Иванова-Лукьянова Г. | «Велико дело начать...» | Журнал «Русский язык» № 18/2009

Известно, что зачины многих великих произведений расширяют свое семантическое поле, развивают многозначность и становятся достоянием национальной культуры. Происходит это оттого, что семантика зачинов выходит за пределы значений, создаваемых лексико-грамматическими средствами, и пополняется неязыковыми элементами: социальными, политическими, культурными, присущими автору, его стране и эпохе. Кроме того, в умножении смыслов зачина важную роль играет взаимодействие единиц разных уровней, различное в каждом тексте из-за неповторимости комбинаций всех семантических составляющих.

В зачине – сильной позиции текста – такое взаимодействие проявляется наиболее ярко, так как именно здесь, в первых шагах создания текста, писатель тщательно отбирает и верное слово, и верный тон повествования. Поэтому интонационная оформленность зачинов играет далеко не последнюю роль. Именно ритм и интонация сводят воедино весь комплекс семантических показателей текста и обеспечивают тем самым смысловое взаимодействие внешнего и внутреннего плана.

В данной статье на примерах зачинов дается попытка обнаружить хотя бы самые заметныемеханизмы взаимовлияния лексико-грамматических единиц и единиц просодии.

Всякий текст, звучащий или письменный, имеет свою интонацию. Она определяется характером функционирования единиц разных уровней, а потому является заданной. Умение вы?читать заложенную автором интонацию говорит о способности читателя понять авторский замысел и почувствовать смысловую многоплановость произведения. Однако интонация не только помогает раскрыть семантику текста, но и сама оказывает на нее влияние, конкретизируя и уточняя смысловые акценты. В результате такого взаимодействия формируются смысловые и интонационные центры текста, его ключевые слова, или идиоглоссы, в которых наиболее полно проявляется замысел автора. Именно ключевые слова становятся просодическими вехами текста. Они создают вокруг себя особое поле напряженности, выделяясь на нем различными ритмико-интонационными способами.

С первых строк произведения читатель начинает испытывать на себе их действие. Велико дело начать, смелое начало – та же победа – эта далевская пословица напоминает, как сильно успех произведения зависит от первых слов, первых строк, созданных писателем.

Вот как начинает свои произведения Ф.М. Достоевский.

1. Ф.Достоевский. «Преступление и наказание»

которую / он нанимал от жильцов в С-ом переулке, на улицу

Разделив это предложение на синтагмы, речевые шаги, и определив в них направление тона, можно представить, как, с какой периодичностью и в какой последовательности возникают первые читательские ощущения.

Начальная синтагма (В начале июля) вызывает ощущение лета, тепла и, возможно, жары, вторая – уточняет мысль о жаре, подчеркивая ее чрезвычайность. Идея чрезвычайности создается как лексически, так и фонетически: здесь это слово не только самое длинное, но и самое трудное для произнесения консонантных соединений фчр, зв, ч, йн из-за аффрикативного характера согласного ч, который в сочетании с р создает наибольшее препятствие, нередко преодолеваемое в устной речи полногласием через. Такие фонетические условия требуют, чтобы слово произносилось с заметным замедлением и акцентной выделенностью, а это, в свою очередь, по принципу взаимодействия, делает его и семантически выделенным – ключевым. Так с первых слов читатель понимает, что перед ним роман о чрезвычайном. Третья синтагма, еще одно обстоятельство времени (под вечер), продолжает нагнетать первоначальное представление о жаре, которое конкретизируется, вызывая мысль о тяжести предвечернего зноя. Скоро к нему добавится еще и ощущение духоты, как только будут обозначены, сначала только намеком, некоторые обстоятельства места действия: в С-ом переулке и к К-ну мосту. Перед глазами читателя, знающего Петербург, предстанет район Сенной площади, где почти нет зелени. Так три обстоятельственные группы, выражая одно и то же значение, повторяя и усиливая друг друга, погружают нас в атмосферу редкой для Петербурга жары, которая случается только в июле, и, переживаемая среди каменных стен, особенно невыносима и потому совершенно непригодна для прогулок.

