Дурново, ценными советами которого он широко пользовался во время работы.

Автор

Глава I

НАША  РЕЧЬ

§ 1. Человеческая речь

Никто не скажет, что граммофон «говорит»: он только воспроизводит, механически повторяет то, что человек записал на его пластинке; ни понять того, что он воспроизводит, ни прибавить к записанному, ни убавить в нем граммофон, конечно, не может. Обученный попугай повторяет слова, которые ему внушили, но это тоже не есть речь: попугай не понимает того, что говорит, и почти не отличается в этом отношении от граммофона. Но у животных, в том числе, конечно, и у попугаев, есть свой язык. Достаточно послушать, как, напр., наседка сзывает цыплят на корм или предупреждает их об опасности, чтобы убедиться в том, что животные «разговаривают». Но их язык выражает не мысли, а только чувства: страх, голод, ласку, удовольствие, боль и т.п.; напр., звуки, издаваемые собакой, очень разнообразны, и хозяин собаки довольно хорошо понимает ее язык.

Речь человека отличается от языка животных тем, что она есть прежде всего язык мыслей. Когда называют ее «членораздельной», этим самым хотят обозначить, что она членится на отдельные мысли, сложные и более простые. В самом простом слове, напр. дом, наше сознание различает целый ряд отдельных значений: представление о каком-то жилище, о том, что это предмет, что он один, что слово это мужского рода, что оно употреблено в именительном падеже и т.д. И без всей этой сложности значений, т.е. элементов мысли, нет человеческой речи. Само собой разумеется, что животные не обладают подобной речью.

§ 2. Речь и язык

Речь есть наша способность выражать свои мысли и чувства, а язык есть способ выражения их, способ использования дара речи. Нельзя сказать, что глухонемой лишен дара речи, он он лишен возможности выражать свои мысли и общаться с другими, пока не обучится языку. Мы научаемся языку с детства, незаметно для самих себя, слушая и повторяя слышанное от взрослых, уже владеющих языком; глухонемой же не может так учиться языку потому именно, что он глухой.

Мы различаем язык жестов и мимики, напр., у краснокожих и у других дикарей (также в театре, в пантомиме); в подобном же смысле говорят о «языке цветов»; для артистов существует язык красок, линий, музыкальных звуков, который и мы понимаем, но которым не владеем сами. Язык в обычном для всех смысле – это язык слов, т.е. звукосочетаний особого рода (не тех, что употребляются в музыке), составляющихся из звуков, производимых нашим говорильным аппаратом; слова сопровождаются интонацией, а иногда и жестами и мимикой.

Речь есть внутренняя сторона того явления, о котором мы говорим, язык же – его внешняя сторона, и она меняется: у разных народов языки разные, а кроме того, как мы увидим в дальнейшем (§ 7), у одного и того же народа есть различные языки.

§ 3. Высказывание

Язык служит нам средством общения с другими людьми. Мы обращаемся к ним с вопросами, просьбами, советами, приказаниями, шутками, высказываем наши мысли, чувства, желания. Наша речь состоит из высказываний, и каждому сколько-нибудь законченному высказыванию соответствует особая фраза. Мы говорим фразами. Одна фраза от другой отделяется паузой, т.е. после каждой фразы наши говорильные органы приходят в состояние покоя, и мы делаем голосом полную, хотя бы и очень короткую остановку. (На письме этой паузе соответствует точка, а более краткие остановки внутри фразы – полупаузы – обозначаются другими знаками пунктуации, или препинания.) Напр.:

– Что тебе, Петрович, аль что случилось?

– Ничего не случилось, Авдотья Арефьевна. Муж тебя спрашивает.

– Разве он вернулся?

– Вернулся.

– Да где ж он?

– А на деревне, в избе сидит.

То слово в фразе, которое является наиболее важным, несет на себе «фразовое ударение», т.е. произносится с наибольшей силой. Напр.: В этом озере водится много рыбы. В этом озере водится много рыбы. В этом озере водится много рыбы.

§ 4. Обстановка

Читая или даже слыша вышеприведенный разговор и разумея каждую фразу его, мы все-таки не все понимаем. Необходимо знать обстановку (ситуацию) разговора, чтобы точно понимать, о чем идет речь и что высказывают говорящие лица. Только из обстановки мы узнаем, что второй собеседник – мужик Петрович, у которого приютился Аким, муж Авдотьи Арефьевны, после того как по прихоти помещицы Наум завладел его постоялым двором, и что Авдотья боится Акима, так как сама виновата в том, что случилось (см. Тургенев.  «Постоялый двор»). То, что в действительной жизни объясняет обстановка, в книге дается контекстом, т.е. окружающими фразами и всем произведением в целом.

