С днем рождения, Новелла Николаевна!

К юбилею Н.Матвеевой

«У колыбели» нынешнего юбиляра – Н.Н. Матвеевой – стояли три корифея детской литературы, три сберегателя, историка и теоретика русского языка: С.Маршак, К.Чуковский, В.Берестов.

В предисловии к книге детских стихов Матвеевой «Кроличья деревня» (в прошлом году переизданной в ОАО «Московские учебники и картолитография» для детей младшего школьного возраста тиражом 15 тысяч экземпляров) В.Берестов расширительно применяет к ее автору реплику С.Маршака: «Голубчик! Берегите вашу звонкость!» – и так аргументирует это: «…чудесная звонкость всегда слышна в стихах Новеллы Матвеевой… звонкими голосами разговаривают рыба с рыбой, собака с юлой, вожак гусиной стаи с прохожим, дуб с ветром, рак с водяным, сухие кусты в пустыне с наездником и радостный солнечный зайчик поэзии – со всеми нами».

Г.Красников в предисловии к другому недавно изданному сборнику произведений Н.Матвеевой – «Мяч, оставшийся в небе», 2006 г. – описывает реакцию «по-детски импульсивного» К.Чуковского на одно из характернейших ее стихотворений: «Рассказывают, как однажды, услышав очаровательного матвеевского “Солнечного зайчика”, в радостном порыве… он даже принялся прыгать через стул».

Читая ее стихи и слушая песни (нередко как бы прокручивая их в своем воображении), я не могу отделаться от ощущения, что большинство из них предназначено и детям, и взрослым, вернее – детям, которые станут взрослыми не без влияния ее добрых, светлых и вместе с тем мудрых произведений.

В своем эссе о Ростане «Сокровища чердачных окон» Матвеева употребила по отношению к его «Шантеклеру» выражение гармония взрослого с детским. О себе же – в интервью автору этих строк – она размышляет, обосновывая как бы двойное восприятие своих стихов, их расчет, так сказать, «на вырост»: «Как знать – где оно, детское, и сколько детского в творчестве, в писателе, читателе? И кто на кого здесь равняется?.. Я все-таки считаю, что отдельная поэзия для маленьких (здесь и далее подчеркнуто Н.Матвеевой. – Ф.Н.) существует. Тогда как для взрослых и для подростков можно уже сочинять на одном уровне, ведь если в творчестве нет грязи, оно может пригодиться кому угодно. Обычно я почти не думаю: для взрослых пишу или для детей?.. А вообще, тут все как-то уж очень перемешано. Уже от природы!».

«Перемешано»! И потому вполне понятно включение в «Кроличью деревню» не только для каждого возраста по-разному волшебной «Страны Дельфинии», но и стихотворения «Девочка и пластилин», насквозь пронизавшего и одушевившего вроде бы совершенно «взрослый» фильм про странную для многих любовь двух уже немолодых людей – «Почти смешная история».

А разве не про любовь ее знаменитая песня «Девушка из харчевни»? Про поучительную «для взрослых и для подростков» высоко духовную, самоотверженную любовь. Об этом произведении так сказано у Г. Красникова: «Вот и дом у девушки из харчевни… не богат своим бытом, иначе бы плащ не висел на гвозде, вколоченном в стену… И след от гвоздя исчезает в том доме под кистью старого маляра, а не благодаря буржуйскому евроремонту», но любящему человеку «довольно того, что след гвоздя был виден вчера» и навсегда сохранился в бескорыстной памяти сердца (и в этом отношении особенно впечатляет полемическая, характерная для не такой уж всепрощающей Матвеевой концовка: А что я с этого буду иметь? Того тебе – не понять).

Если дарование Н. Матвеевой с течением времени и изменилось, то это проявилось главным образом в усилении публицистичности, углублении ее взгляда на жизнь и значительном расширении творческого диапазона.

С днем рождения, Новелла Николаевна!

Ф.А. НОДЕЛЬ,
канд. педаг. наук,
колледж № 17 архитектуры
и менеджмента в строительстве,
г. Москва

Новелла Матвеева

Девушка из харчевни

Любви моей ты боялся зря, –
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой
Или просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.

Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь…
А в доме событье – страшнее нет:
Из стенки вырвали гвоздь!

Туман, и ветер, и шум дождя…
Теченье дней, шелестенье лет…
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден – вчера.

Любви моей ты боялся зря,
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою!

И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь…
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.

Девочка и пластилин

Я леплю из пластилина
(Пластилин нежней, чем глина),
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак…
Если кукла выйдет плохо,
Назову ее – Дуреха.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Дурак.

Подошли ко мне два брата,
Подошли и говорят:
– Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их любишь маловато,
Ты их лепишь грубовато,
Ты сама же виновата,
А никто не виноват.

Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко…
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:
– Если кукла выйдет плохо,
Назову ее – Бедняжка,
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Бедняк.

Караван

Мой караван шагал через пустыню,
Мой караван шагал через пустыню,
Первый верблюд о чем-то с грустью думал,
И остальные вторили ему.

И головами так они качали,
Словно о чем-то знали, но молчали,
Словно о чем-то знали, но не знали:
Как рассказать,
когда,
зачем,
кому…

Змеи шуршали среди песка и зноя…
Что это там? Что это там такое? –
Белый корабль, снастей переплетенье,
Яркий флажок, кильватер голубой…

Из-под руки смотрю туда, моргая:
Это она! Опять – Фата-Моргана!
Это ее цветные сновиденья,
Это ее театр передвижной!

Путь мой далек. На всем лежит истома.
Я загрустил: не шлют письма из дома…
«Плюй ты на все! Учись, брат, у верблюда!» –
Скажет товарищ, хлопнув по плечу.

Я же в сердцах пошлю его к верблюду,
Я же – в сердцах – пошлю его к верблюду:
И у тебя учиться, мол, не буду,
И у верблюда – тоже не хочу.

Друг отошел и, чтобы скрыть обиду,
Книгу достал, потрепанную с виду,
С грязным обрезом, в пестром переплете, –
Книгу о том, что горе – не беда…

…Право, уйду! Наймусь к Фата-Моргане:
Стану шутом в волшебном балагане,
И никогда вы меня не найдете:
Ведь от колес волшебных нет следа.

…Но караван все шел через пустыню,
Шел потому, что горе – не беда.

Солнечный зайчик

Памяти С.Я. Маршака

Я зайчик солнечный, снующий
По занавескам в тишине,
Живой, по-заячьи жующий
Цветы обоев на стене.

На грядке стрельчатого лука,
Который ночью ждал зарю,
Из полумрака, полузвука
Рождаюсь я и говорю:

Я зайчик солнечный, дразнящий!
И, если кинусь я бежать,
Напрасно зайчик настоящий
Меня старается догнать!

По золотистым кольцам дыма,
По крышам, рощам, парусам
Бегу, привязанный незримо
Лучом восхода к небесам.

И замедляюсь только к ночи,
Когда туманится восток,
Когда становится короче
Луча ослабший поводок.

И тени – черные собаки –
Все чаще дышат за спиной,
Все удлиняются во мраке,
Все шибче гонятся за мной…

И должен я остановиться,
И умереть в конце пути,
Чтобы наутро вновь родиться
И нараспев произнести:

Я зайчик солнечный, дрожащий,
Но не от страха я дрожу,
А потому, что я – спешащий:
Всегда навстречу вам спешу!