Тем не менее, именно в это время один молодой человек вышел из своей каморки... Несмотря на неопределенность представления главного героя, его образ конкретизируется: он беден. Слово каморка, характеризующее героя, – тоже, несомненно, ключевое, – выделяется стилистической окрашенностью. Другая черта героя – нерешительность. Она выражена не словами, а ритмом, который как бы сопровождает его шаги – сначала размеренные и осторожные: пять синтагм – пять речевых шагов, до слова каморки... Затем происходит резкий сбой ритма. Следующая синтагма не только непомерно длинная, но еще и не имеет четкой интонационной границы: здесь трудно определить, где следует делать паузу: после слова переулке или после слова на улицу. От этой неопределенности возникает чувство неудобства, неуверенности. Размеренность шагов нарушена – и слово каморка, после которого начался этот ритмический срыв, врезалось в сознание и оказалось выделенным не только лексически, но и фонетически. Так идея бедности соединилась с идеей напряжения и болезненности. Но это состояние преодолевается, так как три заключительные синтагмы опять звучат размеренно и четко. Ритмический сбой преодолен, хотя он мог бы стать препятствием и поколебать решимость героя. Однако слово в нерешимости все еще напоминает об этом сбое. Итак, к идиоглоссам данного зачина можно отнести три слова: чрезвычайно, из каморки и в нерешимости, которые отмечены семантической и ритмико-интонационной выделенностью.

поезд Петербургско-Варшавской железной дороги / на всех парах/

Как и в «Преступлении и наказании», первые три синтагмы ритмически, синтаксически и семантически однородны: они выражают одну мысль, усиливая и обостряя ее. В конце ноября – хуже, чем в ноябре, да еще в конце месяца, погоды в Петербурге не бывает. Однако ноябрь мог бы быть морозным и ясным, но нет, здесь оттепель, а это значит, что не только холодно, но еще и сыро. Наконец, часов в 9 утра – к тому же пасмурно. Возникает сумеречный образ Петербурга, перекликающийся с сумеречностью сознания самого Мышкина и всего общества. Все три синтагмы имеют одинаковое интонационное оформление: интонемы восходящего типа реализуются рядом однородных восходящих интонаций, и такая интонационная однородность усиливает и делает бесконечно томительным это ощущение.

Интонационный параллелизм синтагм, однако, не поддерживается ритмически: они скорее вялые и неэнергичные, со сбивчивым сочетанием ударных и безударных слогов. Это экспозиция. Оцепеневший от сырости и холода город застыл в ожидании.

И вот к платформе подходит поезд. Мгновенно выравнивается ритм; его метрическую упорядоченность передает стук колес – сначала ускоренный, когда слышатся равномерные стыки рельсов: По-езд Петер-бург-ско - Вар-шав-ской же-лез-ной до-роги, затем замедляющийся, когда паровоз выпускает пар. Это впечатление создается не только ритмически (на смену амфибрахию приходят ямбические стопы), но еще и аллитерацией: на-всех па-рах подхо-дил к Петер-бур-гу.

Вторая часть первого предложения, также состоящая из трех синтагм, фонетически противопоставлена первой: семь раз прокатывается по ней звук [р], предвещая драматическое противостояние. Его основа уже намечена: это конфликт между столичным (прозвучали названия двух столиц), прогрессивным (железная дорога) и провинциальным, пассивным. Противопоставление усиливается и ритмически: отсутствие организованного ритма в первой части сменяется четким ритмом во второй, когда слышится железный стук колес. Пар пробивает туман. Во всем первом предложении еще нет ключевых слов, оно лишь создает фон, подготавливает почву для их появления. Черты фона сконцентрированы в первой синтагме второго предложения: было так сыро и туманно... Это опять о городе. Энергия разгоряченного поезда не смогла вырвать его из сумрачного оцепенения – и ритм снова сбивается, становится пассивным, словно обволакивая чужеродное, внезапно ворвавшееся новшество. Слова сыро и туманно требуют логической выделенности из-за местоименного слова так – это своеобразный подступ, прелюдия к главному слову (идиоглоссе), которое откроется читателю только после заключительной синтагмы зачина: что насилу рассвело. Здесь под логическим ударением оказывается слово насилу. Необходимо напомнить, что при совпадении логического ударения с синтагматическим сила логического ударения тускнеет. Так произошло со словами сыро и туманно, которые в силу своей позиции совпали с ударением синтагмы. В том случае, если логическое ударение не совпадает с интонационным центром, оно становится ярким, особенно подчеркнутым. Так и случилось со словом насилу. Таким образом, в выделенности этого слова принимают участие единицы фонетического, лексического и синтаксического уровней. Фонетическая выделенность осуществляется за счет ударного и – самого напряженного из всех русских гласных, который в сочетании с глухим свистящим согласным усиливает это качество. Так возникает мысль о преодолении. Лексически это слово противопоставлено всем остальным словам зачина как разговорное. Стилистический контраст увеличивается за счет едва заметной окрашенности признаком официально-делового стиля словосочетания Петербургско-Варшавской железной дороги. Но самая яркая выделенность этого слова создается на синтаксическом уровне. Безличный глагол рассвело не предполагает деятеля – и здесь конструктивно как будто бы соблюдены все правила, если бы не слово насилу, которое не мыслится без деятеля: кто-то что-то производит насилу, преодолевая препятствия, кто-то с трудом произвел рассвет. Итак, мало того, что слово произносится с некоторым усилием, что оно нарушает стилистическую однородность текста, но оно еще и не по правилам употреблено. Следовательно, произнесение этого слова с напряжением, с сильным интонационным повышением, поскольку идущее за ним заключительное слово требует нисходящей интонации, с нарочитой отчетливостью, как того требует логическое ударение, а также для того, чтобы утвердить его право на ненормативное грамматическое употребление, и делает его ключевым. Потом это слово не раз о себе напомнит: многое в романе будет совершаться не по правилам, с преодолением, насилу.

