Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Русский язык»Содержание №22/2008

РАЗВИТИЕ РЕЧИ

 

Какой пробы «золото»
или откровения «молчунов»

 

Из широко известных русских пословиц по крайней мере две имеют отношение к педагогике, а к преподаванию «изящной словесности» – в особенности: Не все то золото, что блестит и Молчание – золото...

Сочинения, самобытные, изобилующие оригинальными мыслями и тонкими наблюдениями, писали и пишут чаще «молчуны», в то время как большинству их раскованных и бойких товарищей обычно удается выговориться на уроках и наспориться на переменах, и потому их к перу не так уж тянет.

Чем дольше живу, тем чаще обращаю внимание уже не столько на тех, кем можно блеснуть на открытых уроках и кем я прежде многие годы любовался, сколько на обычно не поднимающих руки, неохотно отвечающих на вопросы, даже обращенные персонально к ним, и не подходящих после урока, чтобы, смущаясь, задать вопрос или поделиться сокровенным.

Индивидуальные случаи тут могут быть самые разные. Один заикается. Для другого русский язык не родной. У третьего в семье проблемы, близкие к тем, что остро поставлены в обсуждаемом произведении. Четвертый привык, что – по системе сложившихся репутаций – его считают чуть ли не дебилом, и ему это даже комфортно: меньше спроса.

Однако есть нечто, объединяющее их всех. Может быть, правы психологи: «Для сенситивного типа свойственны пугливость, замкнутость, застенчивость. Сенситивные подростки... зачастую стесняются отвечать перед классом... сенситивность... обычно сопровождается повышенной тревожностью, боязнью новых ситуаций, людей, всякого рода испытаний... Сенситивным людям свойственны робость, впечатлительность, склонность к продолжительному переживанию прошедших или предстоящих событий, чувство собственной недостаточности, тенденция к развитию повышенной моральной требовательности и заниженному уровню притязаний»?

Но ведь наверняка существуют и особые обстоятельства, усиливающие сенситивность, и индивидуальные, личностные черточки, которые еще надо суметь рассмотреть и учесть?

Я дважды проводил своего рода психологические исследования. Первый раз – лет пятнадцать назад – наконец-то разговорившимся «молчунам» был предложен вопрос: «Почему я так долго молчал (молчала)?». Они ответили так:

«В школе литература никогда не была моим любимым предметом. Наша учительница много знала, но считала правильными только те мысли и суждения, которые исходили от нее самой. Если ты пыталась высказать свою точку зрения, это каралось весьма непривлекательной оценкой в журнале, а также тебя могли выставить в неприглядном свете, унизить перед всем классом. Многие ученики боялись ее, и она, чувствуя это, весьма умело навязывала свои мысли. Меня она невзлюбила в первый же год, так как я привыкла высказывать свое мнение, а не навязанное мне, и перестраиваться под нее я не хотела. Поэтому все три года, что я училась в ее классе, у нас была литературная “холодная война”. Как бы я ни старалась, что бы ни делала, мои оценки по литературе вначале колебались между четверкой и пятеркой, а в последнем году скатились до тройки. И я перестала стараться. Засела в уголок и никогда не высказывалась на уроке. Я боялась, что она меня высмеет».

«...Постоянно отвечали несколько человек, остальные не высказывались: не решались. Слишком большое расстояние разделяло нас. Это расстояние постоянно подчеркивалось с ее стороны. Когда мы говорили не слишком связно или непоследовательно, не совсем на тему или просто ошибались, в глазах учительницы читалось крайнее недоумение, настолько искреннее, что становилось просто неудобно и стыдно за себя как за неуча и болвана, которого нормальный, развитой человек и понять-то не может. Поэтому мы старались молчать».

«...Она совершенно не умела выслушивать учеников. Даже когда мы готовились до самой ночи и... приходили в школу с подготовленным произведением, она могла поставить два за то, что мы доказывали свои мысли... Мы должны были угадывать ее мнение...»

«Она задавала вопросы про то, что мы думаем по поводу чего-то и, услышав мнение, не соответствующее ее собственному, молча, с недовольным лицом спрашивала других учеников. А услышав мысли, немного похожие на ее собственные, ставила положительную оценку. Если же “верного” ответа не было, она давала его сама и заставляла учить его наизусть».

Примечательно, что это пишут о разных учителях из разных школ, но все они как бы объединяются в один знакомый тип эдакого «всех давиши», исповедующего принцип «Твое мнение никого не интересует».

