Старинное слово и голос улицы

120 лет назад, 27 июня 1889 г., на курской земле, в маленьком городе Льгове у разъездного страхового агента Николая Асеева родился сын, тоже нареченный Николаем. 100 лет назад, летом 1909 г., юный курянин приедет в Москву поступать в Коммерческий институт. Но и коммерция, и Университет, куда он записался вольнослушателем, скоро отступят перед стихами. И русская поэзия станет непредставима без этого имени: Николай Асеев.

Наша газета уже обращалась к его стихам («Русский язык», № 9/1998; 17/2000). Сегодня мы знакомим вас с его ранним творчеством, 1911–1916 гг.

Каковы были истоки и слагаемые самобытного стиля и личности молодого Асеева? Прежде всего, это меткая образная народная речь, в гуще которой рос поэт. Сам он в автобиографии «Путь в поэзию» связывал свое языковое ученье с рассказами «деда по матери Николая Павловича Пинского, охотника и рыболова»: «я слушал разинув рот язык его рассказов был так своеобразен, присловья и прибаутки так цветисты…».

Наверное, те же устные рассказы «живого Рабле» пробудили в мальчике склонность к выдумке, к сказочному, фантастическому. Подкрепило ее чтение гоголевских «Тараса Бульбы» и «Страшной мести», навсегда оставшихся для Асеева «образцами поэзии». Первая книга поэта недаром называлась «Ночная флейта», и открывала ее песенка… таракана Пимрома, персонажа его ненапечатанной сказки. (Еще до этой книжки его сказки появятся в детских журналах…)

Курская земля, названия ее городов (Льгов поэт возводил к именам киевских князей Олега и Ольги) уводили фантазию поэта в Древнюю Русь и к славянским мифам, в Запорожскую Сечь и ко временам зарождения польской государственности. Погружение в историю и мифы у молодого Асеева оказывается и лингвистическим. Его стихи, особенно в книгах «Зор» и «Леторей», изобилуют старинными и диалектными словами, украинскими или польскими реалиями, придающими колорит славянской старины и степной вольницы.

Но слух поэта столь же чуток к современной городской речи и устной, и письменной. Как-то Асеев увидел вывеску над лавкой: «Продажа овса и сена». Его поразила «близость звучания ее и похожесть на церковный возглас: “Во имя Отца и Сына”». В результате родилось стихотворение «Объявление», в котором, по позднейшему авторскому признанию, «звуковые волны» впервые улеглись «в интонационно-ритмическую последовательность, не скованную никакими правилами метра». Метр в этом стихотворении, конечно, был, но новый, и он больше чем привычные классические размеры соответствовал «вздохам и уханью уличной жизни».

Все эти стихии – старинного слова, мифотворчества и ломающей устоявшиеся размеры обиходной речевой интонации – удивительно соединились в произведениях, порожденных Первой мировой войной, большую часть которой солдат Асеев проведет в окопах: в стихотворениях «Повей вояна», «Венгерская песнь» в сценах из неоконченной мистерии «Война». Их поэтическая мощь и гуманистический пафос ощутимы и сегодня, после еще более страшных войн…

А последняя предреволюционная книга поэта называлась просто: «Оксана». Судьба подарила Асееву любовь, которая пройдет через всю жизнь. И дружбу – с Владимиром Маяковским, много определившую в его творчестве послереволюционных лет… Но это уже за пределами нашей сегодняшней темы.

Сергей ГИНДИН