Роль обстановки чрезвычайно важна в речи; благодаря ей многое может не называться, опускаться; фразы становятся неполными. Так, напр., сидя за чайным столом, хозяйка просто спрашивает: Вам с лимоном или без? А вам крепкого или слабого? Полные фразы: Вам как дать чаю: с лимоном или без лимона? А вам какого налить чаю: крепкого или слабого? – нам показались бы смешными и педантичными. Они не нужны, раз обстановка восполняет опущенное.

§ 5. Интонация

Представим себе, что мы слышим разговор за стеной, но слов разобрать не можем. Поймем ли мы хоть что-нибудь из происходящего там? Прислушиваясь к голосам, мы можем распознать число говорящих, можем понять, каков характер разговора: мирный, взволнованный, спор, ссора; один упрекает, другой оправдывается или огрызается; один наседает, другой постепенно сдается и т.д. Более того – мы можем различить начало и конец фраз и понять, когда фраза оборвалась незаконченной, различим вопрос от ответа, побуждение или приказ от простого изложения. Позволит нам понять все это интонация; но необходимо слышать слова, чтобы понять, о чем идет разговор.

Когда мы говорим, тон нашего голоса то подымается, то опускается. Напр.:

Ни во второй, ни в третьей фразе нельзя остановиться после слова огня, а в третьей – и после слова чай. Самая интонация предупреждает, что фраза не закончена. Таким образом, законченности высказывания соответствует законченность интонации. Если же фраза почему-либо прервана, не закончена, слушающий тотчас же замечает это. (На письме в таком случае ставится многоточие.)

Виды интонаций чрезвычайно разнообразны. Ср., напр.: 1. Папа дома? 2. Папа дома. 3. Папа дома! 4. Папа, домой! Но главнейшие сводятся к четырем типам: утверждение (2-й пример), вопрос (1-й пример), восклицание (3-й пример), побуждение (4-й пример). Вопрос может сопровождаться восклицанием, что дает вопросительно-восклицательную интонацию (напр.: Как?! Папа дома?!).

Итак, по характеру интонаций различаются фразы: a) утвердительные, или повествовательные, b) восклицательные, c) вопросительные (с восклицанием или без восклицания), d) побудительные, или повелительные. Но это только главные типы, и, напр., восклицательная фраза, в зависимости от того, выражает она радость, или злобу, или горе и т.д., примет иные оттенки интонации; то же и с другими фразами.

§ 6. Язык

Наша речь распадается на высказывания. Каждое высказывание выражается особой фразой. Фраза распадается на слова, соединенные между собою по законам грамматики и объединяемые общей интонацией. Для того, чтобы говорить, нужно иметь в запасе готовые и всем понятные слова, заранее установленные грамматические законы и интонации. Такой запас и называется языком. Стало быть, язык состоит из:

1. слов: мальчик, большой, маленький, книга, читать и т.д.;

2. грамматики (т.е. законов соединения слов) – напр., Маленький мальчик читает большую книгу;

3. интонаций – напр.:

Запас слов в языке образует, как принято говорить, «словарь» языка, законы соединения слов – его «грамматику», наконец, звуки языка составляют его «фонетику». Наука, изучающая язык, называется языковедением, языкознанием или лингвистикой.

§ 7. Частные языки

Не только различные народы говорят каждый на своем языке, но и внутри одного и того же народа существуют значительные языковые различия, главным образом в словаре, между классами населения. Так, напр., духовенство, мелкие торговцы, крестьяне, интеллигенция и т.д. говорят не совсем одинаково. Иначе и не может быть: язык есть средство общения между людьми, он является социальным установлением и отражает деление общества на различные группировки. Где у людей общие условия труда, жизни, общие интересы и вкусы – там и язык общий, ибо мысли и чувства этих людей схожи, близки.

Очень важны с этой точки зрения профессиональные группировки. У каждой профессии есть свои особые слова для обозначения как инструментов, так и вообще различных сторон профессиональной деятельности. Подобные слова называются терминами. В жаргоне школьников, моряков, охотников, барышников, особенно же в языке беспризорных, арестантов и воров, есть масса своих особых выражений, которые не должны быть понятны для «непосвященных».