При сравнении зачинов отдельных частей повести обращает на себя внимание их ритмическая и интонационная противопоставленность. Восторженность, чрезмерная впечатлительность, экзальтированность повествователя передается лексически: чудная, такая ночь, такое звездное, такое светлое небо... Четыре раза встречается здесь местоимение такая, такое – распространенный прием создания логических ударений: они совпадают или не совпадают с интонационными центрами, но во всех случаях требуют восходящей интонации. Создается как бы нескончаемый ряд интонационных повышений, передающих совместно с лексическими средствами и синтаксическим параллелизмом избыточность чувств. Ритмическим курсивом оказываются выделены слова чудная, молоды, звездное, светлое. И далее показана степень этой молодости – почти детскость (разные сердитые люди). Заключает зачин вопросительная интонация – как средоточие всех восходящих интонаций этого отрывка. Но, несмотря на вопрос, интонация заключительной синтагмы требует интонационного понижения.

Создается интонационный рисунок, не допускающий вариативности – он жестко задан автором, в нем нет ни одной интонемы ровного типа (ИРТ), реализация которой допускает вариативность. Изменения в движении тона идут в такой последовательности: вниз – вверх – вверх – вниз – вверх – вверх – вверх – вниз – вверх – вниз. Таким образом, задаются не только интонемы, но и их реализация: все восхождения образуются самым высоким тоном из-за местоименных слов, выступающих в роли усилителей, а также из-за сильно выраженной подчинительной связи. Отсюда резкие тоновые перепады, с одной стороны, и захлестывающие друг друга высокие интонационные пики – с другой. Это тоже признак интонационной избыточности и чрезмерности.

Начало второй ночи мы не рассматриваем, так как в отличие от предыдущих зачинов она не носит описательного характера и начинается с диалога.

такие еще неясные для меня вопросы толпятся в моей голове, – /

Сомнения и горькие предчувствия отражены в лексике этого отрывка: печальный, без просвета, темные ощущения, странные мысли, неясные вопросы... Но эти переживания героя еще ярче отражены в интонации. По сравнению с интонацией первого зачина, где однозначно вычитываются не только интонемы, но и способ их реализации, здесь все неконченые синтагмы первого предложения оформляются интонемами ровного типа, которые могут быть реализованы любым тоном – восходящим, нисходящим и ровным. Если события первой ночи предварялись высокой восторженной интонацией, с жесткой, не допускающей сомнений установкой на единственно возможный высокий тон, то здесь читатель постоянно перед лицом выбора. Так и герой – во власти сомнения, его чувства и жизнь – на грани блаженства и смерти. И эти же сомнения – перед читающим, который в каждой синтагме должен сам выбрать необходимый тон. От этого у него, как и у героя, возникает чувство неуверенности, неясности. Что касается ключевых слов, то они, очевидно, и возникают в точках пересечения лексического и интонационного значения: печальный, без просвета, странные мысли, темные ощущения, неясные.

Как и в предыдущих двух отрывках, лексический уровень этого зачина полностью поддерживается уровнем суперсегментной фонетики. Дождливый, пасмурный, унылый день соответствует настроению героя и передается с помощью интонации. Здесь уже у героя нет сомнений – и интонация строго задана: она почти вся состоит из нисходящих движений тона: в пяти синтагмах из шести представлена интонема нисходящего типа, которая может быть реализована только понижением тона, и только в двух синтагмах (шел дождь и в комнате было темно) интонемы ровного типа разрешают интонационные варианты, но и они, настраиваясь на общую тенденцию, скорее всего вызовут для своей реализации доминирующий нисходящий тон. В тех местах, где движение тона гармонически поддерживает лексемы, выражающие основную идею, мы находим идиоглоссы: нехороший, уныло, темно, пасмурно (три из них совпадают с интонационными центрами синтагм, а одно – уныло – не совпадает, но находится под логическим ударением).

Таким образом, идиоглоссы – слова, отражающие главные мысли писателя, – выделяются единицами разных уровней языка и поэтому становятся просодическими вехами текста.

УЧЕНЫЕ – ШКОЛЕ

«Велико дело начать...»

О роли интонации в зачине