Охота на тигра

В рыжем лесу звериный рев:
Олень окликает коров,
Другой с коронованной головой
Отзывается воем на вой –
И вот сквозь кусты и через ручьи
На поединок летят рогачи.

Важенка робко стоит бочком
За венценосным быком.
Его плечи и грудь покрывает грязь,
Измазав чалый окрас,
И он, оскорбляя соперника басом,
Дует в ноздри и водит глазом.

И тот выходит огромный, как лось,
   Шею вдвое напруживая.
До третьих сучьев поразрослось
   Каменное оружие.
Он грезит о ней,
                        о единственной,
                                                той!
Глаза залиты кровавой мечтой.

В такие дни, не чуя ног,
   Иди в росе по колени.
В такие дни бери манок,
   Таящий голос оленя,
И, лад
               его
                        добросовестно зу'бря,
Воинственной песнью мани изюбря.

Так и было. Костром начадив,
Засели в кустарнике на ночь
Охотник из гольдов, я и начдив,
Некто Игорь Иваныч.
Мы слушали тьму. Но забрезжил рассвет,
А почему-то изюбрей нет.

Охотник дунул. (Эс¹.) Тишина.
Дунул еще. Тишина.
Без отзыва по лесам неслась
Искусственная страсть.
Что ж он оглох, этот каверзный лес-то?
Думали – уж не менять ли место,

И вдруг вдалеке отозвался рев.
(В уши ударила кровь…)
Мы снова – он ближе. Он там. Он тут –
Прямо на наш редут.
Нет сомненья: на дудошный зык
Шел великолепный бык.

Небо уже голубело вовсю.
   Было светло в лесу.
Трубя по тропам звериных аллей,
Сейчас
               на нас
                             налетит
                                          олень…
Сидим – не дышим. Наизготовке
   Три винтовки.

И вдруг меж корней – в травяном горизонтце
Вспыхнула призраком вихря
Золотая. Закатная. Усатая, как солнце.
Жаркая морда тигра!
Полный балдеж во блаженном успенье –
Даже… выстрелить не успели.

10–11

Олени для нас потускнели вмиг.
   Мы шли по следам напрямик.
Пройдя километр, осели в кустах.
   Час оставались так.
Когда ж тишком уползали в ров,
Снова слышим изюбревый рев –
И мы увидали нашего тигра!
В оранжевый за лето выгоря,
Расписанный чернью, по золоту сед,
   Драконом, покинувшим храм,
Хребтом повторяя горный хребет,
   Спускался он по горам.

Порой остановится, взглянет грустно,
Раздраженно дернет хвостом,
И снова его невесомая грузность
Движется сопками в небе пустом.
Рябясь от ветра, ленивый, как знамя,
Он медленно шел на сближение с нами.

Это ему от жителей мирных
Красные тряпочки меж ветвей.
Это его в буддийских кумирнях
Славят, как бога: Шан-
                                    Жен-
                                    Мет-
                                    Вэй!²
Это он, по преданью, огнем дымящий,
Был полководцем китайских династий.

Громкие галки над ним летали,
Как черные ноты рычанья его.
Он был пожилым, но не стар летами –
Ужель ему падать уже на стерво?
Увы! – все живое швыряет в запуск
Пороховой тигриный запах.

Он шел по склону военным шагом,
Все плечо выдвигая вперед;
Он шел, высматривая по оврагам,
Где какой олений народ –
И в голубые струны усов
Ловко цедил… изюбревый зов.

Милый! Умница! Он был охотник:
Он применял, как и мы, “манок”.
Рогатые дурни в десятках и сотнях
Летели скрестить клинок о клинок,
А он, подвывая с картавостью слабой,
Целился пятизарядной лапой.

Как ему, бедному, было тяжко!
Как он, должно быть, страдал, рыча:
Иметь. Во рту. Призыв. Рогача –
И не иметь в клыках его ляжки.
Пожалуй, издавши изюбревый зык,
Он первое время хватал свой язык.

Так, вероятно, китайский монах,
Косу свою лаская, как девичью,
Стонет…
Но гольд вынимает “манок”.
Теперь он суровей, чем давеча.
Гольд выдувает возглас оленя,
Тигр глянул – и нет умиленья.

С минуту насквозь прожигали меня
Два золотых огня…
Но вскинул винтовку товарищ Игорь,
Вот уже мушка села под глаз,
Ахнуло эхо! – секунда – и тигр
Нехотя повалился в грязь.

Но миг – и он снова перед нами как миф,
   Раскатом нас огромив,
И вслед за октавой глубокой, как Гендель,
   Харкнув на нас горячо,
Он ушел в туман. Величавой легендой.
   С красной лентой. Через плечо.

Владивосток
1932

Баллада о тигре

Какая мощь в моей руке,
Какое волшебство
Вот в жилах, кулаке
И теплоте его!
Я никогда не знал о них
До самой той зари,
Когда в руке моей затих
Хозяин Уссури.
За штабом N-ского полка,
Где помещался тир,
“ТОВАРИЩИ! –
гласил плакат –
В РАЙОНЕ ТИГР!”
А я из Дальнего как раз
Шел
в тыл,
Но на плакат внимания
Ничуть не обратил.