Внимательно присматриваясь к тому, как говорят наши знакомые, мы заметим, что почти в каждой семье есть свои особые, домашние словечки, которых нет у других семей, и что даже отдельные лица различаются между собой по манере говорить. Но все эти индивидуальные различия не имеют, конечно, такого большого значения, как различия профессиональные и классовые.

Наконец, совсем особенный язык церковный, на котором совершается служба в церкви.

Кроме того язык дробится географически: в каждой местности есть свои особенности в словаре и произношении; когда эти особенности местных говоров становятся значительными и, напр., касаются и грамматики, то получается, что язык дробится на диалекты.

§ 8. Общий язык

В отличие от частных языков принято называть общим язык, на котором говорят культурные люди. Общий язык поддерживается школой, книгой, газетой, на нем говорят в государственных учреждениях. На службе, в книгах и газетах приходится всем говорить одним языком, и там исчезают, сглаживаются местные языковые различия; а поскольку разговор или книга не имеют специального характера, то отбрасываются и термины и разные специальные выражения. Каждый стремится говорить «как все». В общем можно сказать, что чем культурнее человек, тем меньше в его речи местных особенностей.

Общий язык все-таки не остается неподвижным. Жизнь и быт изменяются, изобретаются новые вещи, происходят социально-политические изменения, и для обозначения новых мыслей возникают новые слова, и по тем же причинам отпадают старые. Так, напр., в произведениях наших классиков мы встречаем слова городничий, оброк, однодворец, повытчик, воевода и т.д. Эти слова уже в языке не живут, потому что уже нет больше в жизни тех вещей, которые они обозначают. В связи с изобретениями последних двадцати-тридцати лет появились слова кинематограф, аэроплан, авион, аэродром, летчик, радио, трактор и т.д., почти все заимствованные с иностранного. Со времени Октябрьской революции появилось множество новых слов для обозначения новых учреждений и новых сторон быта: таковы, напр., хотя бы «сокращения»: Совнарком, ВСНХ, Авиахим, учком, комсомол и т.д., и т.п.

§ 9. Аффективность

Когда мы говорим о вещах, которые нас глубоко затрагивают, мы не только называем их и высказываем наши мысли о них, но и выражаем к ним внутреннее отношение. Наш разговор принимает аффективный характер, т.е. выражает наше отношение, приязненное (симпатия, ласка, нежность, уважение, почтение, простая вежливость) или неприязненное (антипатия, враждебность, холодность, отвращение, неуважение, непочтительность). Ср., с одной стороны, обычное слово умереть, а с другой – аффективные выражения: скончаться, почить, отдать богу душу, приказать долго жить, покинуть земную юдоль, и, наконец, такие грубые выражения, как подохнуть, сдохнуть, околеть. Ср. также обычные слова дом, лошадь, белый, город, мужик, лапа с аффективными словами: домик, домишко; лошадка, лошаденка; беленький; городок, городишко; мужичок, мужичонка, мужичишка, мужичище; лапка, лапушка, лапонька, лапища и т.д.

Аффективных слов, выражений, интонаций очень много в языке, и мы постоянно создаем новые или же старым придаем аффективный оттенок. Для выражения искреннего чувства нам прежние слова кажутся слишком тусклыми, затертыми, опошленными именно потому, что они употребляются всеми, а нам хочется выразить свое чувство личное, не похожее на чувства других и которое произвело бы впечатление на нашего собеседника. Даже выражения простой вежливости очень разнообразятся в зависимости от того, с кем мы говорим и в каком настроении находимся; ср., напр., пожалуйста, милости просим, сделайте одолжение, будьте любезны, будьте добры, соблаговолите, не откажите и т.д., и т.д.

§ 10. Субъективность

Самые вещи становятся в наших глазах как бы иными в зависимости от нашего к ним отношения. Для заблудившихся в пустыне путешественников, изнемогающих от жажды, вода совсем не то же, что для нас: с глотком воды связано спасение от смерти, жизнь. К каждому предмету, с которым мы жизненно связаны, у нас устанавливается особое пристрастное, субъективное отношение: мы видим в нем такие качества, которых не увидит посторонний человек. Для нас, напр., лошадь есть просто лошадь; ее пол, возраст, даже масть для нас почти безразличны. Не то – для крестьянина или лошадника, торговца лошадьми. Там различают до сорока мастей, там каждый возраст лошади имеет свое название: жеребенок к концу года стригунок, на втором году лошак, затем третьяк, потом четверточина и т.д. Эти названия в ходу у сибирских, многолошадных крестьян. Для них лошадь на втором году и лошадь на четвертом году как бы два разных существа, потому что от них разная польза. Объективное отношение к вещам мы наблюдаем только в науке или когда речь идет о чем-то, что нас близко не затрагивает. Поэтому научный язык пользуется терминами, т.е. точными словами, которые прямо обозначают понятия, не примешивая к ним нашего субъективного отношения. В обычной же речи наряду со словами-этикетками, т.е. просто отвлеченно обозначающими вещи, есть много слов описательных. Таковы, напр., подсолнечник (находящийся под солнцем), ежиться (сжиматься, как еж сжимается в комок), лисить (хитрить, как лиса), мать-и-мачеха (растение, у которого верхняя сторона листьев гладкая и холодная, а нижняя – пушистая и теплая; научный термин – Tussilago farfora), распушить (разбранить так, чтобы только «пух летел») и т.д. Все это будут слова образные.

Слова-этикетки (сюда же принадлежат и термины) служат только для обозначения понятий, слова же образные отвечают нашей потребности не только понимать, но также и воображать, т.е. как бы видеть, слышать, ощущать те предметы и действия, о которых идет речь.

К образным словам нужно отнести и такие, которые самими звуками живописуют, напр., стрекануть, профершпилиться, чебурахнуться, шморгнутъ, хлобыснуться, тараторить, балаболка, кувырком и т.д. Все образные слова действуют сперва на наше воображение и лишь через него обращаются к рассудку. Все они субъективного характера. Так, напр., то обстоятельство, что цветок подсолнечника повертывается в течение дня по солнцу, не имеет объективного значения, так как все цветы делают то же самое, но в подсолнечнике это нам бросается в глаза благодаря его величине. Ботаник же, избегая субъективных впечатлений, дает подсолнечнику название-термин (Helianthus annuus).

§ 11. Язык эмоциональный и интеллектуальный

Высказывая свои мысли, мы стремимся к наибольшей ясности выражения и к тому, чтобы нас полностью поняли. Мы выбираем выражения наиболее точные, объективные, связываем слова по строгим законам грамматики и объединяем их в фразу при помощи простой, главным образом, повествовательной или повествовательно-вопросительной интонации. Это язык мыслей, иначе – интеллектуальный язык.

Язык чувств (эмоций) иной. Для выражения несложных ощущений мы пользуемся особыми восклицательными словечками – междометиями: ой! аи! ай-яй-яй! ага! и т.д. Главным средством эмоционального языка являются интонации. Смотря по тому, как мы произнесем Пожар! – мы выразим самые разнообразные переживания: испуг, ужас, отчаяние, печаль, сочувствие, любопытство, возмущение, злорадство, покорность судьбе и т.д., и т.д. Сильные движения чувств нарушают спокойный ход нашей речи, разнообразят интонацию, разрывают фразу на части, нарушают и затемняют грамматическую связь между словами, наконец, самые слова заменяются междометиями: говорящий спешит дать исход своему волнению, не думает о собеседнике и не заботится о ясности фразы.

§ 12. Речь практическая

В повседневной, обыденной практической жизни, когда мы, напр., покупаем и торгуемся на базаре, отдаем распоряжения, сообщаем услышанную новость, делимся впечатлениями от прочитанной газеты или книги, говорим о делах, даем совет, забавляемся и т.д., мы никогда не остаемся бесстрастными, холодными, но всегда более или менее волнуемся, убеждаем, оспариваем, хвалим, порицаем, браним, угрожаем и т.д.

Поэтому наша практическая речь (т.е. та, которая обслуживает нужды практической жизни) наряду со средствами языка интеллектуального широко пользуется также и средствами эмоционального языка, т.е. разнообразными интонациями, восклицательными словечками (ср. бесстрастное: он ударил его по спине, более эмоциональное: он хлопнул его по спине и взволнованное: он хлоп его по спине!), а также различными аффективными словами и выражениями (ср. Ну и лапищи же у него! Хочешь баиньки, спатиньки? Старая престарая старушка; ср. также вежливые: кушайте, пожалуйте и обычные ешьте, входите).

В практической жизни мы пользуемся языком главным образом для разговора, поэтому практическая речь обычно имеет форму диалога. В практической жизни мы обыкновенно не строим полных фраз, многое подразумеваем и опускаем, ибо обстановка и контекст восполняют смысл неполных фраз.

§ 13. Речь теоретическая

Речь, которая не служит задачам практической жизни, но которая бесстрастно излагает ход мыслей, называется теорической. Такая речь пользуется средствами языка интеллектуального и состоит из полных фраз, ясных, правильно построенных, из слов неаффективных и по возможности точных, а не образных, описательных. В чистом виде ее нигде не существует, но к ней приближается научное изложение, напр. лекция ученого, математическая задача в учебнике или изложение протокола заседания, протокола полицейского, юридических актов, корабельного журнала и т.п.

Несмотря на то, что теоретическая речь никогда не осуществляется полностью, так как никто не бывает вполне бесстрастным (профессор стремится убедить слушателей, заставить их поверить ему; в судебном протоколе сквозит негодование против совершенного преступления), тем не менее именно теоретическая речь с ее средствами интеллектуального языка лежит в основе речи практической. Мы понимаем Он хлоп его по спине! только как более взволнованное высказывание того же, что в теоретической речи было бы сказано как Он ударил его по спине. Фраза NN скончался есть только более почтительное выражение мысли: NN умер. Фраза Убирайся! есть только более грубая форма высказывания мысли Уходи и т.д.

Дети, женщины, а также люди малоразвитые живут больше чувствами, поэтому их речь более эмоциональна и далека от речи теоретической. Взрослые люди, более развитые, а также и ученые больше живут рассудком, поэтому их речь менее эмоциональна, ближе к теоретической.

§ 14. Речевые установки

Средствами языка мы пользуемся по-разному; так, прежде всего нужно различать речь устную и речь письменную. Вторая будет отличаться от первой главным образом отсутствием той ситуации, обстановки, которая неотделима от речи устной, от разговора. Поэтому, когда мы пишем, нам поневоле приходится излагать все подробнее, чем мы сделали бы это при разговоре; приходится внимательно думать о том, кому и для кого мы пишем, и выражаться так, чтобы тому было все ясно. Понятно, что как устная, так и письменная речь может иметь характер более теоретический или более практический, выражать известное аффективное отношение говорящего или пишущего как к тому, к кому он обращается, так и к вещам, о которых идет речь, и т.д.

Затем необходимо различать речевые установки, т.е. характер задания, ради которого мы и прибегаем к средствам языка. Мы строим нашу речь по-иному, иначе выбираем выражения и связываем их, смотря по тому, хотим ли мы, чтобы наш слушатель (или читатель) спокойно продумал и принял нашу мысль (лекция, научное рассуждение), или хотим увлечь его за нашими чувствами и даже вызвать на какое-нибудь действие (речь на митинге, воззвание, проповедь). Напр., реклама стремится навязать публике убеждение в истине того, что она утверждает; газетная телеграмма кратко, лаконически, но ярко осведомляет нас о фактах, а газетная статья кратко, точно и ярко объясняет нам значение этих фактов с точки зрения этой газеты или партии.

Так создаются различные речевые стили: реклама, прокламация, митинговая речь, газетные заголовки, телеграммы гонятся за тем, чтобы яркими экспрессивными выражениями врезать нам в память известные утверждения. Афиша кинематографа нагромождает один на другой кричащие и полные преувеличений слова: потрясающая трагедия, необыкновенные приключения, величайшее произведение мирового гения и т.д. Но, конечно, подобный стиль будет не к месту там, где книга или живая речь обращаются к мысли и к рассудку.

По характеру речи мы можем судить о лице говорящем, о его образовании, о его среде, о его вкусах, нередко и о местности, из которой он происходит. Выражение, принадлежащее к определенному стилю (напр., к газетному), свойственное определенной среде (напр., торговой) или тесно связанное с воспоминанием об определенном моменте жизни, сейчас же пробуждает в нас ощущение того мира, из которого оно зашло к нам.

Художники слова, поэты и писатели, широко пользуются этой способностью слов, редких в общем языке, для того, чтобы вызывать в нас впечатления разных чувств, людей, классов и т.д. Это особая эстетическая установка на выражение. Для того, чтобы охарактеризовать своих героев, авторы пользуются особенностями их говора, употребляют местные выражения (провинциализмы), прибегают к жаргону; чтобы вызвать у нас картину обстановки действия, прибегают к различным речевым стилям, к словам образным, аффективным и т.д., наконец вводят новые слова (неологизмы) или воскрешают забытые (архаизмы).