Авторы выше процитированных строк, как мы видим по их «продукции», – люди, гуманитарно одаренные, и мне не стоило особого труда дать им разговориться. Но шли годы, а категория «молчунов», иногда уменьшаясь до трех-четырех человек, тем не менее не исчезала. Мне было важно понять, какие нюансы сенситивности стоят за молчанием. И я предложил наиболее характерным представителям этого типа ответить на вопрос: «Почему я молчу?». И в ответах обнаружились и черты сходства, и черты различия. Так, две девушки – из самых «тихих» – ответили как будто идентично:

«...Я не отвечаю, как говорят, “по желанию” не только по литературе, но и на остальных занятиях... Я внимательно слушаю и анализирую версии всех высказывающихся, но свое мнение предпочитаю оставлять при себе. Я тщательно готовлюсь к урокам, учу пройденный материал, но, когда меня начинают спрашивать, я теряюсь, начинаю запинаться, сбиваюсь с мысли. Я боюсь сказать глупость, неверно ответить, боюсь оказаться в нелепом, смешном положении...»

«Почему я молчу? Наверно, не хочу показаться либо слишком умной, либо, наоборот, слишком глупой. Не люблю светиться: лучше промолчать, даже если мой ответ правильный...»

Чего здесь больше: сходства или различия? Для ответа на этот вопрос надо коснуться проблемы среды, окружения авторов. Первая не рискует оказаться в нелепом, смешном положении, потому что учится в гуманитарном коллективе, в целом очень разговорчивом, бойком, особенно – во время многочисленных дискуссий. Вторая не любит светиться, потому что окружена «технарями», не очень-то одобряющими «слишком умных» и бойких на язык. Но есть и иные ситуации. Девушка, автор интереснейших сочинений и изложений, которые я не раз цитировал в своих статьях о Тургеневе и Толстом, как и две предыдущие, никогда (по крайней мере по собственной инициативе и при всех) не участвует в спорах, и ее «мотивы», как ни странно, почти ничем не отличаются от приведенных выше: «...Я не высказываю свое мнение, потому что чувствую, что меня не поймут, а говорить, чтобы все потом смотрели на меня как на ненормальную, я не хочу». И тем не менее, по ее собственному признанию, у нее всегда есть свое мнение о каждом произведении и она по-своему все понимает. Насколько верна ее самоидентификация, на этот раз покажет ее сочинение на тему «Можно ли считать роман Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание” детективом?»:

«По-моему, нет. Попробуем в этом разобраться. Для этого нужно выяснить, что же такое детектив. Детектив – это... произведение, в котором описывается раскрытие запутанных преступлений. На первый взгляд роман Ф.М. Достоевского похож на детектив: ведь Раскольников в самом деле совершает преступление. И расследование ведется, и обстановка возникает напряженная, когда находятся улики и появляются свидетели. В общем, все как в детективе. Но если рассмотреть это произведение повнимательнее, мы увидим существенную особенность. Автор очень много внимания уделяет описанию мыслей Раскольникова, его сомнениям, переживаниям, терзаниям души. Перед нами раскрывается внутренний мир главного персонажа. Для чего? Дело в том, что Достоевский глубоко задумывается над причинами, побудившими Раскольникова на такой поступок... Раскольников был унижен, жил в бедности, страдал... в нем скопилась глубокая обида. Молодой человек хочет бороться с несправедливостью... Раскольников совершает убийство... здесь уже поднимается важная социальная проблема. В детективах же все бывает гораздо проще, и, как правило, все внимание уделяется расследованию преступления, всевозможным уловкам преступника. Лишь в конце мы узнаем хоть что-то о личности самого преступника, а в романе Достоевского нам уже с самого начала известно, кто такой Раскольников и как он живет. Достоевскому важно даже не само преступление, не его расследование, а душевное состояние преступника, его образ мыслей... причины, побудившие его на преступление, и те изменения, которые происходят или не происходят в человеке после этого. “Преступление и наказание”, как мне кажется, больше похоже на психологический роман, поскольку автор как бы исследует психологию человека, наблюдает за ним, его интересует внутренний мир героя – его чувства и мысли – ведь не просто так в романе приводятся монологи и многочисленные долгие думы Раскольникова. Итак, я пришла к выводу, что роман... “Преступление и наказание” нельзя считать детективом, хотя некоторое сходство с ним действительно есть».

(Важно отметить, что процитированное выше – домашнее сочинение, написанное сразу после прочтения, до какого-либо «изучения». В нем наряду с по-моему и как мне кажется есть уверенные нет и я пришла к выводу. А между тем его автор, отвечая на мой вопрос, самоуничижается: я не могу ответить сразу, я – человек медлительный, мне надо все обдумать, я не обладаю той бурной фантазией, мои мысли не заходят так далеко, я... не очень-то умею отстаивать свою точку зрения, проявляется моя слабохарактерность и т.д.)