В те дни я сызнова и вновь
Все думал об одном:
О слове душном и родном
По имени Любовь.

Я это слово не люблю,
Как пьяница вино,
Затем что слишком в жизнь мою
Вторгается оно.

(Не хмурьтесь, милая моя,
Не надо горьких слов.
Бродил я, листьями гремя,
И слушал соловьев,
Но мой рассказ не о любви –
О тигре мой рассказ.
Мы счеты сложные свои
Сведем не в этот раз.)

Однако сопка, чуть дыша,
Свою пузырит грязь,
Над ней дрожит ее душа,
От газов разгорясь,
Однако плачется москит…
Что это? Стон? Песнь?
Москит, несущий меж ракит
Сонную болезнь.

Дымком вулканным тянет здесь
От каждого листа.
Ведь это самые что есть
Тигриные места.
И вдруг я вижу изо мха
В три линии усы,
И вдруг я слышу сквозь меха
Рипящие басы
И различаю: желт и бел,
И два огня горят…
Но странно: я не оробел.
Напротив: рад!

Не от катара я умру,
Не от подагры, нет!
Не заглядевшись на пиру
В бездонный пистолет;
И не от ревности в Крыму,
В Москве не от статей –
Я, как поэму, смерть приму
Из тигровых когтей.

А может быть, совсем не то…
А может быть, затем,
Что вера в счастье, как в лото,
Сильнее всех поэм –
Все вдохновенное во мне
Дохнуло в грудь мою,
И две стихии, как во сне,
Переплелись в бою.

Какая мощь в моей руке,
Какое волшебство
Вот в этих жилах, кулаке
И теплоте его –
Я эту истину постиг
На берегу зари,
Когда со мной схватился тигр
У плеса Уссури.

Безумье боли, гром ядра,
И дых, и два огня,
И пламя смертного одра
Окутало меня,
И, обжигая как литье,
Зверь
взял
верх.
Но преимущество мое
В одном: я человек!

Покуда в левое плечо
Вгрызаются клыки,
Пока дыханье горячо
Дымится у щеки
И тьма сознанья моего
Уже совсем близка –
Я стал почесывать его
За ухом… у виска.

Он изумился и затих.
За все свои года
О битве лаской грубый тигр
Не слышал никогда,
И даже более того:
Откуда эта весть
О том, что где-то у него
Такие нервы есть?

Еще его округлый клык
Дробит мое плечо
И за раскатом рыка рык
Вздымается еще,
Но ярость шла по голосам
Тленцой, а не огнем,
И зверь прислушивался сам
К тому, что было в нем.

Когда вечерняя звезда
Растаяла ко дню,
Его рыкание тогда
Сошло на воркотню.
Он дергал ухом. Каркал он.
Он просто изнемог.
Но растерзать меня сквозь сон
Уже никак не мог.

Когда же вовсе рассвело,
И стали петь леса,
И лунки белые свело
На желтые глаза,
Он, сединой поголубев,
Откинулся вразвал
И, словно стая голубей,
Один заворковал.

Вот, собственно, и весь рассказ.
В нем правды – ни на пядь.
Но он задуман был для Вас:
Я что
хотел
сказать?
Что если перед Вами я,
О милая, в долгу,
Что если с Вами, жизнь моя,
Ужиться не могу,
И ты хватаешься, кляня,
Рукой за рукоять –
Попробуй все-таки меня
Над ухом… почесать.

Какая мощь в твоей руке,
Какое волшебство
В перстах твоих и кулачке
И теплоте его –
Я никогда не знал о них
И жил бы день за днем,
Как вдруг схватился с тигром стих
В сознании моем.

1940

Тигр

Обдымленный, но избежавший казни,
Дыша боками, вышел из тайги.
Зеленой гривой³ он повел шаги,
Заиндевевший. Жесткий. Медно-красный.

Угрюмо горбясь, огибает падь,
Всем телом западая меж лопаток,
Взлетает без разбега на распадок
И в чащу возвращается опять.

Он забирает запахи до плеч,
Рычит –
не отзывается тигрица…
И снова в путь. Быть может, под картечь.
Теперь уж незачем ему таиться.

Вокруг поблескивание слюды,
Пунцовой клюквы жуткие накрапы…
И вдруг – следы! Тигриные следы!
Такие дорогие сердцу лапы…

Они вдоль гривы огибают падь,
И, словно здесь для всех один порядок,
Взлетают без разбега на распадок,
И в чащу возвращаются опять.

А он – по ним! Гигантскими прыжками!
Веселый, молодой не по летам!
Но невдомек летящему, как пламя,
Что он несется по своим следам.

1960

Использованы иллюстрации с сайта FunZoo.ru

¹ Эс – означает паузу и произносится про себя.

² Шан-Жен-Мет-Вэй – Истинный Дух Гор и Лесов – так китайцы называют тигра.

³ Здесь – опушка тайги.