§ 15. Синонимы

Итак, мы видим, что в языке имеется много речевых слоев – специальные, аффективные, установочные и т.д., в которых одно и то же содержание высказывания выражается по-разному. Такие очень близкие по значению слова и выражения называются синонимами. Напр., тихий, спокойный, мирный; храбрость, отвага, доблесть, бесстрашие, смелость; умереть, скончаться, отойти, отдать богу душу, почить, приказать долго жить, испустить дух, подохнуть, околеть; бездельничать, лодырничать, бить баклуши; однако, все-таки, тем не менее, несмотря на то и т.д.

Одно и то же содержание высказывания (в целом или его частей) может быть выражено различными способами – в зависимости от настроения говорящего, от цели разговора и от обстановки, в которой оно происходит. Так, напр., Мне тяжело (бесстрастное интеллектуальное высказывание), Мне тяжко (более эмоциональное), Тяжко мне (очень эмоциональное), наконец, просто Эх (чисто эмоциональное) – все они говорят об одном и том же – о подавленном состоянии духа, но говорят по-разному.

§ 16. Переносное значение

В зависимости от обстановки речи одно и то же выражение может получать различные значения. Ср., напр., Бык пасется в стаде и Мост стоит на быках. В последней фразе устои моста по своей силе и упорности уподоблены быкам. Слово «бык» употреблено в фигуральном, или в переносном значении. Ср. еще Пошел! – обращенное к кучеру, и Я пошел домой, в первом случае форма прошедшего времени употреблена в роли повелительного наклонения. Перенесение значения (или транспозиция) совершается постоянно в нашей речи; более или менее неподвижны только термины в науке, все же прочие слова всегда могут быть транспонированы, т.е. употреблены для названия иных вещей, чем те, которые они обычно обозначают.

§ 17. Роль лица говорящего

Последовательность фраз, их интонация, выбор выражений в зависимости от характера речи, построение полных или неполных фраз и наделение слов прямым или переносным значением – все это делается лицом говорящим. Но, кроме того, оно влияет на фразу еще в трех направлениях.

1. Лицо говорящее выражает свое отношение к содержанию высказывания: а) рассматривает высказывание как факт, напр., Несмотря на болезнь, Ваня не остался на второй год; b) как предположение: Несмотря на болезнь, он не остался бы на второй год; c) лицо говорящее полагает, что своим высказыванием оно может заставить собеседника поступить по его воле: Несмотря на болезнь, не оставайся на второй год! Эти различные виды отношения к содержанию называются наклонениями. Таким образом различаются три основных наклонения: изъявительное (выражение факта), сослагательное (выражение предположения) и повелительное (выражение воли).

2. Лицо говорящее устанавливает отношение содержания высказывания к времени: a) Ваня хорошо учится – в момент речи; b) Ваня хорошо учился – до момента речи; c) Ваня будет хорошо учиться – после момента речи. Таким образом устанавливаются времена: настоящее, прошедшее и будущее.

3. Лицо говорящее устанавливает отношение к себе предметов, о которых говорится, и в зависимости от этого названия их меняются. Ср. Ваня пришел. – А, это ты? – Да, это я. Здесь одно и то же лицо названо по-разному, потому что его отношение к лицу говорящему везде иное. В последнем случае оба совпадают; во втором – это собеседник, к которому обращена речь; в первом – это ни лицо говорящее, ни собеседник. Так различаются первое лицо, второе лицо и третье лицо.

§ 18. Эквиваленты фразы

Иногда собеседник выражает свое отношение к сообщаемому не фразами, а особыми словечками: Да (выражает согласие); Нет (несогласие); А? (просит повторить); Ну (просит продолжать); Гм... (недоумение, раздумье); Ну-у... (недоверчивость); Да? Нет? Разве? (удивление перед неожиданным) и т.д.

Это заместители (эквиваленты) фразы. Их не нужно смешивать с неполными фразами. В зависимости от характера разговора эти эквиваленты могут выражать самые разнообразные отношения собеседника к словам говорящего и принимать разнообразнейшие интонации. По большей части они сопровождаются жестами и мимикой.

Продолжение следует

Подготовка текста
Е.А. ИВАНОВОЙ