На том же Достоевском (причем на принципиально различных темах сочинения) сумели раскрыться две другие «молчуньи». Одна, в прошлом году проявившая себя как поэт, мыслитель, критик (прорецензировала сборник Р.Акутагавы «Ад одиночества» и последнюю экранизацию «Преступления и наказания», написала о любимом городе и микрорайоне, дала портрет своего «бессловесного друга Котяры»), получила пять с плюсом за сочинение на тему «Теория Раскольникова и наши дни», в котором обращали на себя особое внимание такие строки: «То, что мучит его, приходит в голову любому мыслящему человеку в его юности, когда он еще молод и неопытен. Так не хочется признать, что ты появился на свет не для великой цели, что ты просто пылинка в этом длинном ряду людей и исчезнешь бесследно. Ведь ты-то знаешь, что ты исключительный! Проявить себя в чем-то замечательном трудно... Легче выделиться из толпы тебе подобных отрицанием того, что ценит общество: грубостью, жестокостью. Разве мы не наблюдаем это и сейчас повсюду?».

И, естественно, в ее ответе на мой вопрос – отнюдь не «заниженный уровень притязаний», а обоснование своей жизненной позиции: «...умение слушать – очень редкий дар. Я... стараюсь развивать его в себе... Я по своей натуре человек скорее замкнутый... А... блистать на уроке даже как-то стыдно: ведь это же не целиком твоя заслуга... не твои ум и опыт, а твоя память... пересказ книги или учителя... Говорить надо только тогда, когда молчать нельзя... В нашем возрасте все знают, что такое хорошо и что такое плохо, – так зачем же сотрясать воздух? У каждого – свой опыт, свое понимание нюансов. Нельзя же считать, что ты последняя инстанция и все знаешь...».

Согласна с ней, пожалуй, самая оригинальная из «молчуний» этого года, написавшая о себе: «... я боюсь кидаться фразами, первыми пришедшими мне на ум, – эмоциональными и потому не всегда справедливыми... Бывают темы, которые вызывают оживление… у самых молчаливых людей, но тогда возникает вопрос: а зачем же их обсуждать?.. пускать в ход слова, спорить и бессмысленно доказывать (бессмысленно – потому что все равно каждый остается при своем)... Молчание – это лишь выжидательный этап, за которым следует всплеск чувств на бумаге».

И вот ее всплеск чувств, спровоцированный ею же самой сформулированной темой: «Почему мне не нравится роман Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание”»: «Мне не понравился этот роман, так как весь он проникнут какой-то тяжестью, жесткостью... Реальность в нем показана с самой грязной и темной стороны. Писатель открывает читателю худшую часть старого Петербурга. Это город с нечистыми переулками, мрачными доходными домами и темными лестницами, грязными и вонючими дворами... Герои романа – жители убогих квартир и углов в трущобах Петербурга. Их комнаты похожи на гробы – маленькие и тесные. Ощущение безвыходности угнетает многих героев романа. Они не видят той красоты Петербурга, которую... воспевает в своем произведении “Медный всадник” А.С. Пушкин, не видят прелестных парков, дворцов, сторонятся всего этого. Основная проблема героев – это бедность и царящее кругом уныние... все это давит на читателя: ведь, читая, мы проникаемся духом произведения, сопереживаем героям и ощущаем их муки. Мы... делим с героями их страдания, и от этого становится жутковато...

Каждый раз, когда я берусь читать какую-нибудь книгу, хочется на некоторое время из настоящей жизни попасть в книжную, пожить с героями их судьбами, но обязательно счастливыми... радостными, чтобы отвлечься от повседневных забот, отдохнуть от беспокоящих проблем. Хочется перенестись из настоящего мира в мир сказочный и беззаботный; возможно, именно поэтому я все еще люблю читать сказки. А когда читаешь роман... “Преступление и наказание”, получается, что из реальности перемещаешься в еще более жестокую реальность. Роман ассоциируется у меня с грязной осенней лужей... По мере чтения произведения мне кажется, что я все дальше и дальше вхожу в эту грязную лужу...».

Это написано в самом начале учебного года – в ходе первого знакомства с новыми товарищами и то ли в знак доверия ко мне, то ли для проверки: не сорвусь ли?.. А через полгода – новый всплеск чувств – что-то вроде «рекомендаций» Толстому: «...Мне на протяжении всего романа настолько не нравился этот толстый неуклюжий Пьер Безухов и я так восхищалась всегда веселой и жизнерадостной Наташей Ростовой, что никогда бы не соединила эти две несовместимые натуры в одну семью... Гораздо лучше рядом с ней смотрелся бы Андрей Болконский... Думаю, концовка была бы более эффектной, если бы образовались две семьи: Ростовых и Болконских, а Пьер... остался бы просто общим другом либо даже образовал новую, третью семью... с Соней... чтобы всем хорошо было... Они подошли бы друг другу...».

Что бы вы, дорогие коллеги, поставили за эти столь «неправильные» строки, как бы оценили позицию автора сочинения, который, несмотря на все ваши «громы и молнии», все равно, по собственному признанию, останется при своем? Я – пять: люблю разномыслие, а инакомыслие не караю...

Ф.А. НОДЕЛЬ,
кандидат педагогических наук,
колледж № 17 архитектуры и
менеджмента в строительстве,
Москва

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru